Багровый Руто

Глава 70. Ценные жизни

Находчивые строители выточили половину зала прямо в скале. Пол, стены и потолок здесь были из шлифованного тёмного гранита, по которому бежали яркие прожилки голубой с зеленоватым оттенком породы. Вторая половина сияла теми самыми белизной, лазурью и серебром, которые я себе пытался представить. Трон, причудливое резное креслице с завитушками и щедрой инкрустацией, возвышался ровно на стыке этих двух палитр. Солидную часть противоположной скале стены занимало гигантское окно в пол, примерно как в медном поместье. Только вот вид отсюда открывался куда внушительнее: дворец располагался высоко в горах, и картина окружённой заснеженными пиками долины далеко внизу попросту кружила голову.

На стене тёмной половины висели в ряд квадратные штандарты с бахромой. И если сочетания цветов, характерные для каждой из двенадцати семей, я узнавал, то изображения видел впервые. Как, например, силуэт озера с впадающей в него рекой — багровый на чёрном фоне. Тряхнув головой, я сказал себе, что будет ещё время всё хорошенько разглядеть, а сейчас пора действовать.

Залитый утренним светом зал уже наполовину заполнился перешедшими через портал, когда Курвинда, что сторожила у дверей, вдруг воскликнула:

— Кто-то идёт! Замереть.

Все мигом рассредоточились по стенам и затаили дыхание. С десяток лиловых воительниц встали у дверей наготове, выставив ладони. Через какое-то время послышались шаги, голоса и лязг чего-то металлического. Створки распахнулись и впустили в зал троих увлечённых спором парней со швабрами и железными вёдрами.

— …не будут брать больше пленных, держать негде! — всезнающим тоном втолковывал один.

— Куда они денутся? Не убивать же всех мятежников. Кто налоги будет платить? То, что пунцовых вырезали, это и так удар для казны.

— Ты в катакомбах был? Все камеры заняты. Куда госпожа императрица должна новых сажать?

— У неё есть ещё третий путь, — произнесла Садрина, захлопывая двери за спиной уборщиков. — Выпустить всех и сесть туда самой, вместе с родственничками.

— Вместе с приспешниками, — сладким голосом поправила Курвинда.

На лице главы лиловых, однако, ясно читалось: она сказала то, что хотела сказать.

Вёдра с грохотом полетели на пол. Уборщики затравленно заозирались. По залу понеслись смешки.

— Ну что, эксперты, — произнёс я, отбирая швабру у одного из них, здоровяка на полторы головы выше. — На колени. Руки за спину. Раз уж разбираетесь в политике, то знаете, кто я такой?

— Ты — тот псих из пророчества, — пробормотал здоровяк, послушно опускаясь на пол. — Багровый Руто.

— Отлично. А чего я хочу, тоже знаете?

— Убить нас всех…

— На кой мне это сдалось? — удивился я. — Не, убить я планирую только сумасшедшую бабку, которая тут всем заправляет.

— Какую бабку? — дрожащим голосом переспросил второй уборщик.

— Императрицу! — рассердился я. — Мне же куда проще будет стать императором, если она умрёт.

Лица всех троих озарились пониманием, и я едва сдержался от того, чтобы хлопнуть себя по лбу: не заметив откровенной иронии, парни приняли мои слова за чистую монету.

— Я к тому, что мы не собираемся причинять вреда ни вам, ни вашим товарищам, если вы с ними будете с нами сотрудничать.

— Сотрудничать?..

— Именно. Рассказывайте, что сейчас происходит на Лазурной Скале?

— Ну, все готовятся к бою. Наступления ждут со стороны Болот… — его взгляд упал на искрящийся портал в углу зала. — А как…

— Сколько воинов готовы к бою? Кто командует?

— Не говори им, Хохм! — побледнев от страха, взмолился самый мелкий из троих. — Не предавай…

Он дёрнулся и захлебнулся. Из уголка рта потекла кровь. Глава лиловых вытащила из его шеи короткий прямой кинжал — должно быть, тот самый, которым она зарезала собственную сестру — и брезгливо стёрла с него кровь рубахой парня за пару секунд до того, как он рухнул на каменный пол лицом вниз.

— Какого демона, госпожа Садрина? — зарычал я.

— Для наглядности, — как ни в чём не бывало пожала плечами она. — Уймись, багровый. Это всего лишь безродный вражеский слуга. Продолжай.

— Безродный слуга, госпожа? Да какая нахрен разница, кто он такой? Это был человек, живой человек — ещё и храбрец. Но он не угрожал вам, стоял на коленях к вам спиной… И вы просто так взяли и зарезали его?

И она, и вообще почти все вокруг смотрели на меня удивлённо. Я, наверное, говорил странные вещи. Странные для этого жестокого мира; странные даже для моего мира, учитывая, чем я сам в нём занимался. Но я был сыт по горло. Пожалуй, умерев один раз и получив шанс на вторую жизнь, начинаешь по-другому к ней относиться. Можно, конечно, скатиться в крайность и начать жечь города… Или можно призадуматься, и тогда на ум приходят удивительные вещи.

— Слушайте все! — заорал я, обращаясь к и без того притихшим мятежникам. — Это первое и последнее предупреждение. Каждая жизнь ценна. Вот так вот, — я указал на неподвижного уборщика в луже крови, — делать не надо. Одно дело — убить воина в сражении, когда стоит выбор между вашей или его жизнью; и совсем другое — убить беззащитного, безобидного, особенно когда других вариантов множество. Это низко и недостойно. Это то, с чем мы пришли сюда бороться. Тот, кто так поступит в следующий раз, наказание примет лично из моих рук! Ясно?

Я обвёл их глазами. Они поняли меня. На лицах девушек и женщин читалась некоторая растерянность — новое правило было непривычным, но в то же время определённо оказалось многим по душе. А вот судя по полным ликования мужским глазам, с этой стороны я мог заручиться безоговорочной поддержкой. Приятно ведь в кои-то веки узнать, что и твоя жизнь чего-то стоит.

Здоровяк за моей спиной прочистил горло и начал говорить — сам. Я выслушал то основное, что хотел услышать, и оставил его договаривать подробности военачальницам.

— Идём, — кивнул я небольшому отряду самых нетерпеливых, сбившемуся у дверей.

— Куда? — пришла в ужас Гринда.

— Слышала же. В катакомбы, освобождать наших родных. Остальные прикроют.

— Да, но — по плану ты не идёшь с нами, это опасно, ты…

— Я меняю план и иду с вами.

За дверями оказался не коридор, а гостиная с камином, креслами, вычурными декорациями и ещё несколькими дверьми. У одной из них, на противоположном конце комнаты, как раз замер с подносом в руках ещё один слуга — пожилой, в изящной бирюзовой ливрее. Он не успел даже взяться за дверную ручку — завяз в обездвиживающем поле, выпущенном облепившими его шикшнями. Я проследил, как его уносят, и направился дальше.

Здесь не было никакой лестницы, ведущей в подвалы — просто комнаты уходили вглубь и вглубь скалы, становились проще и темнее. Пару раз пришлось вышибать двери — и вот, наконец, мы оказались в длинном, узком и скудно освещённом коридоре, в конце которого виднелась одна-единственная дверь, обитая рыжим металлом.

Пока мы торопливо совещались, что делать с неожиданной, не поддающейся магии преградой, Курвинда, нагнавшая нас, вздохнула, вытащила из-за пазухи ключ и отперла замок.

— Ты что, всегда его с собой носишь? — оторопело спросил я, глядя в тёмный проём.

— Захватила с собой. Подумала, что может понадобиться, — невинно улыбнулась косоглазая.

Я прекрасно помнил, что она не уходила со двора академии и уж точно не успела бы сбегать к себе в спальню, но времени на расспросы не было. Не слушая протестов Гринды и Йорфа, я зажёг яркий язычок огня над ладонью и направился вглубь коридора, внимательно вглядываясь в измождённых, прикрывающих глаза от непривычного света узников за толстыми решётками по обеим сторонам. Шёл долго, предоставив товарищам расспрашивать и освобождать пленников, пока не остановился напротив одной из камер.

— Здравствуй, матушка.