Глава 20. Критерий выбора

Колесная машина «Варан» (тип -- малая амфибия) в одиночку уходила на запад. Управлял бортом один из техников, Ленц и Вечеров расположились на заднем сиденье, еще два места занимала охрана.

– Капитан что-то рассказывал про червей, ну и где они? -- проворчал Ленц, рассматривая каменистую равнину.

– Черви, скорее всего, в песке.

– Сатурн, поворачивай к пескам, – приказал Ленц, который отлично помнил все позывные не только своих десантников, но и водителей из технической части Ганина.

«Варан» сменил курс, вскоре из-под колес поднялась густая пыль.

– Ну и есть там что? Не вижу, черт…

Десантники тоже приникли к окнам.

– Вроде, что-то шевелится, товарищ старший лейтенант.

– «Вроде» – это не ответ. Что у тебя в кармане оттопырилось? Еда? Открой окно, подкинь органики на грунт.

В кармане у десантника лежало яблоко. Парень с сожалением задержал в ладони редкий на Веруме фрукт, пару раз смачно от него откусил, и швырнул в окно огрызок.

Грунт мгновенно «вскипел», похожие на опарышей существа бросились за добычей. Огрызок уже распался, но круг червей продолжал расти. Некоторые пытались забираться на колеса «Варана», возможно, привлеченные запахом резины и смазки.

– Закрыть окно! Сатурн, тактическое отступление!

Взревел мотор, амфибия, загребая колесами раздавленную фауну, развернулась и выехала на твердый грунт. Брезгливый Вечеров поежился и на вский случай осмотрел пол под ногами.

– Что они тут едят? Под слоем песка есть органика?

– Не знаю, Саша, – честно ответил Ленц. – Спросим потом у Петровского, пускай его умная голова подумает.

– Ладно, спрошу.

«Варан» трясло в мелких камнях. До цели по прямой оставалось полтора часа хода. Десантники с любопытством смотрели по сторонам. Вечеров поправил маску и очки, активировал браслет и переключил диалог с Ленцем на ментальный ввод.

Способ был удобный для конфиденциального разговора, но не самый простой в исполнении. Думать следовало медленно и четко, беззвучно проговаривая слова. Закрепленная на голове гарнитура улавливала сигнал, браслет превращал его в текст и отправлял на тактический дисплей очков собеседника. Ответ приходил тем же способом, и оставался полностью скрытым от посторонних.

– Что думаешь насчет командира? – без обиняков спросил Вечеров.

– Сибирцев – мужик. В воде не тонет, в огне не горит. Судя по записям со сканеров, таранил флагман противника. Один, лично. На «Кречете». Вообще-то, такое – верная смерть.

– А что думаешь насчет его выживания?

– А вот тут – мутно. Капитан в основном спит под лекарствами. Корниенко говорит – сильное истощение организма. Сибирцев, вроде, говорил, будто что у него сами собой зажили ожоги. Корниенко ему возражал – не может быть.

– Почему?

– Ожоги зарастают у сверхлюдей. Вот, у заразы Оболенской на заднице они зарастут, если, конечно, возникнут. А капитан – не сверхчеловек. Корниенко специально делал анализы. Говорит – сейчас регенерация у Сибирцева как у всех. Палец на ноге не отрос, но пришьют синтетический.

– При падении с орбиты не выживают.

– Да, верно… Но небольшая вероятность имеется. Одна миллионная, но не ноль. Да пойми ты, Саша, у Сибирцева – семья. Двое детей остались на Земле. У «сверхов» детей не бывает, тебе ли не знать. Капитана никто искусственно не создавал. Есть его фотографии, в том числе старые, в том числе детские. Мать переехала на Марс десять лет назад. Отец давно погиб, но ведь был…

– Доступ к личным делам и у меня имеется. Помнишь, как погиб отец Сибирцева?

– Летал на лайнере как КВС и разбился из-за неполадки автопилота.

– Все верно. Это случилось сорок лет назад. Сибирцев был ребенком и один выжил на том самом лайнере. Аналогии не возникают?

Черт! – Этот ментальный сигнал Ленца система выделили курсивом. – Ну, ты, Саша, голова. Один-ноль, признаю свою ошибку. Сибирцев оба раза он падал в море. Возможно, вода активировала регенерацию.

– Да. И не навсегда, а на время.

– Для выживания хватило. Полезное качество.

– Думаешь, он заранее знал?

– Не факт. В любом случае, гореть заживо – так себе ощущение, так что подвига Сибирцева это не умаляет. Меня, Саша, тревожит другое – количество неучтенных мутаций на «Алконосте», и что с ними делать.

– Не горячись. У нас тут всего два случая – Оболенская и сам капитан. Мутация статуса, звания и прав не меняет. По большому счету это – приватная информация и огласке не подлежит.

– То есть, если Сибирцев захочет – расскажет страшим офицерам, если не захочет – не расскажет.

– Зришь в корень, старлей. Не знаю, куда толкнет Сибирева совесть, но рассказывать он не обязан.

– Тогда у меня вопрос, Саша… и хотелось бы получить честный ответ.

– Валяй, спрашивай.

– Там, на Земле, ты получил особые полномочия, про которые я не знаю?

– Хочешь спросить – полномочия на отстранение офицеров? Да, получил. Учитывая кровавую историю с челноком, мне их дали. Я имею право лишить полномочий и арестовать любого – Сибирцева, тебя… чуть было не сказал «себя самого».

– Ха-ха. Хорошая шутка.

– В каждой шутке -- доля правды. Мы не на Земле, Роберт. Этика и иерархия Федерации остались за спиной. Ясно одно – Сибирцева на «Алконосте» любят и безоговорочно ему верят. Вздумай я отстранить капитана без понятных всем причин, и такие действия назовут бунтом. Меня самого арестуют, или, учитывая, что нервы у людей на пределе, могут и пристрелить.

– Думаешь, эти самые причины возникнут?

– Надеюсь, нет.

– Слушай, друг, я никак не пойму – чем опасна способность выживать в агрессивной среде?

– Сама по себе полезна, а не опасна. Опасен человеческий фактор. Если почти бессмертный человек командует простыми смертными, он может потерять берега и превысить пределы риска. Для него лично – смерти нет, а без страха смерти многое, поверь, меняется. До сих пор Сибирцев не знал о своем качестве. Теперь – знает. Посмотрим, что изменится. И давай, договоримся – этот разговор останется между нами.

– Согласен, между нами. Однако, в ситуации паршиво все – и то, что она есть, и то, что у тебя такие мысли. Сибирцев пожертвовал собой ради «Алконоста». Это проверка кровью, и я на его стороне.

– Понял. Давай, закончим этот разговор, Роберт. Я тоже уважаю Сибирцева, но в первую очередь лоялен Федерации. Если выбор делать не придется, буду только рад.

Вечеров отключил ментальную связь. От непривычного напряжения перед глазами мельтешили темные мушки. «Варан» тем временем приблизился к заливу, въехал в пену прибоя, но тут же всплыл и продолжил движение как лодка. Ни влага, ни запах океана не проникали в кабину. Машину качало на волне, обрывки пены шлепались на стекла.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться.

– Обращайся, механик Сатурн.

– Как выглядит то, что мы ищем?

– Как труп, – огрызнулся Ленц, который до сих пор не успокоился. – На той стороне залива умер человек. Предположительно, от раны. Мы едем его забирать, потому что так положено.

– Парень, конечно, не с «Алконоста»?

– Нет.

– То есть, он противник?

– Любопытен ты слишком, Сатурн. Следи лучше за машиной.

Вечерова на воде слегка укачало, он сам такого не ожидал. Пару раз вдали, среди волн, мелькнуло нечто, похожее на спину безволосого зверя или на сглаженный водой выступ скал. «А ведь если с «Вараном» что случится, и Ленцу, и мне – конец. «Алконост» окажется без службы безопасности. Роберт должен был остаться. Он не остался, склонен все-таки к авантюрам».

Течение усилилось, теперь мотор «Варана» работал на пределе.

– Нас сносит, товарищ старший лейтенант, – заметил водитель.

– Вижу. Используй течение. Главное, к тому берегу пристать, потом по суше вернемся.

Совет помог, через некоторое время амфибия ткнулась в серый песок и перешла в режим автомобиля.

– Помедленнее. Наблюдаем за местностью. Оружие держать наготове.

Вечеров тоже приготовил пистолет с обоймой на двадцать патронов. Стрелять из него, впрочем, не пришлось – берег пустовал, если не считать одиноко лежащего тела.

Ленц сам осмотрел и обыскал мертвеца.

– С виду человек – зубов, кстати, как положено, тридцать две штуки. Возраст на мой взгляд – лет тридцать. Есть зажившие шрамы, один на лбу у виска, три – на теле. Ожогов нет, одежда не горела, так что это не лазеры, и работа не наша. Парень был ранен в грудь и в подвздошную область навылет, видимо, в другом месте и брошен здесь. Как его перемещали, не наследив, мне не понятно. В в кобуре пусто, в карманах пусто, за пазухой пусто, на шее кулона нет.

– Выводы?

– С виду, вроде, наемник, но странный. Я все модели тактической экипировки знаю, не так-то их и много, но эту – нет.

– Может, экипировка у него заказная, ручной работы.

– Может, но зачем?

– Сибирцев, когда очнулся, говорил – взял, мол, с тела пистолет, ботинки и какую-то коробку. Один ботинок, вроде, бросил червям. Второй сейчас у Петровского на изучении. Пистолет я осматривал, интересная у него система, адаптирована под стрельбу в невесомости и, опять же, несерийная модель. Коробка, кстати, при мне.

-- Дай сюда.

– Вот, – Вечеров протянул товарищу предмет величиной с половину ладони.

– Не пойму, для чего покойный вояка таскал такое при себе. На устройство связи, вроде, не похоже. На оружие – тоже. Надо примерить – влезет ли в карман.

Вещица хорошо вошла во внутренний карман комбинезона покойного – тютелька в тютельку. Ленц отряхнул руки и отступил на шаг. Вероятно, это случайное движение и спасло ему жизнь…

Воздух вдруг пошел рябью. Сверкнуло то ли белым, то ли черным. Даже сквозь маску пахнуло озоном, ударило волной, свалило с ног, осыпало песком…

Люди кое-как встали, пошатываясь, протирая глаза и отплевываясь.

– Да вашу ж мать, – только и сказал Ленц, обнаружив, что труп исчез. – Тут у них портал, что ли?

– Портал – это такой вход в дом с точки зрения архитектуры. Другие смысла пока не доказаны.

– Не умничай. Я и говорю – вход. Кто-то в другом месте и с другой стороны забрал своего парня. Я бы тоже так сделал.

– Похоже, гаджет, который ты сунул ему в карман, использовали для наведения.

– Да, моя ошибка. Надо уходить, и быстро. Мы тут торчим будто мишень, как бы не прилетело.

Все пятро спешно погрузились в "Варана", заработал мотор, прибрежный песок полетел из-под колес, потом вокруг машины заплескались волны. Десантники приглушенно переговаривались. Ленц погрузился в мрачное молчание, и только настроение Вечерова вдруг улучшилось.

"Разгадка близко, -- размышлял он, наблюдая за бурлением темной воды. -- Пока не хватает небольшой, но очень важной детали. Она появится. Все к тому идет".

* * *

Руины поселка давно остыли. Роботы суетились, разбирая изуродованный пластик, оплавившийся металл, обрывки брезента, битое стекло. Редкие уцелевшие предметы чистили, укладывали в ящики и грузили на вездеходы «Росомаха». На месте первой высадки целыми были лишь укрытие для охраны и большая палатка полевого госпиталя.

Внутри этой палатки, на складной койке, лежал воскресший Сергей Геннадьевич Сибирцев, человек, пилот, друг своих друзей и капитан «Алконоста».

Сибирцев не спал. Введенные врачом анальгетики лишь притупили боль в ноге и слегка затуманили сознание. Испорченный браслет на капитанском запястье уже заменили на новый, но копия разума отца пока оставалась в корабельном компьютере. «Эх, батя, батя...».

Сибирцев рассматривал серый и унылый потолок палатки. Он пытался переосмыслить события, но ухищрения разума разбивались об один и тот же простой, но пока неразрешимый вопрос – что теперь делать? "Может, мне в отставку уйти? Валеев -- офицер грамотный, хладнокровный, пользуется уважением. Станет капитаном, а я перейду в статус пассажира. Только без объяснений уйти не получится. Что я людям скажу -- покидаю, мол, пост капитана, потому что умер и воскрес? Или -- я, осознал, что стал сверхчеловеком, и командовать обычными людьми не могу? Картина клиники во всей красе. Корниенко за такое по дурке списывает".

Сибирцев невесело усмехнулся. Камера браслета, наведенная на его собственное лицо, показывала провалившиеся глазницы, впалые щеки, заросшие седеющей щетиной. Серебряная прядь появилась в золотистой еще месяц назад капитанской шевелюре. Хваленая регенерация кончилась еще на равнине. Изувеченная ступня ныла, хотелось пить.

Услышав, как пациент беспокойно ворочается, явилась Женя Нечаева.

-- Товарищ капитан первого рагна, я вам обед принесла.

-- Давай, без формальностей, Женя. Называй меня просто Сергеем Геннадьевичем.

-- Сергей Геннадьевич, вы должны поесть. Я знаю, что не хочется, но для выздоровления полезно.

-- Хорошо, -- ответил Сибирцев и принялся ковырять ложкой овсяную кашу из концентрата, в которую ради него добавили нарезанный оранжерейный апельсин.

Нечаева забрала грязную посуду и ушла, вернулась со шприцем и вонзила иглу в капитанское плечо, после чего Сибирцев, наконец, уснул.

Убедившись, что с пациентом все в порядке, Женька надела маску и отправилась на поиски Корниенко, который обнаружился близ "Росомах", рядом с кучкой суетящихся сервисных роботов. Главврач "Алконоста" как раз наблюдал за погрузкой медикаментов.

-- Кирилл Сергеевич, нам нужно поговорить.

-- О чем, Женечка? Я тут немного занят.

-- Вы всегда заняты, а время не ждет.

-- Ну что же, говори, -- согласился Корниенко, вроде бы даже обреченно.

-- Я хочу подать рапорт и перейти из госпиталя в эскадрилью. Стану пилотом.

-- О, боже ж ты мой... Милая Женечка, я знаю, кто засорил твои мозги -- этот паршивец Артур Яровой. Пойми, профессиональную принадлежность так просто не меняют. Мы нужны людям, мы служим им, а не себе. Плохого пилота обучить легко, врача -- сложно.

-- Вы пропустили одно слово, Кирилл Сергеевич. Не сказали -- "даже плохого врача обучить сложно". Я пока только стажер, но уже знаю, что врач из меня выйдет никудышный.

-- Зачем ставить на себе крест?

-- Я не ставлю крест, а здраво оцениваю ситуацию. Операции делать вы мне не позволяете, да я и сама не возьмусь. С перевязками и уколами справится любая медсестра, с терапией -- обычный ИИ. Носить обеды больным может и вовсе гражданский.

-- Умения приходят не сразу. Не сомневаюсь, тебя ждет большое будущее.

-- Не надо меня обманывать, ничего меня не ждет, если буду дальше сидеть на месте. Товарищ Валеев приказал пополнить ряды пилотов. Товарищ Сибирцев его приказ не отменял. Я все делаю правильно.

-- Женечка, милая девочка! У тебя на пятнадцать процентов меньше мышечной массы, чем у того же Ярового. Тебе будет тяжело. А если тебя ранят? А если убьют?

-- Убить меня могли и на грунте, причем, совсем недавно. А для пилотирования "Кречета" масса не нужна, она там только мешает. Нужна скорость реакции. С этим все отлично, я уже приходила тесты.

-- Вот, значит, как... -- Корниенко погрустнел. -- Ладно, делай, как знаешь, мне, старому, юность не переспорить. Только помни -- если устанешь, если поймешь, что полеты -- не твое... возвращайся. Приму обратно, упрекать не стану.

... Женька ушла, как только закончилась ее смена. Впрочем, это была самая последняя смена в госпитальной палатке. Сибирцева на носилках увозили в госпиталь "Алконоста", его новый, созданный из стволовых клеток палец, уже готовился занять положенное место на капитанской ступне. Палатку разобрали и погрузили на "Росомаху", чтобы увезти на вырубленную роботами площадку в горах. Женька тоже заняла кресло на "Филине", искренне надеясь, что это ее последний полет в роли пассажира.

Артур Яровой ждал ее на борту.

Они вместе вошли в ангар. Женька впервые коснулась штурвала "Кречета". О самостоятельном полете речи, конечно, не было -- она лишь посидела в кресле, слушая Артура и запоминая назначение приборов.

-- Я хочу, чтобы ты почувствовала и поняла это заранее, -- говорил Яровой. -- В космосе между тобою и вакуумом будет только колпак кабины. На "Алконосте" есть гравитация, пусть центробежная, но она есть. На "Кречете" и такой не будет. Там, Женя, не ощутить ни верха, ни низа, привыкни к этому. Тебе может быть страшно. Тебя может тошнить. По тебе будут стрелять, и ты должна стрелять в ответ. Держи себя в руках, наблюдай за приборами, привыкай ориентироваться в пространстве. Потом, после первых побед, страх пройдет и появится азарт. Азарт тоже опасен, научись его контролировать. Если отыщешь золотую середину, станешь выдающимся пилотом. И запомни... Полет в одиночку --- это свобода. Узнав ее один раз, уже не сможешь жить иначе... Все поняла?

-- Да.

-- Тогда вылезай из кабины, пойдем на тренажер.

* * *

-- Приветик... ты все еще на меня сердишься? -- спросила Женьку Ингуся, выпущенная накануне из-под ареста и снова вселившаяся в каюту.

-- Нет, не сержусь. Проехали.

-- Вот и славно. Хочешь, брошку подарю?

-- Не надо, оставь себе.

-- Да ладно, бери на память, не стесняйся. Она в форме кораблика, похожа на "Кречет", тебе пойдет.

-- Спасибо.

-- Кстати, лейтенанту Яровому ты очень-очень нравишься. Можешь спокойно крутить с ним роман. Я тут несколько месяцев изображала озабоченную дурочку, так что немного вошла в образ, только знай -- на самом деле я не такая. Артурчик мне не нужен, он грубый, заносчивый и много о себе воображает. Вот на яхте возле Майорки встретила я одного парня, которого звали Коста. Был он в меру постарше, и гораздо красивее, и...

Женька не выдержала и расхохоталась. Ингуся оставалась в своем репертуаре.

Загрузка...