Баллады снова солгут

12

— Эй, Белка, открывай уже глаза. Страшен был сон!

Я разлепила веки, превозмогая боль. Голова почему-то была тяжёлой, тело — наоборот, лёгким, как пёрышко, и голову эту самую держать отказывалось. Я попыталась её поднять — и не пожалела.

Над моей головой шумел бор. Только уже не тот. Совсем не тот, это было очевидно. Там, где мы в последний раз отдыхали, пики Итерскау ещё только вырисовывались вдали тёмными силуэтами. А здесь они закрывали полнеба и нависали над головой. Под моими ногами были уже не листья, а снежный покров, и рыжие стволы сосен обступали нас куда плотнее, чем в окрестностях покинутой стоянки.

Басх сидел в снегу и ощупывал себя. Святоша стоял с ошалевшим лицом, на котором застыла улыбка юродивого. Я оторвалась от обелиска и с тупым удивлением поняла, что он почему-то оказался сосной.

— Где мы?

— Где-то глубоко в Сандермау, грызун. Ух! — Святоша ликовал. — А я уже стал бояться, что не сработает!

— А… А Жертва?

— Эта тварь? Осталась там.

— Не успела?!

— Нет. Когда она была уже в двух шагах, подул ветер, и всё… поменялось.

— Вы не рассказывали, что мы можем столкнуться с таким.

Странно, но голос Басха звучал так спокойно, словно речь шла о неожиданной встрече с друзьями на главной улице Локенхейна. Он уже поднялся и теперь отряхивал снег с шубы, оглядываясь по сторонам.

— Ну уж извините, — обиженно отозвалась я, понемногу приходя в себя. — Мы не знали, что на нас натравят Мстительную Жертву.

— Да я не о ней! — учёный испуганно замахал руками. — Я об этих удивительных устройствах.

— Это устройства?..

— Да, очень на то похоже… Я что-то слышал о таких столбах раньше. Маэримм — кажется, так они назывались. Великолепный пример колдовской резьбы… Вы ведь знали, что именно при помощи резьбы эльфы придавали магические свойства своим изделиям?

— Нет, конечно, — вяло соврала я по привычке. — Впервые слышу.

— Странно, ведь ваш лук, насколько я понимаю, украшен кем-то, кто весьма дотошно вникал в суть этой традиции…

— Я купила его у Коупа. А он перекупил его у кого-то ещё, — я пожала плечами. — Ему даже про Девять Стражей что-то там наврали.

— Да уж, представляю, — согласился Басх, — Работа ведь и впрямь наитончайшая, хотя, конечно, вряд ли выполнена рукой эльфийского мастера…

— Уж ты-то в этом точно разбираешься, — услышали мы насмешливый голос Святоши и обернулись.

У его ног лежала выпотрошенная и похудевшая сумка молодого историка. Валялись свитки, перья, несколько книг. Далеко не все, что Басх взял с собой в поход, но все, что удалось спасти после недавнего привала. И это не выглядело бы странно или подозрительно, если бы не то, что Святоша держал в руке.

Мне сразу стало как-то нехорошо, а в ушах зазвучал голос Гведалина, да так отчётливо, словно наироу стоял за моей спиной. «Видишь, пол-локтя длиной, по форме — как конус. Зелёного цвета, в узорах. Какую-то ценность имеет, но не для нас…».

— Ох ты, — восхитилась я. — А нам ведь за вашу голову четыреста эффи обещали, представляете?

— Обокрал Тунглид Рэтур? — спросил мой напарник с дружелюбным спокойствием. — И айтвараса за тобой посылали, и эту призрачную тварь… Так?

Лицо Басха побелело. Он стоял, смотрел на Святошу, и стискивал кулаки так сильно, что костяшки, казалось, вот-вот проткнут кожу.

— Если ты сейчас же не заговоришь, я тебе эту глыбу засуну туда, где солнце не светит, — веско пообещал напарник.

— Не надо так, Святоша! — встревожилась я.

— А как с ним надо? Мы из-за него чуть к прадедушке в гости не отправились!

— Немедленно отдайте мою вещь, — звеняще произнёс Басх.

— Твою? — ехидно переспросил Святоша. — Сдаётся мне, у меня на неё прав не меньше!

— Немедленно!

— А то — что?

Басх выхватил кинжал из ножен и кинулся на моего напарника. Ой, зря он это…

Орудуя свободной рукой, Святоша сомкнул пальцы на его запястье. Он ничуть не впечатлился красотой клинка и замаха. Простое, едва различимое движение — и вот чудесный кинжал валяется в траве, а его хозяин стоит рядом, не очень пристойно согнувшись и стеная от боли в заломленной за спину руке.

Какая-то птица сорвалась с дерева и унеслась прочь с испуганным криком. Мне даже показалось, что некоторые сосны язвительно перешёптываются.

— Эльн, — сказал Святоша таким тоном, что я поняла: шутить он больше не намерен. — Возьми-ка эту штуку и держи. А я сейчас буду выяснять, что это такое и почему за ним охотятся. Да, кинжал тоже прихвати, будь добра. А ты не дёргайся, — последнее относилось к Басху. — Лишнее движение — и твоя рука сама сломается, мне даже делать ничего не придётся.

Учёный скрежетал зубами и стремительно багровел. Вся глубина его унижения была написана на его лице огромными буквами. Я ничуть не сомневалась, что он сейчас без раздумий покончил бы с собой, если бы это обещало избавление от таких мучений. Подобрав его кинжал и взяв у Святоши странный камень, я отошла на приличное расстояние — на всякий случай, если отпущенный Басх решит меня придушить.

— Ну, поговорим? — спокойно осведомился мой напарник. — Или так и продолжим Йульскую мистерию разыгрывать? Предупреждаю, я эти представления терпеть не могу.

— Почему я должен с вами разговаривать? — натужно просипел Басх, у которого на глазах уже выступили слезы ярости. — После такого?

— А потому, что, если ты не перестанешь мутить воду, я перережу тебе горло и продам этот твой эльфский камешек Гведалину за четыреста эффи. Без малейших угрызений совести, причём. По твоей милости нас чуть не прикончили, и мы, мрак тебя побери, имеем полное право знать, что это за чушь творится вокруг тебя.

Сказав это, Святоша выпустил Басха. Тот от неожиданности не смог сразу выпрямиться и упал в снег лицом. Однако после этого вскочил, как отпущенная пружина, отфыркиваясь и гневно сверкая своими изумрудами. Ровные его волосы пришли в полнейший беспорядок, но от этого он ещё больше походил на чистокровного эльфа, какими их представляли художники и менестрели.

У меня опять что-то защемило в груди… И, тем не менее, на этот раз здравый смысл говорил куда громче.

— Да ладно вам, Басх, — сказала я, пожав плечами. — В конце концов, мы тут сейчас все в одной лодке, так что… Мы верней выживем, если будем знать, чего ждать.

— Эльн, — выплюнул учёный, медленно отступая от Святоши. — Теперь я вспомнил. Вспомнил ученицу с таким именем, напавшую на мастера. Дикарку, не способную справиться со своим даром, которой не было места среди цивилизованных людей! Теперь меня не удивляет, что такая, как вы, стала шлюхой для лесной черни. Мозаика сложилась!

У меня не очень получилось на него разозлиться. Стало скорей смешно. Но и засмеяться тоже не вышло: как-то внезапно перехватило дыхание, и глаза оказались на мокром месте, хотя я совершенно не чувствовала обиды. Какой в ней смысл, ведь он просто ничего не понимает…

Я пыталась вдохнуть сквозь ком в горле ровно до тех пор, пока одна предательская капля всё-таки не прочертила горячую дорожку по моей замёрзшей щеке. Дальше строить хорошую мину было уже без толку.

— Ах, ты, мразь… — прорычал Святоша. — Да я тебе сейчас язык завяжу вокруг твоей же собственной шеи! Ну, чего пятишься, иди сюда!

Я вытерла глаза и увидела, как напарник медленно приближается к Басху, занося руку для удара. У Святоши было лицо убийцы. Надо же… Оказывается, не только борделем его можно пронять. Я быстро подошла к нему — раньше, чем он настиг свою цель, резко сбледнувшую и напуганную — и удержала его руку.

Даже через одежду и перчатки чувствовалось, как вздрагивают его налитые мышцы от невыплеснутого гнева.

— Не надо, — сказала я. — Не пачкайся. Пусть знает, что лесная шлюха благородней него.

— А надо ли оно? — фыркнул Святоша, руку, тем не менее, опуская.

— Ещё как, — серьёзно сказала я, глядя Басху в глаза. — Понимаешь, очевидно, что господин Дэ-Рэйн сейчас вне себя и не до конца понимает положение, в котором очутился. Это ясно из того, как опрометчиво он бросается оскорблениями в сторону людей, без чьей помощи он даже в Семихолмовье теперь вернуться не сможет. Если мы отнесёмся к его словам серьёзно, мы поведём себя ничуть не умнее. Люди, которые за ним охотятся, встали на мой след, и я считаю, что нам следует разобраться в происходящем, прежде чем принимать решения. И поэтому… я предлагаю всем сохранить лицо и забыть сказанное господином Дэ-Рэйном сгоряча. Поговорить разумно и… цивилизованно. Ну, или хотя бы без драк. Как вы смотрите на это, господа?

Святоша хохотнул и, перехватив уже мою руку, запечатлел на ней не менее галантный поцелуй, чем Басх при нашем знакомстве в Семихолмовье.

— Ты никогда не перестанешь меня удивлять, Эльн! Слышишь, господин Дэ-Рэйн? Леди тебя прощает! Но второй раз этот номер не пройдёт, так что хорошенько подумай, прежде чем языком трепать.

Судя по лицу учёного, Святоша мог этого и не говорить. Наверное, все его угрозы вместе не могли бы ошеломить Басха сильнее, чем сказанное мной. Какое-то время учёный смотрел на меня, уронив челюсть едва ли не под ноги, а затем робко произнёс:

— Может, разведём костёр? Я думаю, будет уместен небольшой экскурс…

…История эльфийского царства, Тсе Энхэль Асуриат, привлекла Басха на шестом году обучения в Арэль Фир. В библиотеке он обнаружил потрёпанную книжицу с переводами нескольких эльфийских баллад. Одна из них была посвящена эльфийской правительнице по имени Ксентаэль.

Ксентаэль была дочерью владыки Царства Первых Лучей Дариона. Сам Дарион пал в одной из первых битв между людьми и эльфами, но благодаря Ксентаэль, занявшей место своего отца, сопротивление эльфов растянулось на несколько сотен зим. Эльфы называли её Рэйдиарой — Стальной Ланью, и история сохранила это прозвище. Именно фигура Стальной Лани заставила Басха плотнее заняться периодом Саагир-Наохрем — страшной шестисотлетней войны северных королевств и эльфийского царства.

Юная царица, собственно, сама послужила поводом к началу этой войны — если не причиной её. Сохранились летописи маленького королевства Агхорн — ныне его территорию пополам делили Хаэйл и Арос — на трон которого незадолго до начала войны взошёл молодой и горячий правитель по имени Кареслав. Честолюбивый Кареслав понимал, что для укрепления своей власти и повышения статуса Агхорна ему нужен крепкий, желательно родственный союз с какой-нибудь сильной страной. Ожидалось, что он породнится с королевской семьёй Тан Глэйда, но Кареслав оказался ещё тщеславнее, чем о нем думали подданные, и попросил руки Ксентаэль.

Наглостью это, конечно, было неслыханной. Возмутился не только Дарион, не готовый отдавать дочь краткоживущему северному варвару, но и некоторые соседи Агхорна. Притязания Кареслава на любовь прекрасной эльфийки остались неудовлетворёнными, и, казалось, на этом он и успокоится, но молодой король вновь удивил всех. Приняв позу отчаявшегося влюблённого и во всеуслышание заявив, что свет ему более не мил, он объявил войну эльфийскому царству — мол, если уж гибнуть, так в попытке добыть столь желанную ему руку царевны. Безнадёжное, казалось бы, предприятие — ну что может крохотный Агхорн против мощи всего эльфийского народа?

Однако, затея Кареслава получила внезапную поддержку со стороны, в первую очередь, Тан Глэйда, а там и Просвещённый Юг начал слать помощь — всем хотелось пригубить из чаши таинственных богатств Тсе Энхель Асуриат, которое планировали захватить быстро и легко. И план бы удался, если бы не та самая юная царевна, взошедшая на престол после гибели обожаемого отца.

Нынешние историки сходились в том, что Рэйдиара, талантливый полководец, могла бы не только отражать нападения человеческих армий, но и завоевать немалое число земель своих противников — если бы только захотела. Однако это, похоже, не было ей интересно. Оборону своей родины она установила настолько прочную и непреодолимую, что наступление захлебнулось. Война превратилась в череду регулярных мелких стычек на границе и успешно разорила сразу несколько небольших смежных государств. Они стали вассалами Тан Глэйда, но это им мало помогло: сюзерен не стеснялся пользоваться ими, как разменными монетками, не слишком волнуясь об их благополучии.

Все это продлилось без малого шестьсот зим, то стихая, то вновь оживая с приходом нового горячего правителя. Первое, что заявлял каждый северный король, восходя на престол — во главе с ним люди уж точно ступят на землю эльфийского царства! Очень кстати пришлась тогда ещё юная церковь Синего Неба, радостно обещавшая людям покровительство высших сил.

Маги же во все это не вмешивались. Существуя в то время разрозненными ковенами, они не жаждали ни власти, ни благосклонности королей, ни эльфийских богатств.

И вот, когда надежда на какой-либо успех в этой войне стала совсем призрачной, а многие молодые королевства уже отказались от этого странного наследия своих отцов, случилось странное: Ксентаэль исчезла бесследно.

Говорят, что это было делом рук магов, которых все-таки удалось соблазнить. Хотя бы потому, что люди узнали об случившемся сразу же. Натиск на эльфийские границы усилился тысячекратно, и на сей раз эльфы были разбиты наголову.

Но люди не прошли по Дороге Зелёных Теней, к которой так стремились — она исчезла, как и эльфийская царица. Как? Об этом нет никаких свидетельств — есть только легенда.

Легенда об Иглоходце.

Никто не знает, как звали этого эльфа — сохранилось только прозвище. Он был ближайшим другом Ксентаэль — может быть, даже возлюбленным. Говорят, что лишь он один знал, что с ней случилось — потому, что был рядом. Говорят, что он знал что-то ещё — что-то такое, что заставило его счесть, будто война с людьми проиграна окончательно. Ему было известно, где расположена долина Хардаа-Элинне, скрывающая в себе магический Механизм, управляющий Дорогой Зелёных Теней — и он остановил его действие, разорвав связь с Царством Первых Лучей. Но этого ему показалось мало: каким-то образом он сделал так, чтобы люди — если они когда-нибудь отыщут Механизм — не смогли бы оживить его.

Война окончилась. Но победителей в ней не было.

Несколько сотен эльфов, оставшихся в живых по эту сторону Ветрил Мира — Итерскау — уже никогда не увидели свою родину. Они рассеялись по лесам и предгорьям, растворились в чащах, ушли по заброшенным дорогам прочь от того, что было для них потеряно навеки. Им предстояла долгая жизнь вдали от всего, что было им дорого.

— Но это только присказка, — подытожил Басх свои выкладки из хроники. — Иглоходец — это, конечно, легенда. Но легенда слишком живая, чтобы не быть правдой хотя бы отчасти! Что сделал Иглоходец с Механизмом? Повредил, разрушил? Он не мог его уничтожить, в этом я был уверен — просто не хватило бы средств и времени, ведь это очень древнее и хорошо защищённое магией сооружение. Иглоходец должен был сделать что-то очень простое. Что именно, я узнать не мог… Очень, очень долго. Но все-таки я узнал!

На этом месте разгорячившийся Басх остановился, чтобы перевести дух. Затем он продолжал, голос был слегка охрипшим и дрожал:

— Вы, конечно, можете мне не поверить, но получилось это жутко смешно. В самом заброшенном уголке библиотеки в Тунглид Рэтур я нашёл рисунок с вот этим самым камнем, который вы видите, и за которым они охотятся. Резьба на нем меня заинтересовала: я достаточно долго изучал эту традицию. При помощи резьбы эльфы сообщали своим изделиям магические свойства, но на этом камне она сделана таким образом, чтобы он не мог удержать в себе ни капли силы. Совершенный проводник. Для чего может быть нужна такая вещь? Не буду утомлять вас рассказами о том, как именно я докопался до истины и где я искал сведения, скажу лишь, что перед вами — одна из деталей этого механизма. Крепление, всего-навсего крепление, понимаете? Не нужно разрушать механизм, достаточно извлечь из него одну мелкую деталь, скрепляющую между собой важные пути — и восстановить его без этой детали будет уже невозможно!

До меня начало, наконец, доходить, в чем вся соль его открытия.

— А само крепление ты, значит, украл, — вмешался Святоша.

Басх кивнул:

— Мне… пришлось. Не лично, на самом деле. Но это неважно.

— Почему вы все-таки не обратились за помощью к магам Тунглид Рэтур? — удивилась я. — Почему на вас идёт охота? За такое открытие они бы вам гарем наложниц подарили и архимагом сделали бы!

— Знаете, ко мне они никогда серьёзно не относились… — Басх почесал затылок. — И, может, именно поэтому я пользовался такой свободой. К тому же, я пытался говорить об этом с некоторыми из них, но они в один голос утверждают, что это просто невозможно: дескать, эльфийская магия больше не действует, и Дорога никогда не оживёт. Они искали собственные способы пересечь Девять Стражей, и мои исследования были им не нужны.

Святоша усмехнулся:

— Лет семь назад было, кажись. Они меня нанимали и ещё кой-кого, чтоб мы их проводили до Скалы-Девятки.

— И это была не единственная попытка. Вы знали, что несколько магов пытались пересечь горы по воздуху и погибли? Там, на отрогах, бушуют ветра такой силы, что им не хватило сил с ними сладить. Что это, как не магическая защита Царства?

— Вполне возможно, — я кивнула. — Если бы столб Маэримм, как вы его назвали, не действовал, нам бы всем пришёл конец. Интересно, почему они так упорно закрывают на это глаза, если они здесь были и видели все сами?

— Вот видите, видите! Тем же вопросом и я задаюсь уже не первый год. Я бы не нашёл там поддержки, я ведь даже не один из них и, к тому же, наироу.

— Неплохо вы все провернули.

— А вы сомневались! — Басх поднял подбородок с таким видом, будто он уже стоял на земле Тсе Энхэль Асуриат. Я сочла за лучшее промолчать.

— Да уж, — сказал Святоша. — Занятно — аж до мороза по коже, но солнце уже скрылось. И у нас есть проблемы. Интересно, что мы будем теперь есть до самого конца похода — почти все запасы остались на том привале. И, насколько я могу судить, возвращаться далековато.

— Угу, — согласилась я с ним. — Понять бы, где мы вообще находимся.

— Ну, это-то нетрудно. Судя по тому, насколько мы близко к Итерскау, нам повезло — мы покрыли одним махом расстояние, на которое иначе затратили бы ещё дня четыре. Этому даже стоит порадоваться — мы не настолько отклонились от маршрута, как могли бы.

— Коренья копать придётся, — вздохнула я.

— Много ты тут накопаешь, — Святоша огляделся. — Давайте устраиваться на ночлег. Сегодня поголодаем. Белка, ты, как всегда, первая?

— Угу.

Мужчины быстро разложили свои постели и отправились на боковую. Басх сегодня не засиживался над записями и книгами — усталость, наконец, взяла своё. И я осталась наедине с потрескивающим костром. Наконец-то появилось время подумать. Надо же было делу так повернуться…

Больше всего мне хотелось вернуться в Семихолмовье и забыть обо всем этом. Как только мы доберёмся туда — если доберёмся, конечно, в чем я уже отчасти сомневалась — я обязательно напьюсь. Так, чтобы выбросить из головы все: эльфов, айтвараса, Авасхе, столбы Маэримм, а самое главное — Басха. Первого мужчину за много времени, который мне понравился, но уже успел меня подставить — пусть даже ненамеренно — и обозвать шлюхой.

Подставляли меня часто, шлюхой называли реже, очаровывали всего пару раз. А тут все как-то сразу сошлось. Мало приятного. Как бы я ни строила из себя светскую даму из Тан-Глэйда, обида внутри скреблась упорно, и коготки у неё были острые.

Решено. Вернусь в Семихолмовье — напьюсь и пересплю с кем-нибудь. Зимует в этом году много народу, кто-нибудь милый да подвернётся. Только не со Святошей, незачем отношения портить.

Мне стало беспокойно при воспоминании о том, как холодно посмотрели друг на друга мой напарник и Басх перед тем, как лечь спать. Н-да… имеет ли эта история шансы на хорошее окончание?

Из-за скал выплыла величественная и насмешливая Луна, и мы с ней остались наедине. Стараясь не смотреть в её сторону, я принялась убеждать себя, что её немигающий взгляд не направлен в мою спину.

Что это всего лишь шутки моего слегка расстроившегося разума.