Арнольд–китолов

Жираф появляется вновь

Серый жилет, серый цилиндр. И, разумеется, кабаре.

Это была первая история, рассказанная Арнольдом в тот вечер. Старая история. Ведь когда Арнольд Паскаль выступал перед публикой! Когда пел (с колоссальным успехом!) старые шлягеры: «Капли дождя», «Присядь к столу и посиди со мной полчасика!». Когда это было!

— И знаете, Росита, пожалуй, удачнее всего в этом шлягере название. А в названии — слово «полчасика». Не могу объяснить, но в этом заключено какое–то волшебство. «Присядь к столу и посиди со мной полчасика!»

— Вы сами написали?

— Текст?

— И текст, и музыку.

— Нет, нет, Росита! Я нашел превосходного композитора в лице Сильвестера Береги. Он был моим домашним композитором. Что касается текста, не отрицаю, в нем чувствуется моя рука. Например, сначала песня называлась так: «Сядь к моему столу!» «Старик, — сказал я автору текста, — это не пойдет! С этим я не могу выступать перед публикой. Надо сделать задушевнее. Интимнее». (Пауза.) Да, было нелегко. Мы крепко сцепились с автором текста. Трудный был парень. Но в конце концов он сдался. (Пауза.) К сожалению, его унес в могилу грипп. И тоже из–за его упрямства. У него еще держалась температура, а он не желал сидеть дома. Невозможно было его удержать. Не удивительно, что начались осложнения.

— О, осложнения!

Арнольду было что порассказать о болезни автора текста и об осложнениях после гриппа, но в этот момент откуда–то сверху спустилась лестница.

Росита просияла:

— Жираф!

Арнольд тоже засиял — правда, не столь ослепительно.

— В самом деле жираф. И наш друг Ноябрь Ковач.

— Прошу прощения, Ноябрь Шомло!

Из темноты выступил мальчик. Рядом с ним, словно опущенный шлагбаум, — жираф. Голова его в траве. Влажно сияющие глаза устремлены на Роситу.

«Где он бродил? Что пережил? Что испытал? Одно несомненно: он очень устал. Хорошо бы взять его голову, положить себе на колени и гладить, гладить…»

Так думала танцовщица. А вслух произнесла:

— Господин жираф! Я знала, что мы встретимся!

— А я не был в этом уверен, — вставил Арнольд. — Когда наш Ноябрь отправился с жирафом в путь, нельзя было предвидеть, где они найдут пристанище.

— Может, за решеткой, — заметил Ноябрь.

— За решеткой? За какой решеткой? — испугалась Росита.

— Я имею в виду зоосад, барышня.

— Уж не хотите ли вы отвести его обратно?

— А что делать? Право, право же, я все испробовал. Даже к своему дяде на участок его водил.

— А где участок вашего дяди?

— В Эрде.

— Пыльное место, — сказал Арнольд. — Грязное, нездоровое для жирафов.

— Там он по крайней мере хоть отдышался немного! Да и я с ним на пару. Но мой дядя корчил такие мины! Мол, что он будет делать с жирафом? Вот если бы он ремонтировал дом, то мог бы жирафа использовать. Повесил бы ему ведро на шею.

— Ведро на шею? Ужасно! — заохала Росита. (Будто ничего страшнее не могло произойти с жирафом.)

Жираф даже головы не поднял. Будто не о нем говорили. Иногда он прикрывал глаза, иногда косился на Роситу.

«Нельзя его прогонять, — думала танцовщица, — И Арнольд не должен рассказывать им о наших трудностях. Пусть немедленно что–нибудь придумает!»

Арнольд меланхолично повторял:

— В Эрде! Жираф в Эрде? Это абсурд!

Вдруг Ноябрь рассмеялся:

— Однажды мы переходили улицу на желтый свет. Светофор переключили, а мы идем! Тогда нас чуть не задержали. Меня и его. А вообще–то нас даже не замечали!

— Я ведь говорил!

— Как то увязались за нами детишки. «Циркачи! — кричали они. — Циркачи приехали!» Потом и они отстали.

Ноябрь опустился на траву подле жирафа.

— Не сердись, старина, но в самом деле нет другого выхода.

— Нет! Нельзя этого делать! — воскликнула Росита. — Ведь мы знаем, что ждет его за решеткой! Его будут забрасывать всякой…

Ноябрь упер подбородок в колени.

— Я должен отвести его назад. Только сначала мне хотелось заглянуть к вам.

Арнольд помрачнел:

— К нам уже нельзя заглянуть. К нам никто уже не заглянет. Мы сами бездомные. — И прежде чем кто–нибудь успел вымолвить слово, продолжал: — Если кто–нибудь думает, что мы вышли прогуляться, он очень ошибается. Нет, дорогой Ноябрь, это не вечерняя прогулка. Не маленькая экскурсия. Не следует приукрашивать действительность. Надо говорить прямо, без обиняков! Нас выставили. Выбросили. Вышвырнули.

— Арнольд!

— Да, да, Росита, надо смотреть правде в глаза. И признать, что в данный момент наше положение не самое радужное.

— Да уж, чего нет, того нет! — Жираф засмеялся и вдруг бросился на траву, — Не самое радужное. Нет, нет, нет! Не самое!

Его трясло от хохота. Он катался от хохота. Земля под ним тряслась, как при маленьком землетрясении.

А они трое — Арнольд, Росита и Ноябрь Шомло — с испуганным изумлением глядели на жирафа.

Ноябрь с опаской наклонился над ним.

— Я никогда не слышал, как ты смеешься. Значит, вот как смеются жирафы? Таким странным фальцетом?

«Таким детским голоском, — думала Росита. — И вроде всхлипывает. Только зачем он так брыкается?»

— Я знаю, что его доконало, — сказал Арнольд. — «Не самое». От этого выражения он и свихнулся.

Жираф умолк. Всхлипнул по–детски еще несколько раз, потом поднялся. Выпрямился.

— Ну, наконец–то перестал, — кивнул Арнольд. — Я уже боялся, что сюда вся округа сбежится. Нам пока не следует привлекать к себе внимание.

С кружащейся головой жираф сделал несколько шагов. Остановился. Вытянул вверх шею, словно желая снять луну с неба.

Арнольд внимательно следил за напряженно вытянутой шеей.

— Есть у меня одна мысль. Идея. Скромная идея, но все же… — Он окинул взором всю компанию. — Поздравляю вас! Труппа собрана! У нас есть труппа!

— Мы примем и жирафа? — спросила Росита.

— Разумеется. Он будет опорой труппы. Иначе говоря, ее столпом.

— Мы сделаем большой аттракцион с жирафом! Я вбегу по его шее, размахивая зонтиком…

— О, пожалуйста, бегайте на здоровье по моей шее! — послышалось с высоты. — С любым зонтиком! Хотите — от солнца, хотите — от дождя.

— Будет играть музыка. Тихонько бить барабаны.

Росита умолкла. Мысленно она слышала музыку, доносившуюся откуда–то из ночи. Цирковую музыку. На лице ее застыла улыбка экстаза.

Арнольд встал, выпрямился, осмотрелся. Глянул с холма вниз.

— Я еще не все продумал. Картина мне не совсем ясна. Не знаю, какую роль поручить Ноябрю Шомло.

— Я, наверное, не буду участвовать?

— Полно, полно! — Арнольд, задумавшись, разгуливал по холму. И потирал поясницу.

Росита в изумлении глядела на него. «Ходит, расхаживает, прогуливается. Встал на ноги! Я и представить себе не могла, что когда–нибудь…»

— Экспромты! Самое важное — импровизация! Впрочем, я весь начинен идеями. Теперь, когда никто не называет меня Куку, идеи так и сыплются из меня!

— Конечно, одно дело Арнольд, другое — Куку.

— Об этом и речь, мой милый Ноябрь. Конечно, Йолан Злюка–Пылюка сейчас рассмеялась бы мне в лицо: «Что это, Арнолька, из вас идеи сыплются? Не откроете ли секрета: к чему вы готовитесь?»

Арнольд Паскаль умолк.

Остальные тоже молчали, воцарилась глубокая тишина. Все ждали, пока Арнольд поделится с ними, к чему он тут, за садом, готовится в эту ночь.

Арнольд пристально наблюдал за жирафом.

— Только, пожалуйста, не щиплите звезды! Сейчас я не очень бы этому обрадовался.

— Я редко щиплю звезды. Я их не ем.

— Он их не ест, — эхом откликнулся Ноябрь Шомло.

— Хорошо, хорошо, я никого не хотел обидеть. Просто так заметил. (Пауза. Весьма эффектная пауза.) Йолан Злюку–Пылюку ожидает некий сюрприз, если она завтра сюда прилетит. А заключается сюрприз в том, что нас она здесь не застанет. Собственно говоря, я хотел бы проститься с ней, но на это у нас уже нет времени.

— Нет времени? — переспросила Росита.

— Да. Сегодня ночью мы уйдем. Покинем эту землю. — Он повременил немного. И с необычайной торжественностью добавил: — Я хочу сказать, что мы покинем земной шар.

Остальные трое не смели заговорить. Жираф просто остолбенел, а Ноябрь уселся рядом с ним на траву.

Арнольд тем же легким, светским тоном:

— Пока я не нашел лучшего решения вопроса. — Он взглянул на звездное небо. — И не думаю, что кто–нибудь нашел бы лучший выход для меня и моей труппы.

Остальные продолжали молчать.

Наконец Росита произнесла:

— Арнольд! У меня кружится голова!

— Не говорите, пожалуйста, этого, милая Росита. У танцовщицы голова никогда не должна кружиться. А вы прирожденная танцовщица. (Пауза.) Ну-с, то, к чему я сейчас готовлюсь, никакому Куку и не приснится. Не говоря уж об Арнольдике из горки. Арнольдик из горки! Оставьте, право! — Арнольд — эта полурастерзанная кукла с облезлым лбом — торжествующе улыбался: — А ты прислушайся внимательнее, Аги! Слышишь меня? Где бы ты сейчас ни была, слушай!

— С кем он говорит? — спросил Ноябрь.

Жираф, просунувший голову в ночное небо, тоже спросил:

— С кем говорит Арнольд?

— С ней, — кивнула Росита Омлетас. — Всегда только с ней. С некой Аги. Которая потеряла его когда–то, а потом забыла поискать.

— Арнольда потеряли?

— И не захотели искать?

Росита смотрела на Арнольда, которого потеряли и не захотели искать. Арнольда, который сейчас стоял и ждал чего–то. Может быть, ответного голоса. Того, что его окликнут откуда–то издалека.

Арнольд Паскаль шагнул к Росите. Взял ее за руку.

— Надо не спеша трогаться. Нет, барышня, как я ни ломаю себе голову, а найти другой арены не могу. — Он мотнул головой вверх.

— Арнольд Паскаль! Неужели?

— Да!.. Назовем это небесным куполом. И для нас это единственное место, по крайней мере, до поры до времени. — Он подвел Роситу к жирафу. Бросил мальчику через плечо: — Пошли, Ноябрь.

Ноябрь, опустив голову, встал сзади них.

— Там я хоть отдышусь немного.

— Но пока ты сможешь это сделать… Словом, теперь все зависит от жирафа.

— Не люблю, когда от меня что–нибудь зависит. Это никогда не сулит ничего хорошего. Но на меня вы можете рассчитывать.

— Все просто, — сказал Арнольд. — Прошу тебя только вытянуть голову поближе к луне. Этак небрежно, легко.

— Я — лестница?

— Что–то в этом роде. А когда мы заберемся наверх, то и тебя втащим.

— Обязательно втащите?

— Как ты можешь сомневаться! Ноябрь, прошу тебя, убеди своего друга! Поговори с ним!

Прежде чем Ноябрь успел вымолвить хоть слово, Росита обняла жирафа за ногу. Обеими руками обхватила его длинную, тонкую ногу.

— Я никогда не смогла бы разлучиться с тобой!

Арнольд покосился на Роситу.

— Какая пылкая привязанность! Эти слова равносильны признанию!

— В моем сердце нет больше сомнений, — послышалось с высоты. — В моем сердце расцвело совсем иное чувство.

Ноябрь обратился к Арнольду:

— Какое чувство расцвело у него в сердце?

— После расскажу, мой милый Ноябрь. Когда–нибудь в следующий раз.

Арнольд коснулся плеча Роситы:

— Вам, барышня, могу повторить то же самое. Когда–нибудь при более благоприятных обстоятельствах.

Они стояли внизу у ног жирафа, словно у подножия горного хребта, теряющегося в бесконечной вышине. Маленькая группка туристов.