Баллады снова солгут

9

Небо серебрилось будущим снегом. Воздух был холодный и влажный, пропитанный легко узнаваемым запахом ила. Ощущалась близость болот — наша дорога проходила по самому их краю. Зимой они очень опасны: покрытые снегом, они кажутся обычными, ровными и тихими лужайками. Как же, все-таки, хорошо, что нам не нужно в них углубляться!

Наш путь не обещал лёгкости. Протоптанных тропинок тут совсем не водилось, земля была каменистой, то тут, то там попадались крупные валуны — сказывались недалёкие уже предгорья.

Впереди нашей троицы шла я, служа отряду глазами. Замыкал шествие молчаливый Святоша, прикрывая нам спину. Басх, с любопытством разглядывавший лес, шёл посередине, и его это более чем устраивало. Сегодня мне было немного не по себе. Бывает такое чувство, как будто на грани слуха кто-то очень тихо и тонко скребёт ногтем по стеклу…

Путь мы начали ещё засветло, и это чувство мучило меня едва ли не с самого пробуждения. Честное слово, если бы у меня на спине была шерсть, она бы дыбилась. Басху дорога давалась уже легче, и мы прошли довольно много перед тем, как сделать привал.

Для отдохновения мы избрали небольшую скалу, покрытую мхом. Басх присел рядом и стал хлебать из фляги травяной отвар, которого я приготовила достаточно, чтобы запастись. Святоша подошёл ко мне и положил руку в перчатке мне на плечо:

— Так. Ну, говори.

— О чем ты?

— Я тебя хорошо знаю. Неспокойно? Чуешь чего?

— Да, что-то не то, — я не стала отпираться. — Жутко не по себе.

— Ну что ж, — ухмыльнулся Святоша. — Значит, будем начеку.

— Хорошо, — я кивнула. Мне стало гораздо спокойнее, когда я поделилась своей тревогой с напарником. Моим предчувствиям он всегда придавал большое значение. Иногда зря — но частенько это нас выручало.

Святоша ненадолго отлучился: что-то заметил. Что-то оказалось зайцем — и, судя по шубке, русаком. Бедолаге все равно пришлось бы туго зимой, а обед из него вышел чудесный. Поев, я даже развеселилась и уверовала в невозможность всяких бед — по крайней мере, на сегодня. Басх опять молчал, считая, похоже, свою вчерашнюю вспышку разговорчивости едва ли не изменой какому-то обету.

Пообедав, я отошла к бежавшему невдалеке от скалы ручейку, чтобы умыться. Сняла перчатки, набрала в ладони воды…

В её ровной глади что-то мелькнуло. Птица? Я подняла голову.

Серое небо было спокойным и пустым. Но лес… лес отчего-то молчал. Тишина…

Как так? Слишком, слишком тихо вокруг.

Вода ускользнула меж моих пальцев.

— Пора уходить, — сказала я Святоше, вернувшись к скале. — Что-то стихло все.

— Да уж, я заметил, — кивнул тот. — Пора. Знать бы только, от чего бежим…

Не успела я пожать плечами, как над нашими головами раздался пугающий клёкот. Мы вскочили, и я увидела, как хлещут кожистые крылья по верхушкам деревьев. Полузмеиный-полукошачий силуэт вился над лесом, издавая короткие крики.

— Айтварас! — наши с Басхом голоса, полные изумления, прозвучали единовременно.

— Так, — гаркнул Святоша, — ни с места! Эта тварь не сможет опуститься ниже верхушек, может, она и не увидит нас тут.

Ага, не тут-то было. Айтварас кружил точно над нами, и его повторяющийся прерывистый клёкот слишком сильно походил на сигнал. Вдобавок я почувствовала, как начинает дрожать под ногами земля.

— Вот это мне уже совсем не нравится… — начала было я, и тут Святоша сгрёб меня за капюшон плаща.

— Пошли, пошли! Я понял!

Камни и валуны внезапно начали выстреливать из колеблющейся земли, точно из пращи. Даже скала начала колебаться, точно стремилась покинуть давно насиженное место. Святоша почти волоком втащил меня и Басха на небольшой холм, частью которого она была, и мы побежали за ним в ту сторону, где лес становился гуще. Айтварас следовал за нами, не прекращая клекотать. Как бы быстро мы ни бежали, уйти от него было невозможно. Земля подводила нас, норовя исчезнуть из-под ног, трескаясь и забрасывая нас острыми кусками камней и породы.

— Как же мне надоела эта тварь! — рявкнул Святоша, резко останавливаясь, разворачиваясь и сдёргивая с плеча лук.

Стрела со свистом ушла вверх. По изменившемуся, ставшему более высоким голосу айтвараса стало ясно, что он попал, но зверь не желал слезать с нашего следа. Пробежав ещё немного, мы оказались на какой-то лужайке, которая незамедлительно заразилась преследующим нас землетрясением.

О, мрак. Я со злостью стиснула лук, едва сдержавшись, чтобы не отшвырнуть его. Айтварасов не берут стрелы. Но если бы мы могли его отогнать… если бы только у нас получилось сбить его с нашего следа…

И тут мой висок вспыхнул. Впервые за последние четыре зимы.

Чувствуя, как голова наполняется огнём, а вдоль хребта несётся первая волна искр, я застыла. Это ничем не напоминало привычные пытки, всё ещё приходившие в мои сны: острые прикосновения магии казались почти… ласковыми.

— Белка, чего ты стоишь?! — крикнул Святоша, успевший уже навострить лыжи в сторону чащи. — Ну, бежим!

— Там мы точно погибнем, — мой голос донёсся до меня словно со стороны.

— Тогда… Дерьмо небесное, это ещё что такое?! — корни деревьев, росших вокруг, прорвали землю, и Святоша упал, будто от подножки. Я зажмурилась и ощутила, как пламя превращается в ощущение тугой Силы и наполняет каждый мускул.

Я развела руки, размяла пальцы, готовя их к Жестам Изъявления. Вдохнула поглубже, как меня учили, обращая всю Силу внутри себя в шар, искрящийся переливами. Пальцы хрустнули от напряжения.

На выдохе я выбросила кулаки вверх.

Тело моё выгнулось так, что голова откинулась назад. Обжигающий, плюющийся искрами ветер опутал меня с силой натянутого корабельного троса и ушёл в небо маленьким ураганом. Сквозь его оглушающий свист я расслышала недоуменный визг зверя и растерянное хлопанье крыльев. Айтварас барахтался в вызванных мною воздушных потоках. Воздушные кандалы сдавливали моё тело все сильнее, но дело нужно было довести до конца. Едва владея пальцами, я все-таки повторила Жесты.

Рёв усилился, стал прерывистым, болезненным. Но и для меня это было слишком. Казалось, что жёсткий, неподвластный воздух сломает мне ребра. Стало больно. Грудь словно стиснуло меж мельничными жерновами, исторгающими из меня последние капли Силы. И я закричала.

Сквозь листья, хлещущие по лицу, я различила уносящегося прочь айтвараса. Он барахтался в воздухе и волочил крыло. Надо прекратить…

Сила покидала моё тело мощными волнами, заставляющими меня содрогаться. Их жар сливался с жестоким ледяным ветром, стискивающим меня извне. Ветер пил их и жил тем, не желая подчиняться мне. Какое-то ругательство билось на дне тускнеющего сознания.

Внезапно тело моё словно сломалось, руки повисли плетьми, распались ледяные колодки — и ветер слетел с меня прочь.

Перед закрывающимися глазами уносились в небо белые крохотные снежинки и хрупкий бурый лист. Чересчур для одного раза. Я упала на чьи-то руки и забылась.

…Тусклое пятно света посреди тёплой, глухой темноты. Как странно, ведь здесь должно быть много света? Какая мрачная комната… Я вижу только часть её. Одна высокая, белая свеча в медном подсвечнике стоит на чем-то вроде ученического стола. Такой странно знакомый вид… Я вижу только ту часть комнаты, что озарена этой стройной свечой. Когда-то я уже была здесь.

За столом сидит девочка, её тёмная, бронзово поблёскивающая голова наклонена, и лица не видно за падающими на плечи волосами. Перед ней стоит какой-то человек в свободной одежде и объясняет что-то. Приходится прислушиваться, чтобы разобрать слова.

— Итак, давай повторим ещё раз. Что такое Жесты Изъявления?

Девочка вздрагивает и говорит совсем тихо, но я уже настолько прониклась этим сном, что слышу каждое её слово:

— Жесты — это условный язык, который мы, маги, используем, чтобы сообщаться с Силой.

— Молодец. А теперь скажи, что нужно для того, чтобы Жесты работали?

— Маг, который хочет говорить с Силой без помех, должен врезать каждый Жест в своё сознание так, чтобы они напрямую обращались к сокрытым в нас магическим началам. Мы должны наизусть знать каждый Жест.

— Для чего?

— Без этого связь между Жестом и Силой не возникнет. Жест — это то, что помогает нам указать Силе направление. Жесты должны быть так же естественны для нас, как дыхание или сон.

— Неплохо. Надеюсь, ты не просто затвердила текст из учебника и понимаешь, что говоришь. Давай-ка проверим.

О, нет. Внутри меня все сжалось. Я слишком хорошо помнила все подобные моменты своего ученичества. Сейчас знания придётся применить на практике. И, как всегда, ничего не выйдет.

— Ну, давай. Вытяни руку. Вот так, молодец. Помнишь Жест Свечи?

— Да, мастер.

— Ну, так сделай мне, пожалуйста, такой же огонёк, как у этой свечи — только на ладони.

Дрогнуло пламя на вершине белой башни, центра этого крошечного мирка. Девочка сжала и разжала пальцы, её рука слегка дрожала.

— Давай, это же просто.

Неуклюжие, но в целом верные движения пальцев, и девочка сжимает их в кулак — условная «точка» любого Жеста — а затем раскрывает ладонь. Я вздрагиваю.

В тот день, в тот час, когда во всем кабинете горела только одна свеча, а я отвечала урок мастеру, имени которого не помню, моя ладонь осталась пустой. А на её руке плясал крошечный, но живой огненный мотылёк. Она подняла голову и посмотрела на мастера. Моими глазами.

— Молодец, Эльн. Справилась.

Этого не было! Этого не могло быть!

…Еловая лапа над моей гудящей головой.

Я очнулась, и первым, что я почувствовала, был зверский голод. Потом — тепло. Я находилась у огня. Руки ужасно болели. Кто думает, что маги не прилагают физических усилий, используя Жесты, тот сильно ошибается.

Так. Погодите-ка. Жесты. Я использовала Жесты. Сознательно.

— А вот и ты, — услышала я голос Святоши, и к моим губам поднесли флягу с отваром.

— Я, — отвар был холодный и немного горчил. — Мы где?

— Там, где и планировали. В берлоге. Ты долго не приходила в себя, полдня пришлось тебя тащить на плече.

— Ну извини уж, — обиделась я. — Вот уж не ради этого я…

— Молчи, а? Мы все там были. Молодчина, напарница! Сладила с этой… Этим… Как вы там его обозвали?

— Айтварас.

— Ничего себе!

— Ты никогда не видел айтварасов? Большие размером с Семихолмовье, говорят. Только их вроде не осталось уже нигде. Где господин Дэ-Рэйн? Цел?

— Ещё как цел. Я разодрал себе кисть, прорубая можжевельник, а на нем ни царапинки, — сообщил Святоша, а на его лице так и читалось: «Везёт дураку».

Я перевела взгляд на учёного, который смотрел на меня очень пристально — так, что мне стало несколько не по себе. Слегка наклонив голову, Басх изучал меня своими мягкими изумрудами с таким вниманием, словно видел впервые.

— Вы использовали Жесты Изъявления, — сказал он. В его голосе не было ни удивления, ни обвинения: он просто утверждал.

Мне оставалось только кивнуть.

— Я никак не мог предположить, что вы маг. Это даже странно, ведь я видел… — он запнулся, — видел много адептов раньше.

— Да, — я не сдержала усмешки. — Я тоже не помню вас в Арэль Фир.

— Откуда вы знаете?! — Басх почти вскочил, и мерцание его изумрудов резко утратило мягкость.

— Мы с Коупом в прекрасных отношениях, — ответила я с некоторым удовольствием.

— Ну да, — медленно кивнул учёный. — Я не брал с него слово молчать, хотя стоило бы, наверное… А вы?.. Вы были в особых классах?

— Да, — неохотно созналась я. — Около восьми зим, между прочим.

— Странно, — нахмурился Басх. — Я вас совсем не помню. А ведь восемь лет — это почти полный срок! Я учился двенадцать, и это притом, что взял два года дополнительно для работы с библиотекой. Как же так вышло, что… — он запнулся, будто не находя слов.

Ну, уважаемый, догадаться нетрудно. Как так вышло, что я не щеголяю шелками при каком-нибудь королевском дворе тёплой Средней Квенны, а мёрзну тут, перебиваясь охотой да незаконной торговлей?

— Меня выгнали. За бездарность. Ну, кто же виноват, что они так туго соображают?

На лице Басха изобразилось смешное недоумение: он явно пытался связать мои слова с тем, что успел увидеть — и не мог. А я слишком устала, чтобы пытаться изобрести более правдоподобную ложь, и потому не собиралась ему помогать.

Иногда стоит открывать рот только в том случае, если ты действительно уверен, что тебя поймут правильно.

— Ладно, — вмешался Святоша. — Меня вот другое интересует: кто это был? Кто послал за нами эту тварь? Что им от нас потребовалось? И кстати, Белка, мяса не хочешь?

— Давай.

— Отлично. Держи. Там ветер свищет в лесу и снег мокрый валит, так что я не охотился. К тому же, после таких подвигов лучше отсидеться. Так вот. За мной никогда в жизни такие не гонялись, и у меня вопрос: откуда они вообще берутся?

— Раньше их тренировали только в Тунглид Рэтур, — сказал Басх, — но сейчас подпольных айтварасовых стойл существует много. В северных княжествах это, правда, не очень-то распространено, но…

— Допустим. Дорогое удовольствие, небось?

— Ещё бы.

— Прекрасно. Итак, Белка, думай: кому такому богатому мы плеснули кислого эля?

Я охнула:

— Понятия не имею. Ты вообще вспомни, когда мы в последний раз с кем-то таким богатым вообще встречались.

— Ну да, — нахмурился Святоша. — Три самых жирных маршрута за последний год стухли — все прогорели с этим усилением досмотров. Или мы кинули кого-то? Да тоже вроде бы нет…

— Гведалин, что ли? — предположила я. — За то, что мы работать к нему не пошли?

— Полумразь-то? — мой напарник удивлённо поднял брови. — Ты хочешь сказать, он ради нас на такое разорится? Проще алой чумки в эль подмешать да карлику из «Бревноликой Стервы» сунуть, чтоб нам подал.

— Тоже верно. Тунглид Рэтур и маги?

— Но им-то мы точно не могли насолить.

— А я и не тебя спрашиваю.

— То есть?..

— Я понял вас, — вскинулся Басх. Его зелёные глаза стали жёстче, и смотрел он на меня так, что я чувствовала его обиду. — Вы считаете, это за мной? Если так, то мне нечего вам сообщить. Я не знаю, кто и за что мог отправить по моему следу такую погоню.

В этот момент сломалось гусиное перо, которое он перед тем крутил в руках. Святоша усмехнулся и сказал:

— Ладно, давайте заканчивать с едой и спать уже. Здесь нас не найдут. Я посторожу до утра сегодня.

— Надорвёшься, — буркнула я. — И так полдня меня тащил.

— Ты сама там чуть не надорвалась. Спи уже, грызун.

Последовала недолгая перебранка, в течение который мы пытались выяснить, кто и когда будет сторожить костёр, без которого мы тут замёрзнем. В конце концов Святоша, ворча, согласился на обычное разделение труда. Басх отправился на боковую, даже не став отвлекаться на свои учёные занятия. Он явно обладал умением громко молчать — я просто чувствовала кожей, как он рассержен на наши подозрения. Святоша тоже определённо ощущал, как накалился его обидой воздух, и от этого косился в его сторону с уже плохо скрываемой нелюбовью. Мне же вспомнились слова напарника незадолго до начала похода. «Плеснет он нам кислого эля, попомни моё слово»…

Что-то тут не так.