Баллада о Звездной Республике

Глава 19. Двести пятьдесят километров

Обгорелый остов «Кречета» утонул еще ночью. Баллон со смесью для дыхания опустел. От прочного скафандра остались обломки экзоскелета и почерневшие куски лавсана. Надетый под него сетчатый костюм охлаждения превратился в лохмотья.

Теперь Сибирцев дышал истинным воздухом Верума – таким, как есть, терпким и странным, и не ощущал признаков гипоксии. Увеличенная сила тяжести тоже не мучила капитана – мучил только голод. После регенерация каждая клетка, каждый нерв требовали еды-еды-еды... Капитан осмотрелся – от равнины его отделял залив, далеко севере маячили горы.

«Нужно найти пищу, любую пригодную органику». Сибирцев освободился от остатков скафандра, вернулся в полосу прибоя, прошел ее, и погрузился в воду с головой, обшаривая камни. Уши залило, кожу щипало, под руки попалось нечто скользкое, неопределенное, похожее на морскую губку. Сибирцев вынырнул, стряхнул воду с лица и осмотрел добычу – бурый скользкий комок. «Если я съем такое, могу отравиться… Если не съем... возможно, умру от истощения». Он попробовал кусок «губки» и не смог оторваться от нее, пока не проглотил все, до конца. Две «губки» приглушили чувство голода, три – насытили капитана полностью.

Светало. Это означало, что с момента аварии «Кречета» прошло около девяти земных дней.

«Я падал минуты. Умирал тоже минуты. Значит, девять дней я пролежал в полосе прибоя в коме, но не захлебнулся и не пошел на корм животным. Или, возможно, все же захлебнулся и даже отчасти пошел на корм, но восстановился».

Сибирцева передернуло. Он выбрался на берег и еще раз осмотрел руки, выискивая следы мелких острых зубов. Нет, чисто.

«Лагерь далеко. Судя по очертаниям гор – где-то километров сто по прямой и километров двести пятьдесят, если идти по суше. Маячок в браслете испорчен, но "Алконост" наверняка отбил атаку, а потом меня будут искать и не бросят. Впереди примерно двести земных часов светлого времени. Грунт ровный. Я пойду пешком почти как по дороге, и, конечно, дойду». Он задумался о воде – горько-соленая из залива, не годилась для питься. Мясо «губок» содержало некоторое количество почти пресной влаги. Он мог наловить их, но не знал, куда положить.

– Рюкзак бы сюда, флягу, котелок, нож. Как думаешь, батя?

Испорченный браслет молчал, наушник потерялся.

– Ладно, придумаем что-нибудь.

Сибирев собрал оставшиеся от скафандра обрывки лавсана, соорудил из них грубое подобие мешка и собрал туда столько «губок», сколько сумел. Остатки лавсановой ткани намотал на себя наподобие пончо. Поискал нож из набора выживания, но от давно канул на дно, зато в полосе прибоя нашлось нечто вроде половины раковины моллюска.

Оставаться на месте больше не имело смысла, и капитал отправился в путь, ориентируясь по положению «красного карлика» на небосклоне. Дул ледяной ветер, Сибирцева била дрожь, но конечности до сих пор слушались и он заставил себя «не обращать внимание на мелочи». Унылое однообразное побережье почти не менялось. Ни выброшенной штормом коряги, ни мертвых медуз, как на Земле -- только галька под ногами и бесконечный гребни волн. Северные горы оставались бесконечно далекими и, казалось, застыли на месте.

Увеличенная сила тяжести нагружала мышцы. Через час Сибирцев даже согрелся. Через три часа на лбу выступила испарина. Через пять часов он очень сильно устал. Через семь — понял, что усталость валит с ног.

Тогда Сибирцев сел на песок, подавив на отвращение, поел «губок», потом улегся, завернулся в лавсан с головой и проспал час. Проснулся капитан «Алконоста» от странного звука – его словно бы позвали по имени.

– Батя, ты?

Браслет был мертв, призрак отца, возможно, ушел навсегда. В десяти метрах от капитана, уткнувшись головой в песок, лежал человек. Чужак был одет в комбинезон наподобие летного, с яркими шевронами на рукаве, и, очевидно, ранен – песок под торсом пропитала кровь. Раненый слабо шевелился, движения его рук скорее походили на судороги. В полуметре от скрюченных пальцев валялся пистолет незнакомого образца...

Сибирцев, молниеносно сократил расстояние, забрал пистолет, а потом перевернул раненого на бок – тот, похоже, захлёбывалcя рвотой.

От движения незнакомец пришел в себя, некоторое время он кашлял и отплевывался. В очень светлых ледяных глазах стояли слезы удушья.

– Кто вы? Имя, звание, корабль? Кто командир?

При звуке чужого голоса глаза раненого расширились. Он, казалось, был ошарашен и в растерянности оглядывал закутанного в рванину Сибирцева.

– Аппарато малбо. Алиан локон…

Фонетика языка казалась чужой, но слова -- странно знакомыми. «Аппарато… аппарат, может быть устройство. Малбо… черт знает, что это. Алиан – алиен, чужой. Локон, может быть, локация, то есть, место…»

В сознании сложился пазл. Чужак говорил на видоизмененном эсперанто. «Устройство неисправно. Другое место».

– Ку виа шипо атакис нин? [ваш корабль атаковал нас? (ломаное эсперанто)]

Человек, кажется, понял правильно.

– Не-не, – пробормотал он и вяло мотнул головой.

– Де кие ви эстас?[Откуда вы? (эсперанто)]

-- Алия мондо.

Сказанное не нуждалось в переводе и означало «другой мир».

– Что за устройство вы имели в виду? Где оно? – снова спросил Сибирцев,кое-ка составляя фразы на эсперанто, но раненый больше не отвечал. Кровотечение и дефицит кислорода уже сказывались – кожа побледнела, вкруг губ проступила синева, дыхание сделалось хриплым.

В надежде отыскать подобие перевязочного пакета, Сибирцев обшарил одежду чужака, но обнаружил только металлическую пластинку толщиной в ладонь с площадью с пол ладони.

– Чем я могу тебе помочь? Связь есть?

Этот вопрос, снова произнесенный на эсперанто, так и остался без ответа. Вскоре раненый умер, не проронив больше ни слова, и после короткой агонии.

Сибирцев какое-то время сидел на песке, собираясь с мыслями. «Здесь нет птиц-падальщиков, они не растерзают тело. Прости, брат, но мне сейчас не до похорон. Еще раз прости – я позаимствую твои ботинки».

Он обул собственные ноги, на которых бесчисленные царапины уже успели регенерировать много раз. Потом закрыл мертвецу глаза, а его обмякшие руки, с характерными мозолями от оружия, скрестил на груди. Потом капитан собрал немного камней и сложил символическую пирамидку в ногах покойного.

– Покойся с миром, брат. Если выживу, моя команда тебя похоронит. Если нет – до встречи на Млечном Пути.

Сибирцев осмотрел трофейный пистолет, принцип действия не понял и сунул оружие под балахон, после чего зашагал дальше -- ботинках это получалось быстрее. Следующий привал он сделал еще через семь часов, и полноценно выспался, устроившись под защитой большого камня и прикрыв лоскутом лавсана глаза. Капитану снились земные чайки и земной прибой, душистые кипарисовые рощи, деревья, ветви которых гнули от спелых плодов, длинные столы, блюда мяса, караваи хлеба...

Сибирцев проснулся -- уже не такой усталый, но гораздо более голодный. Длинный день Верума шел свои чередом. Запас «губок» почти закончился, пришлось снова лезть в воду, но улов оказался скудным.

Сибирцев съел все, что осталось и что сумел поймать, после чего устроил двенадцатичасовой переход без отдыха и добрался наконец до дальней точки залива.

Отсюда путь к лагерю поворачивал на северо-восток и пролегал по суше. Разум Сибирцева, подавленный чудовищной регенерацией, голодом и гипоксией, лишь сейчас обратился к очевидным рискам. «Что, если лагерь полностью разгромлен? Что, если, все «Кречеты» и «Алконост» погибли в бою?»

Несмотря на туман в мыслях, он попытался вспомнить, что видел и сделал перед собственным падением в атмосферу. Рой он, безусловно, замедлил и частично уничтожил. Корабль-матка не выглядел ровней «Алконосту», так что по крайне мере часть экспедиции имела все шансы выжить. «Хватит рефлексии, только вперед. Я нужен команде. Если все сложится, как задумано, буду дома через двадцать пять часов».

Запасы «губок» закончились, оставшийся от них мешок Сибирцев пустил в дело – соорудил их него подобие капюшона. Так он и шел следующие пять часов, в конце которых наткнулся на реку-ручей, шириной не более метра. Вода в ней оказалась пресная. Отогнав мысли о токсичных примесях, капитан опустился на четвереньки и выпил столько, сколько вместилось в желудок. Истощение уже сказывалось. Клонило в сон, потертости на пятках от ботинок почти не регенерировали. Высокий, прежде атлетического сложения, капитан «Алконоста» сделался поджарым словно борзая – он понял это, рассматривая выступившие суставы, похожие на веревки мускулы рук и отражение осунувшегося лица в воде. «Нужно двигаться. Всего двадцать часов, меньше половины. Я справлюсь».

Он шел сначала быстро, потом медленнее, и, наконец, едва плелся на ослабевших ногах. Внутри ботинок теперь хлюпало, он стащил неудобную обувь, но не выбросил, а привязал к поясу, а потом снова побрел, оставляя кровавый след. Каменистая равнина сменилась между тем песчаным полем с отдельными каменными плитами, в этот миг инстинкт выживания заставил Сибирцева остановиться.

Песок шевелился. Он шевелился от края скалы и до границы видимости – километров на пять вперед. Похожие на червей слепые существа то погружались в почву, то поднимались на поверхность, извиваясь и сплетаясь. Ничтожные по отдельности, вместе они образовывали огромную биомассу.

– Да вашу ж мать, – пробормотал Сибирцев, отвязал от пояса один окровавленный ботинок и швырнул его в песок.

Результат не заставил себя ждать. Грунт «вскипел». Тысячи тварей бросились к добыче, самые проворные и удачливые, оплели ее и утащили подслой песка.

Стоя на безопасной каменной плите Сибирцев тоскливо рассматривал это кишение чужой жизни. «На еще один путь в обход меня не хватит. Разве что по камням попрыгать».

Перед тем, как рискнуть, он отдохнул, хотя этому здорово мешала вернувшаяся гипоксия. Потом, оценив расстояние, прыгнул метра на два до ближнего камня. Второй прыжок был короче – почти обычный шаг, но следующий – на три метра, дался измученному капитану тяжело.

Он так и двигался, то прыгая, то шагая, и при каждом следующем прыжке рискуя упасть в убийственный песок.

До границы песков оставалось всего метров сто, когда Сибирцев оступился. Нога по щиколотку ушла в грунт, он ту же вытащил ее, отодрал и отшвырнул живую бороду из червей. Пострадал в основном большой палец, на конце под кожей что-то шевелилось и двигалось. Сибирцев зажал основание пальца, перетянул его лавсаном надеясь так замедлить движение. Он вытащил из-под лохмотьев подобранную на берегу острую раковину, поставил ступню на ровное место и одни ударом отсек палец. Отделенный от тела кусочек плоти шевелился изнутри, и Сибирцев сбросил его в песок. О боли он старался не думать, ному перевязал все тем же лавсаном от скафандра и двинулся дальше, прыгая на одной ноге или опираясь на пятку.

Песок через сто метров закончился. Кишение чужой жизни прекратилось. Все так же дул ветер, но сделался чуть теплее. Длинный день Верума продолжался и даже не достиг свое середины. Впереди лежала каменистая равнина – безжизненная, но относительно безопасная.

* * *

Вечеров допил крепкий кофе у себя в каюте, связался с Ленцем и пришел к нему в стрелковый отсек. Здесь, в отдельном бронированном шкафу, хранилось оружие – пистолеты разных систем, винтовки – штурмовые и снайперские, станеры, излучатели против техники и людей. Все это предназначалось исключительно для тренировок по мишеням – движущимся и статичным, реальным и голографическим.

Ленц был мрачен, против обыкновения, довольно тих и только что, целясь киберглазом, отстрелял серию.

– Ну, рассказывай, Саша, что узнал, – только и сказал он.

– Девушка, без сомнения, «человек будущего» – это раз. Она, как я и думал, приемная дочь Оболенских – это два. Удочерили рано, прежнюю жизнь она почти не помнит. На «Алконост» попала по искреннему сильному желанию исследовать космос. Примерно за два месяца до этого на нее вышла тайная организация сверхлюдей и попросила об услуге – проследить на борту за Мартыновым и не дать ему сорвать экспедицию.

– Деваха врет.

– Мой детектор показывает, что не врет.

– Ерунда. Сверхлюди обманывают детекторы.

– Это ты только что придумал. Ничего они не обманывают, не для этого были созданы.

– Ну, ладно, и что там еще?

– Оболенская с самого начала знала про доппельгангера, но оценивает его роль очень своеобразно. Утверждает, что он выполнял схожую миссию, защищал «Алконост» от диверсии при случае должен был устранить Мартынова-первого.

– Ну, чушь же… Мартынова-первого остановили мы с тобой.

– Да, мы, и не удивительно – доппельгангер в момент перехода оказался заперт в трюме. Не случись такое, мы бы, возможно, увидели эпическую драку двух Мартыновых. Оболенская покинула в капсулу и попыталась действовать сама, но из-за добросердечной Нечаевой, которая бросилась спасать подругу, на мостик не успела. Наша супербарышня почему-то считает, что теперь ее выкинут в шлюз. Вероятно, те самые «люди будущего» промыли ей мозги.

– Н-да… Хреново, – только и сумел сказать Ленц. – Валееву-то хоть доложил? – добавил он.

– Сразу же.

– Что старпом собирается делать?

– Видимо, ничего. Оболенскую признают не виновной ни в чем, кроме бытовой драки с Нечаевой, и отправят обратно в лабораторию Петровского – там у нее полно работы.

– Меня больше заботит тайная организация сверхлюдей на Земле.

– Меня – тоже, но до Земли около двенадцати световых лет. Я предложил Валееву составить и отправить в Москву капсулу с информацией по делу. На досветовой скорости, конечно.

– И когда мы получим ответ?

– Риторический вопрос. Сам знаешь, когда. Если не построим «Эфир», то через двадцать четыре года, если, конечно, не дадим к тому времени дуба. В любом случае, все эти манипуляции больше для очистки совести – на земные дела мы отсюда не повлияем.

– Хреново.

– Хреново – это мягко сказано. Знаешь, Роберт, я никому, кроме Сибирцева, не рассказывал, но… в юности я сглупил и женился на суперженщине.

– Ну, ты даешь! И как оно было?

– Альда меня бросила.

– Что бросила, это понятно, я про другое.

– Не вдаваясь в подробности – горячая штучка.

– Черт! Как же я тебе завидую...

– Вообще-то, завидовать нечему. Уже после развода она засветилась в Стальных Триадах.

– Думаешь, люди, которые вышли на Оболенскую, оттуда же?

– Едва ли. Триады действуют прямолинейно и грубо. А тут – изящная многоходовочка. На первом плане – благородное желание спасти «Алконост», но почему-то втайне от команды самого «Алконоста» и от Центра. На втором – вербовка для этой цели девчонки двадцати лет, что само по себе странно. Ну и, наконец, они же суперлюди. Могли силовым образом задержать диверсанта на Земле, но почему-то тянули резину до последнего.

– Может, они пробовали, но не смогли.

– Тут ты прав. Всякое бывает.

– Я собрал кое-какие обломки с грунта, отправил Петровскому, он говорит, дроны Роя земного происхождения и сделаны примерно тридцать лет назад. Получается, корабль-матка летел к Веруму одновременно с нашим первым беспилотным челноком на досветовой, то есть, кто-то там, на Земле, играет в долгую.

– Хотел бы я знать, кто.

– И я бы хотел, но сейчас мы ничего сделать не сможем. Остается только строить «Эфир» и держать ухо востро.

– Ладно, будем вкалывать как черти, надеяться и верить. А пока, если хочешь – присоединяйся, постреляем по мишеням. Кто выиграет по очкам, тот забирает обе порции пива. Скоро оно совсем закончится, и мы станем идеальными трезвенниками. Ну, как, согласен?

-- Согласен.

-- Излучатели или огнестрел?

-- Огнестрел.

-- Хорошо, поехали. Чур, я первый. Мишень -- случайная.

... Ленцу повезло, ему выпала модель сразу нескольких малых дронов. На каждый он потратил по одному патрону. Иллюзии одна за другой вспыхивали и рассыпались икрами.

-- Теперь твоя очередь.

Вечеров встал наизготовку. Через миг в воздухе материализовалась фигура условного террориста в тяжелой броне, но при этом досадно подвижного. Пять патронов из двадцати угодили в непробиваемую защиту, зато остальные пятнадцать Вечеров распределил между конечностями и прочими незащищенными частями врага. Террорист рявкнул, рухнул мешком и растворился в воздухе.

-- Один-один, пока ничья, так что продолжаем...

Продолжить, впрочем, не удалось -- пришел вызов от старпома Валеева.

– Товарищ Вечеров, товарищ Ленц, срочно готовьтесь к высадке на грунт. Хорошие новости – наш капитан вернулся.