Ну вот и всё, думал я. Гохард стоял напротив в своём чёрном, без единой цветной детали наряде, со своей аккуратной косичкой на плече. Он не выглядел ни пьяным, ни уставшим, а глаза горели ненавистью. И я прекрасно понимал, что теперь его ничто не остановит — точно не в эту безумную ночь, когда лазурным вмиг стало можно всё. Разве что снова чудо — но, кажется, лимит чудес на сегодня уже был исчерпан.
Вот тебе и обучение магии. Вот тебе и сестричкина победа в Солнечной битве, и аудиенция во дворце, и приструнение лазурных по матушкиному заданию. И возвращение обратно, к Катьке…
Я выставил ладонь вперёд, раздумывая, попробовать сначала обычный экран или сразу создавать белое зеркало? Иллюзий я не питал: и так понятно, что Гохарду, в одиночку уделавшему цеварка в ту ночь, я и в подмётки не гожусь. Но и разговаривать со взбешённым смотрящим было бесполезно. Пытаться удрать тоже — мы оказались в западне спиной к твёрдому как камень защитному экрану. Так что же теперь, стоять смирно и ждать, пока он размозжит нам с товарищами головы?
— Так что, багровые, кто вас выпустил? — прошипел Гохард, чуть не подавившись слюной — видно, не терпелось перейти от слов к делу.
— Идущий Ржак, господин смотрящий, — ляпнул Зутти.
— Что?
— Прошу заметить, господин смотрящий, — встрял Айр, воспользовавшись замешательством, — что я не багровый, я из Молочной Степи, и, думаю, здесь какая-то оши…
— Молчать! — рявкнул Гохард и ткнул пальцем в сторону Зутти. — Ты, повтори. Идущий Ржак вас выпустил?..
— Не совсем, господин. Он приходил посмотреть на нас и обронил ключ от наручников, и ещё дверь забыл закрыть…
Я решил, что самое время — пока смотрящий переваривает новость — и атаковал.
— Ах ты, жалкий… — захлебнулся злостью Гохард, с лёгкостью отбив удар.
— Я-то жалкий?.. — единственной надеждой оставалось вывести его из себя: или прибьёт поскорее, или на эмоциях сделает ошибку и даст мне шанс. — А по-моему, это ты жалкий, идиот в чёрном балахоне! Неспособный держать себя в руках, неспособный справиться с обидой чёрт-те сколькилетней давности!
За спиной послышался обречённый стон Йорфа. Лицо Гохарда окаменело. Давай, давай, смотрящий, поведись на провокацию. Терять-то мне уже нечего…
— Обидой? — тихо переспросил он.
— Подумаешь, моя матушка пришила твоего братца! — продолжал кривляться я. — Не за просто так, небось, пришила, за дело ведь? А скольких багровых ваше семейство тогда перебило? Что ж нам теперь, на всех ядом плеваться?
— Прочь, — Гохард дёрнул головой в сторону разинувших рты студентов за своей спиной. — Пошли все вон отсюда.
— Но, господин смотрящий! А если вам понадобится…
— ПРОЧЬ!..
Студенты подхватили бессознательных стражников и уцелевшие бутылки со спиртным и побрели вглубь золотого крыла. Я хмурился — провокация не удалась; напротив, Гохард теперь казался гораздо спокойнее. Он же молчал, ожидая, пока студенты за его спиной не покинут зону слышимости, лишь сверлил нас своим пронзительным взглядом.
— Мой братец был полным неудачником, — наконец выговорил он чуть ли не по слогам, как для слабоумных. — Он вечно лез куда не надо в попытках выслужиться, не утруждая себя включением мозгов. Полез и в тот день. Что было ожидаемо и даже не очень прискорбно. Мне и в голову не пришло бы мстить за него. Это всё, что ты знаешь, идущий Руто? Твоя мать тебе больше ничего не рассказывала?
Я в растерянности затряс головой. Совсем не такой реакции я ожидал от него.
Но на лицо Гохарда постепенно возвращалась привычная злобная гримаса.
— Она тебе даже не рассказала, — прошипел он. — Как обманом и шантажом выманила меня, перспективного чистокровного сына Лазурной Скалы, выкупила за гроши, использовала, не брезгуя жестокими издёвками и пытками, а потом вышвырнула прочь?
— Для чего использовала? — поинтересовался я, настороженно наблюдая, как разгорается красноватое свечение вокруг кончиков его пальцев.
— Для того, чтобы зачать тебя!.. — рявкнул Гохард и швырнулся в меня пригоршней жидкого огня.
Я уклонился в последний миг, стараясь не обращать внимания на полный боли вопль Йорфа. Сейчас главное — одолеть смотрящего. И не думать, не думать о том, что он мне только что сказал. Возможно, он вообще врёт. Использует против меня мой же приём, пытаясь вывести из душевного равновесия.
А ведь можно и подыграть.
— Не может быть! — как можно натуральнее воскликнул я. — Но как же вышло, что твой сын уродился такой бездарностью?
Вот это мне повезло — кажется, я попал в самое больное место. Гохард взвыл и обрушил на меня чудовищной силы, но совершенно неуклюжий удар, от которого я легко ушёл. Правда, теперь за спиной вскрикнул Зутти, а ещё что-то оглушительно треснуло, но это всё потом…
— Вот именно! — заорал смотрящий, чуть ли ни мизинцем отбивая мою неумелую атаку. — Демоны свидетели, сколько насмешек и позора мне пришлось вынести из-за тебя! Даже не из-за того, что пришлось носить чёрное в знак изгнания, а из-за твоей полной никчёмности! Если бы не доброта императрицы, которая приняла меня обратно в семью, запретила насмехаться надо мной, запретила вызывать меня на поединки, устроила работать в академию…
У него кончилось дыхание, и вместо дальнейших криков он просто запустил в меня новой порцией огня. Я как раз закончил материализовывать белое зеркало, и оставалось только правильно отбить. Не зря я тренировался с Гриндой рассчитывать траекторию отражения — огненный всполох, хоть и растерявший часть своей силы, полетел прямо в своего хозяина. Гохард резко присел, уходя от снаряда, но косичка его при этом взлетела вверх, попала в огонь и загорелась.
— Ах ты… — выдохнул он, хлопая по волосам, чтобы потушить пламя. Чёрный шнурок, удерживающий их, слетел, и они рассыпались по его плечам волнистыми волнами.
Только сейчас я обратил внимание, что волосы-то у меня такие же, даром что гораздо короче. Да и вообще уже было ясно, что Гохард не врал про отцовство: он мог быть хорошим актёром, но не настолько.
Справившись с пожаром, он бросил мрачный взгляд на белое зеркало, которое я всё ещё удерживал перед собой и принялся совершать странные манипуляции ладонями, потирая их одну о другую ритмичными круговыми движениями. Я вспомнил слова Гринды про сложные в исполнении удары-иглы, способные пробить даже белое зеркало. Стало быть, господин смотрящий тоже не пренебрегает запретной привилежной магией?
Сделав вид, что собираюсь отбивать удар, я незаметно подсогнул колени и переместил вес на левую стопу. А когда магическая игла наконец полетела в меня, резко развернулся и перенаправил её прямиком в экран, преграждающий путь в белое крыло. Защитное поле дрогнуло и рассыпалось — кажется, оно уже было повреждено в тот раз, когда Гохард ударил со всей злости.
Что ж, минус проблема. Осталось только…
Пронзительный тройной вопль разорвал тишину коридора. Гохард дёрнулся и защитился сразу двумя экранами от несущихся на него ударов Йорфа и молочного, но подставил спину Зутти — чем тот не преминул воспользоваться. Я, не мешкая, подхватил инициативу и опрокинул оглушённого смотрящего наземь, почти наверняка вышибив дух.
Минус обе проблемы.
— Вы как? — осведомился я у товарищей.
— Кажется, рука сломана, — пожаловался бледный Йорф, осторожно дотрагиваясь до собственного плеча.
— Я в порядке, — жизнерадостно отозвался Зутти. — Только рёбра побаливают. Наверное, треснули. Ничего, заживут.
Молочный высокомерно промолчал, но судя по кровоподтёкам на лбу и щеке, ему тоже досталось.
— Добьёшь его? — тихо поинтересовался Йорф, глядя, как я склоняюсь над неподвижным Гохардом, чтобы проверить пульс.
— Не, — решил я. — У меня есть один план, и этот придурок может пригодиться. Потом…
— Ну и хорошо, — неожиданно серьёзно заявил Зутти. — Не годится это, убивать собственного отца.
— Он хотел убить меня, — сухо напомнил я. — Собственного сына.
— Ваши запутанные семейные дела безумно занимательные, но может, уже пойдём за девушками? — вмешался молочный, указывая в пустой белый коридор.
— Само собой.
И уже шагая вперёд, я услышал, как Йорф тихо бормочет за спиной, будто и не ко мне обращаясь:
— Не хотел он убивать тебя, Руто… Хотел бы — сразу бы убил.