Баллады снова солгут

14

Утром стало ясно: предсказания Святоши сбываются.

Лиловый морок растаял около полуночи. Разумеется, никто после этого не уснул, и мы лишь молча слушали потрескивание костра, обмениваясь беспомощными взглядами. Когда я рискнула высунуть нос наружу, вынюхивая утро, небо уже куталось в тёплое стёганое одеяло, слегка сползшее на светлеющем востоке.

Должно быть, небу было очень уютно, но для нас это означало скорый снегопад, что никого не обрадовало. Мы покинули пещеру в полном молчании.

Однако пока что судьба нас миловала, справедливо полагая, что тащиться в гору по жутко неудобной тропе — уже достаточно изысканное удовольствие, чтобы не предлагать к нему приправ. Несколько раз нам приходилось обходить места, где случались обвалы, а кое-где просто карабкаться по нагромождениям скальных обломков. Отвлекаться на виды теперь не оставалось ни времени, ни возможности: дорога становилась сложнее. Лицо Басха всё так же не изобиловало выражениями, но его нарастающая усталость легко читалась по окончательно пропавшему румянцу, который на нас со Святошей только-только проступил: что ни говори, а воздух тут был прекрасный.

Чем выше мы поднимались, тем более плотная тишина нас окутывала. Мы часто останавливались, чтобы перевести дух, и обычный полуденный привал не состоялся. Необходимость сосредотачиваться на дороге, чтобы не сбить дыхание, не давала думать ни о голоде, ни об усталости.

И так мы топали до тех пор, пока не оказались, наконец, на чём-то вроде обширного и довольно ровного уступа. Заиндевевшая трава и скользкие от инея валуны здесь предстали в несколько ином свете: хоть мы и насмотрелись на странности прошлой ночью, горы снова смогли нас удивить.

Ровно посередине уступа расположился круг из скальных обломков, вытянувшихся вверх и поблёскивающих даже сейчас, в серой дымке. До верхушки самого низкого из них я не смогла бы достать, даже если бы влезла на плечи Святоше. На поверхности обломков была заметна какая-то полустёршаяся резьба, явно не имевшая ничего общего с прихотливым изяществом эльфийских рисунков. Каменный круг внушал такое благоговение и даже спокойствие, что я не сразу задумалась, кем он был создан и для чего. Расположить здоровенные обломки скал таким образом не выглядело лёгкой задачей.

За моим плечом тихо присвистнул Святоша. Сделав несколько шагов вперёд он остановился, и я увидела, как на его лицо набежала тоскливая тень.

— Я читал про такие святыни, — сказал Басх, приблизившись к одному из самых низких камней и ощупывая его музыкальными движениями. — Самое удивительное в них, что они человеческие.

— А я видел такие раньше, — сказал мой напарник, склонив голову набок. — Давно, правда. И не в этой части гор.

— Где? — с любопытством спросила я.

— А помнишь ту развилку недалеко от Ароса, после Спящего Быка? Как раз по верхней дороге и можно к ним выйти. От них, правда, никакой тропы нет. Святыни, значит? — обратился он уже к учёному.

— Да, но я не знаю, кто им поклонялся, — Басх кивнул, продолжая осматривать камень. — Человеческая рука здесь чувствуется, но…

— Может, солдаты во время войны? — предположила я.

— Да ну ты брось, — возразил Святоша, — кому это надо? Тут такие громады, что вдесятером не сдвинешь. И, кроме того, разве это похоже на часовни Синего Неба? Вот и я думаю, что нет.

— Точно, — кивнул Басх, недобро покосившись на напарника, словно соглашаться с ним было ему неприятно. — Я думаю, они много старше этой войны.

— Для меня это слишком давно, — я хмыкнула. — Любопытно, как их водрузили.

Басх ещё раз провёл перчаткой по инеистой поверхности камня, присмотрелся, покачал головой.

— Хотел бы я знать. Магия, возможно.

— Что бы вы без магии делали, — Святоша рассмеялся. — Ею всё можно объяснить, да?

Учёный раздражённо зыркнул на него, но промолчал. Я, в свою очередь, подавила желание посоветовать им набить уже друг другу морды и успокоиться.

Около этих камней, прозванных Басхом «стоячими», мы и решили немного перекусить. Небо устало хмуриться, вздохнуло и принялось засыпать нас лёгким суховатым снегом. Проснулся ветер и начал пробовать на нас силу своего дыхания. Горам будто не было дела до того, что до зимы осталась ещё целая луна.

Древнее сооружение совершенно не возражало против нашего общества. Я никак не могла справиться с ощущением, что вблизи камней все мои чувства будто бы обостряются, а иней на их поверхности — никакой не иней, а лунный мох, сродни тому, что я видела во время своих колдовских всплесков. В напряжённом молчании мне было не за что уцепиться ни слухом, ни взглядом, и потому мои глаза раз за разом останавливались на середине круга. Отводить их приходилось с серьёзным усилием, и мне всё больше чудилось что там, в этом невидимом центре, действительность слегка отслаивается, будто краска с отсыревшей притолоки… Желание подойти и одним взмахом ладони обнажить то, что скрывается под ней, жгло мои виски изнутри без малейшей надежды на победу.

И я, и Круг прекрасно знали, что если время для этого когда-нибудь и придёт, то не сегодня.

Всё в том же молчании мы свернули привал и продолжили путь. Покидая уступ, я оглянулась на Круг. Небо нависало над ним с такой тяжестью, словно хотело раздавить, а он будто бы и не противился. В обломках скал, устремлённых ввысь, было столько тоски и покорного ожидания неизбежности, что у меня сжалось сердце. Действительность меж ними всё так же трепетала и колебалась вокруг тонкого, видимого только мне…

Шрама?

От этой мысли я вздрогнула и зачем-то зажала себе рот рукой. Это не ускользнуло от Святоши, но я сделала вид, что не замечаю его вопросительного прищура. Ему случалось выслушивать от меня всякую дичь, но это…

Я слишком мало сомневалась в том, что вижу, чтобы не подозревать у себя начало самого настоящего безумия.

Заночевать мы должны были уже там, где начинались Итерскау. «Аутерскаа», — упорно вмешивался в мои мысли внутренний голос, исправляя то, что казалось ему помаркой. Хотя с чего бы вдруг? Как и все северяне, я привыкла называть Ветрила Мира первым именем. Что изменилось?

Из Семихолмовья они казались лишь бледным наброском на голубом полотне; три дня назад они бросили на нас свою густую тень и изменили мир в её пределах; сейчас они виднелись впереди, точно острые и сияющие стены безымянной крепости. Ближе к вечеру мы взошли на последнюю, милосердно пологую вершину и увидели, наконец, Аутерскаа в их истинном обличье. Каменная гряда перед нами росла из вечных снегов и оканчивалась в облаках, будто подпирая собой небо. Лики скал были гладкими и бесстрастными, а мы — маленькими и совершенно незначительными, недостойными даже слабого эха от наших голосов.

— Ох ты ж, — тихо сказал Святоша, — я почти не верю, что мы в самом деле дошли.

— И не говори, — отозвалась я. — Как далеко отсюда до той долины?

— Дня через два по моим расчётам мы должны уже быть на месте, — сказал Басх. — Я и не представлял, какие они… большие. Ветрила Мира…

Если только ветрило может быть каменным… Мной владела странная смесь ужаса и восторга, будто мой дух метался в безумной тишине Аутерскаа, лишившись всякой опоры.

Внезапно небо начало светлеть, сметая, наконец, снежное одеяло. Проглянули из-за вершин звезды… И полыхнула в вышине яркая зелёная лента. Ещё одна, затем ещё и ещё, и вот они танцуют на рвущихся тучах, сияя, ликуя и насмехаясь над нами.

— Это что ещё такое?.. — тихо изумилась я.

— Никогда не видела, что ли? — удивился Святоша. — Это Песня Неба. На Севере в осенние да зимние луны часто бывает, просто из Семихолмовья не видать.

— С ума сойти…

— Серьёзно? Никогда раньше не смотрела?

— Я тоже, — присоединился Басх к моему изумлению. — Много читал про это явление, но никогда не видел.

Святоша усмехнулся.

— Ну, любуйтесь тогда.

Тучи потихоньку расступались, выпуская невероятное сияние из-под своих клочьев. Зелёные ленты рассыпались по небу яркими трепещущими дугами. Для меня весь наш поход оправдался в тот же самый момент — сумасшедшие деньги, обещанные Басхом, здесь казались чем-то ненастоящим, далёким и ненужным.

Песня зазвучала меж скалами так неожиданно, что мы все вздрогнули. Аутерскаа явно считали этот голос важней наших: прихотливое эхо неслось впереди песни, создавая впечатление, что её поёт каждый валун, да что там — каждая снежинка под нашими ногами.

— Вроде бы Околица прошла, — сказал Святоша. — А солдатня все поёт. Не спится же им тут. Ладно, пошли. Стемнело уж совсем, а на открытом ветре тут спать что-то не больно хочется.

Трава, засыпанная колким снегом, снова захрустела под сапогами.

Однако просвет в небе был очень недолог. Настолько недолог, что я уверилась, будто тучи разошлись исключительно по воле магической Песни. Не успели мы одолеть и полпути до скал, как серая пелена вновь сомкнулась над нашими головами, и мы оказались в непроглядном мраке. Святоша зажёг единственный уцелевший фонарь, но он не особенно помогал: снегопад сделался таким густым, что жёлтые лучи выхватывали из мглы лишь бесчисленные рои снежных пчёл.

До настоящего бурана погода не дотягивала, но брести почти вслепую было трудно и, признаться, жутковато. Святоша упрямо держал курс на скалы, где наверняка можно было укрыться от ненастья, а мы с Басхом покорно топали следом, постоянно поскальзываясь. Под ногами снова был подъём, причём довольно крутой, и при мысли о том, что от одного неосторожного движения я могу покатиться вниз, к горлу подступал противный ком.

Мы поднимались зигзагообразной тропой, и справа от меня оглушительно свистел нарастающий ветер. Метель скрыла от нас всё, что осталось внизу, заполнив пространство ревущим белёсым туманом. Совсем стемнело: обычно в это время мы уже грелись у костерка и жевали то, что Небо нам послало, а сегодня приходилось продолжать поход, несмотря на одолевающую усталость.

Долгое движение вдоль склона было единственным в нашем случае способом избежать изнуряющих пощёчин ветра. Вот Святоша, возглавлявший наше не особенно триумфальное шествие, скрылся из виду: впереди был поворот. Следом исчез и Басх, заслоняя рукой лицо.

Тут сквозь ветер прорвался звук, которого в этих горах не должно было быть. Тонкий, высокий женский голос, тянувший одну тревожную ноту. Прервался. Потом повторился — с резким повышением, словно зов водящего в прятках. «Ку-ку, где ты?..» — пронеслось в моей уставшей голове. Я обернулась, вгляделась в темноту. Ничего, естественно, не увидела, отнесла пробежавший по спине холодок за счёт пробравшегося под одежду мороза, развернулась обратно, и мне в лицо ударил особенно сильный порыв ветра. Я глотнула снежинок, закашлялась, и именно этот момент выбрала моя нога для того, чтобы не найти опоры.

За поворотом начинался обрыв, благодаря метели ставший невидимым, и вот по нему-то я и покатилась в колючую снежную мглу, успев издать что-то вроде короткого писка. Когда мёрзлая земля закончила пересчитывать мои рёбра, а лицо прочно утвердилось в снегу, я сделала попытку пошевелить конечностями. Вроде бы цела, если не считать тянущей боли в щиколотке.

Я села, выплюнула набившийся в рот снег. Нет, мне точно повезло. Интересно, далеко ли я улетела?

Попытавшись оценить высоту склона, я вдруг поняла, что это невозможно. Метель заслонила всё, а ночь окончательно вступила в свои права, оставив меня одну в холодной и враждебной пустоте. Где-то в ней пропал свет нашего фонаря, и вот от этого стало действительно страшно.

— Святоша! — закричала я, отфыркиваясь. — Свято-оша!

Ветер продолжал мерно свистеть, унося в неведомые дали и мой крик, и пар, слетающий с моих губ. Заметили ли они вообще моё отсутствие? Очень может быть, что и нет… Имеет ли смысл кричать?

Я с неожиданной злобой подумала о магах, подославших к нам Мстительную Жертву. Выжить-то мы выжили, да вот по их милости остались безо всех верёвок, которыми так предусмотрительно запаслись в Семихолмовье. Если бы мы были связаны между собой, как и положено делать при таких восхождениях, меня бы успели поймать.

Можно было попытаться идти вверх, но сейчас я могла делать это только вслепую. А что вообще я, собственно, сейчас могу? Брести в метель незнамо куда? Оставаться на месте и надеяться, что меня найдут, когда стихнет ветер? Второе — точно не выход: я просто замёрзну тут за ночь без костра и убежища. Если я попытаюсь идти, то, вполне возможно, заблужусь, но этот риск не так страшен, главное — выйти на подъём, и со временем я достигну скал. Во время ходьбы я хоть как-то согреюсь собственным движением, да и, может, набреду на какое-то укрытие — чем бес не шутит?

Приняв решение, я постаралась понять, в каком направлении двигаться и, выбрав дорогу, захрустела сапогами по холодному насту, в который понемногу превращался снежный покров. Время от времени я звала Святошу, но холодный воздух обжигал мне горло, и я мгновенно начинала кашлять. Ничего хорошего это тоже не предвещало — грудная жаба и горячка, которые я могу заполучить благодаря своим усилиям, не пробудят во мне никакой особенной любви к этим местам. Впрочем, если я не найду укрытия в ближайшее время, я получу всё это бесплатно, в виде подарка от Аутерскаа. И острая настойка во фляге не спасёт. Но не стоит пока об этом думать, главное — идти вверх и постараться не влипнуть во что-то похуже…

Ох, да что вы говорите.

Когда земля снова исчезла у меня из-под ног, я даже не удивилась. На короткий миг щиколотка снова полыхнула болью, и ветер как-то резко стих, уступив место звону в ушах от удара о что-то очень жёсткое. Я издала злобный стон, ощущая себя глиняным кувшином, с которым обращаются крайне небрежно. Подо мной теперь была твёрдая поверхность, мучительную встречу с которой мне чудом облегчила только толстая одежда.

Преодолевая гудящую боль теперь уже во всём теле, мне удалось встать. Ну и зачем я, скажите на милость, жаловалась на мглу метели? Тут была совсем кромешная тьма. Только та дыра, в которую я свалилась, роняла скупые отсветы на окружившие меня стены.

Проклятье.

Я несколько раз выругалась, и эхо моего голоса вдруг оказалось странно долгим. Кажется, я угодила не просто в яму, а в какой-то грот… или пещеру… Хорошо бы из неё нашёлся другой выход. Жаль только, что я не нетопырь.

— И что же делать? — спросила я сама себя. Эхо несколько раз повторило мой вопрос. Дыра над головой была слишком высоко, чтобы попытаться выбраться через неё, да и уцепиться, в общем, было не за что.

Тем не менее, моё нынешнее положение имело и приятные стороны: по сравнению с пронизывающим ветром снаружи здесь было почти тепло. По крайней мере, я не окоченею до утра, а это уже даёт некоторую надежду.

Только успокоившись, я обратила внимание на некоторую перемену в своих ощущениях. Мурашки, стадами бродившие по моему хребту от шеи и обратно, не имели ничего общего с холодом. Прислушиваясь к этому чувству, я впервые задалась вопросом, не связано ли необычайное дружелюбие моего «дара» с близостью Ветрил Мира. Легко ему было бесноваться и требовать к себе внимания там, где иной магии не водится, а при таком-то соседстве, пожалуй, притухнешь…

Что ж, время воспользоваться его покладистостью. Ох, мрак, этак я и привыкнуть могу.

Я сосредоточилась, напрягла пальцы и начала творить Жесты. Первая попытка провалилась, вызвав не до конца понятное мне облегчение. Но вторая подарила мне яркий огненным лепесток на ладони, а пещера вокруг озарилась ровным светом.

Стало ясно, что я угодила в что-то вроде подземного туннеля. Не слишком широкого — расставив руки в стороны, я почти касалась обеих стен. Заметив в свете магического огня деревянные подпорки, я поняла, что туннель построили люди. Вряд ли эльфы: уж куда вероятней, что таким образом солдаты пытались миновать заслоны Царства на пути к Аутерскаа… Кажется, я уже не отделаюсь от этого названия.

Здесь туннель прошёл слишком близко к поверхности, и потолок обвалился — это легко было понять по земляным кучам под ногами. Я бы непременно споткнулась о них, если бы не решила прежде зажечь свет.

Мрак отступил, и это помогло мне собраться. Теперь можно было подумать, что предпринимать дальше. Пытаться искать отсюда какой-то выход или не сходить с места? Может, дождаться утра? Двигаться куда-то по этому подземелью — чистой воды безумие: у меня нет никакой снеди, а охотиться или копать корешки тут не выйдет. Тем более, что моё оружие осталось у Святоши — он взял его, чтобы мне было легче идти, так что при мне оставались только охотничий нож да топор. А кто знает, что меня может ждать на здешних тропах?

Я попробовала запустить пучок искр к провалу. Он растаял на рвущихся оттуда холодных потоках ещё до того, как я торопливо разожгла новый.

Вздохнув, я уселась на один из рассыпанных валунов, обхватив магический огонь обеими ладонями: он дарил не только свет, но и тепло. Нужно переждать метель, ведь Святоша будет меня искать. Если уже не ищет. С него станется, даже в такую пургу…

Мною начала овладевать дремота: день выдался жутко утомительный. Какое-то время я клевала носом, просыпаясь оттого, что огонь в моих ладонях мгновенно начинал трепетать. И продолжалось это ровно до тех пор, пока звук хриплого и визгливого рога откуда-то издалека не разбил моё и без того хрупкое спокойствие вдребезги.

Я разом очнулась, сомкнув ладони и потушив свет. Через пару мгновений завывание рога вновь прокатилось по туннелю, отражаясь от стен и отправляя мою заячью душу куда-то в пятки. На третий раз меня прошиб холодный пот.

Дело в том, что я убила слишком много гоблинов, чтобы не знать их повадок. Более опытные охотники по звуку рога легко определяли племя, но сейчас это было неважно. Если эти горбатые твари оказались достаточно умны, чтобы покинуть лес и скрыться в горах во время осенних облав, мне с ними лучше не встречаться.

Рог снова повторился. То ли это эхо играло со мной, то ли гоблины и впрямь находились где-то поблизости. Я не выдержала и снова зажгла огонь: рычание гоблинской музыки в густом мраке сводило меня с ума. К тому же, твари видят в темноте гораздо лучше людей.

Так, Эльн, спокойно, уймись… Может, им сюда и не надо вовсе. Может, где-то там ниже у них просто стойбище в естественной пещере, а сюда они никогда не поднимаются. Пожалуйста, пусть это будет так! Соберись… В конце концов, это просто гоблины… Их же ловят на капканы, как дичь… Не трусь, дура, штаны сменить получится нескоро…

Под отчаянное биение собственного сердца я вспомнила о том, что гоблины не возражают против человечины, особенно зимой, когда с едой непросто.

Покрываясь под одеждой гусиной кожей, я доползла до стены, постаралась вжаться в неё и пригасила свой фонарик. Что-то в этот раз твари забрались совсем уж далеко… Мы ходили за их ушами на восток от Семихолмовья, а уходят они ещё дальше, к более пологим склонам — они не большие любители карабкаться по скалам. Наша тропа по краю Инеевой Ряски, напротив, прошла западнёй — не в последнюю очередь потому, что мы хотели с ними разминуться. Что заставило гоблинов прийти сюда? И они жить не могут без свежего мяса, откуда же они берут его под землёй?

Моё чутьё зацепилось за последнюю мысль, и мгновением позже я поняла, почему.

Гоблины не могут жить без мяса. Значит, они охотятся. А если они охотятся, их стойбище должно быть расположено неподалёку от выхода на поверхность.

Здравый смысл робко напомнил, что встреча с хищниками — возможно, оголодавшими — совсем недавно казалась мне плохой идеей. Очень может быть, что эти ребята — отщепенцы, которых из болот выгнали не только облавы, но и сородичи, иначе они не ушли бы к неприютным западным отрогам вместо насиженных восточных. Если так, то они могут быть не только голодными, но и здорово злыми.

Я посмотрела наверх. Метель и не думала стихать. Сколько времени Святоша потратит на то, чтобы отыскать эту дыру? Едва ли её станет лучше видно днём. А если меня и найдут, как они меня вытащат, если снова вспомнить об утрате верёвок?

У-у-у, сраные маги, почему все мои неприятности так или иначе связаны с ними?!

Кажется, у меня нет особенного выбора.

По туннелю снова пронёсся звук рога — всё ещё мерзкий, но уже не такой пугающий, как вначале. Похоже, что у ребят какое-то празднество. Если так, то мои шансы остаться незамеченной довольно высоки — гоблины бывают слишком заняты во время своих странных ритуалов и, кроме того, они вряд ли ожидают какой-то опасности под землёй. Можно посмотреть на их стойбище и пробраться мимо, а если нет — вернуться сюда…

Стараясь не слишком шуметь, я зашагала вниз по туннелю. Риск долгого и, возможно, бесплодного ожидания страшил меня гораздо больше, чем хоть какое-то действие, пусть и опасное. В конце концов, я услышу стойбище гораздо раньше, чем увижу, так что будет время подготовиться.

Вскоре стало ясно, что вернуться будет не так просто, как мне казалось. На первую развилку я наткнулась всего спустя несколько минут пути, но звук рога помог мне сделать выбор. Схожим образом я поступила и с двумя следующими; третья развилка показалась мне довольно странной. Голос гоблинской музыки заставил меня свернуть из крепкого, пусть и неширокого прохода во что-то вроде извилистой и неудобной кишки с сильным запахом сырости. Несколько раз я задела головой потолок, а кое-где едва поместилась — и это при моей-то худобе! Однако, звук рога усиливался, и это не давало мне сомневаться.

Кишка окончилась неожиданно. Когда вместо каменистой почвы мои ноги ступили на ровную и твёрдую поверхность, я сдавленно ахнула. Сжав кулак, я потушила свой огонь: тут он был попросту не нужен.

Да я попала в настоящий подземный дворец! С площадки, на которой я стояла, виднелись исполинские колонны. Я, очевидно, находилась под самым потолком, а площадка под ногами была частью какого-то большого строения. Внизу мерцало сразу несколько костров, и стало ясно, что именно этот-то памятник и облюбовали себе гоблины в качестве убежища. Умные ребятки, хорошо устроились.

От мысли, что это может быть ещё один склеп, меня продёрнуло холодком. Но, с другой стороны, именно поэтому у него должен быть иной выход. Вообще, каким бы целям не служило это место в древности, едва ли строители проникали в него через это подобие заднего прохода — значит, мои соображения верны хотя бы отчасти.

Осталось придумать, как спуститься вниз, и для этого непременно должен существовать способ. Кто-то раскопал это место и пробил дыру в стене из зелёного камня с ветвистыми фиолетовыми прожилками. Странно было бы предполагать, что искатели потратили столько времени, чтобы развернуться и уйти, оказавшись на том месте, где я теперь стою.

Хотя у них наверняка было что-то, кроме ножа и топора. Например, верёвка.

Площадка тянулась вдоль стены, как небольшой балкон. Я осторожно двинулась вперёд: судя по отдалённости костров, мой третий за сегодня полёт будет долгим и окончится куда хуже первых двух. Архитектурный изыск тянулся долго, и спустя какое-то время мне пришлось воскресить свой «фонарик»: потолок делался ниже, а свет — тусклей. Так я дошла до самого угла подземной залы, откуда виднелись очертания статуи в три или даже четыре человеческих роста вышиной, подпиравшей площадку снизу. Приблизившись к статуе и рассмотрев её получше, я вздрогнула.

Мрак меня забери, эти эльфские стражи действительно выглядят точь-в-точь, как Басх. Сходство было таким сильным, что мне стало нехорошо. Может, он и в самом деле избран судьбой для того, чтобы разгадать тайны затерянного Царства, и мы путешествуем в компании ожившей баллады?

Впрочем, самое прекрасное в этом страже было не сходство с учёным, а то, что он доставал макушкой шлема как раз до моей площадки. Во всяком случае, спрыгнуть ему на голову можно было почти без риска, а по гладкому копью в руке гигантского эльфа как раз можно будет съехать вниз.

Погасив огонь, я задалась вопросом, откуда же в этой зале освещение. Костры не могли рождать такой мягкий, будто рассеянный в воздухе свет; а снаружи сейчас ночь и метель. Впрочем, разобраться в этом сейчас не представлялось возможным, так что я принялась карабкаться вниз по статуе, мысленно извиняясь перед тысячелетним стражем за мои подошвы на его носу.

Внизу сгущался мрак, и передвигаться без магического света было бы трудно, не имей я под ногами совершенно ровного каменного пола, а впереди — маяка в виде костров. Иногда они скрывались за колоннами, которые у основания были толще, чем под потолком. Больше всего меня поражала их гладкость — мне и раньше случалось видеть эльфийские сооружения, но способность их создателей договариваться с беспощадным временем по-прежнему оставалась для меня загадкой.

Гоблинский рог оглашал залу своим хриплым визгом всё чаще и чаще, и мне казалось, что колонны каждый раз морщатся. Вблизи к рогу добавились глуховатые перезвоны и гортанное пение. Воздух около стойбища, и без того спёртый, был отравлен запахами нехитрого быта его обитателей. Я двигалась всё осторожней, пока не вышла к середине залы. Здесь колонны расступались; я заметила широкую полосу из светлого камня под ногами. Насколько я могла рассмотреть, свободное пространство имело форму правильного круга.

В самом центре виднелось что-то вроде разбитого пьедестала. Один из гоблинских костров пылал прямо у его подножия, а остальные пять или шесть костров поменьше были беспорядочно разбросаны по стойбищу. Красноватые языки пламени выхватывали из сумрака сгорбленную и костлявую фигуру гоблина, неподвижно стоявшего на вершине пьедестала. Чёрные силуэты его товарищей ритмично двигались вокруг, извиваясь и едва не переламываясь.

Как я и предполагала, в стойбище шёл какой-то ритуал, и это было прекрасно. Если у них есть дрова, чтобы жечь столько костров, выход просто обязан находиться где-то неподалёку. Кроме того, по своему немалому опыту охоты на них я знала, что после таких праздников все участники ритуала — охотники и воины семейства — будут валяться с закатившимися глазами до самого утра. Впрочем, перед тем они впадут в бешенство и разорвут каждого, чей запах им не понравится, так что лучше им не попадаться.

Гоблин-шаман, возглавлявший ритуал, снова затрубил в рог, и танцоры болезненно выгнулись. Они сделали это одновременно, и у меня возникло отчётливое подозрение, что они не управляют собственными телами. Это было странно, ведь у гоблинов никогда не водилось настоящей магии… Уж мы бы знали. И беса с два они бы дали нам себя ловить, если бы умели защищаться при помощи колдовства.

Подобравшись чуть ближе, я различила у ног шамана два грубых сосуда из глины. Во мне проснулось любопытство. Я находилась на вполне безопасном расстоянии, и мне ещё никогда не приходилось видеть подобных ритуалов. Если я успею уйти до того, как они взбесятся, мне ничего не грозит — тем более, что сперва они отлупят друг друга, так уж у них заведено.

Остальные члены семейства старались даже не приближаться к кругу танцующих, испуганно поблёскивая глазами из грубых подобий шалашей и шатров, разбросанных вокруг. Зрелище и в самом деле казалось зловещим даже мне, а от хриплого пения костлявого шамана и трепетания бледных перьев на его костлявых руках у меня тоскливо сжималось сердце. Немилосердно ломая собственные тела, танцоры описывали вокруг костра круг за кругом, и спустя некоторое время мне начало казаться, что эти гоблины ощущают себя единым целым.

Вдруг костёр полыхнул, напугав и меня, и нескольких гоблинов, приблизившихся к кругу танцоров слишком близко. Твари порскнули обратно по своим шалашам, а я отпрянула глубже во мрак колонн. Одновременно с этим шаман закончил петь, воздел руки с сосудами и принялся отрывисто каркать. Танцующие остановились, упали на колени и закачались в такт, достав из лохмотьев и шкур, служивших им одеждой, грубо вытесанные каменные ножи. Только теперь, когда они остановились, я заметила, что вокруг костра стоят какие-то плошки.

Шаман медленно поднимал сосуды всё выше. Когда он замер, все гоблины, принимавшие участие в танце, одновременно вскинули руки с ножами, без малейших колебаний надрезали себе запястья, и кровь тёмными струйками потекла во все плошки разом. Отложив кинжалы, гоблины взяли сосуды с собственной кровью и по очереди протянули их шаману, который разлил её по своим кувшинчикам.

Кухарят, значит. От этой мысли мне стало смешно, но ровно до тех пор, пока виски не зажглись предупреждающей болью. От глиняных сосудов, которые шаман бережно поставил на пьедестал, тянуло чем-то острым до рези в глазах. На какой-то миг я увидела колеблющиеся на пьедестале лунные травы, меняющие цвет вблизи кувшинов на тёмный, тяжёлый пурпур и пригибающиеся к поверхности, будто от сильного ветра.

Остальные гоблины выглядели теперь проснувшимися, но измученными. Все они держались за надрезанные руки и пошатывались. Шаман резко прикрикнул на них, по-видимому, велев расходиться. За ритуалом должно было последовать бешенство, но ничего подобного не происходило, и я начала подозревать, что это семейство сильно отличается от прочих.

Не поэтому ли они живут здесь?

От зелья, которое шаман сотворил из крови собственных сородичей, так сильно несло настоящим колдовством, что я продолжала наблюдать за стойбищем, забыв об опасности. Казалось, что даже пламя костра под пьедесталом приобрело пурпурный оттенок. Моё Созерцание, которое мастера Арэль Фир так упорно пытались во мне развить, сообщало зрению образы бесплотных лиловатых потоков, собирающихся вокруг шамана, который снова застыл в полной неподвижности. Резкие очертания его тела колебались в дрожащем над пламенем воздухе, а сосуды будто впитывали в себя чистую Силу, окрашенную в пурпур волей колдуна.

Гоблин, владеющей настоящей магией. Интересно, сколько бы за него отвалили в Тунглид Рэтур?

Увлёкшись наблюдением, я отпустила на волю своё Созерцание, и зала начала неуловимо меняться в моём восприятии. Колонны тяжело дрожали, будто толстые струны, и пространство полнилось низким, едва слышимым гулом, который становился тоньше и сильней со стороны шамана. Я поняла, что гоблин ещё не закончил своё колдовство. Похоже, он как-то использует это место…

Костёр стал совсем лиловым, и отсветы его бродили по стойбищу, словно злобные духи. Лунные травы колебались под моими стопами, беспокойно шепча. Я видела, как они испуганно стелются вокруг костра и уклоняются от его свечения, а каждый стебель, соприкоснувшийся с пламенем, меняет цвет и устремляется к сосудам.

Признаться, более завораживающей магии я до сих пор не видела. То, что во мне проснулось, Басх определил бы, как азарт исследователя, но я бы с ним, скорей всего, не согласилась. Не в последнюю очередь меня удерживал на месте страх; казалось, что если я сделаю хоть одно движение, шаман откроет глаза и посмотрит прямо туда, где я стою.

И что-то подсказывало мне, что маги из Тунглид Рэтур отдадут несколько тысяч эффи не только за самого шамана с настоящим даром, но и за рецепт его зелья. Если поймут, для чего оно нужно — моего разума на это явно недоставало.

Шёпот лунных трав становился всё громче и тревожней. Я поняла, что мне лучше уйти, и сделала несколько шагов вглубь залы, прочь от стойбища, усилием воли гася Созерцание. А пожалуй, эти горы учат меня куда лучше, чем люди… Если выберусь отсюда, попробую снова использовать его сознательно.

Двинувшись левей в обход стойбища — туда, откуда вроде как полз слабый сквозняк — я бросила последний взгляд на пьедестал, и меня прошибло страхом. Глаза шамана были открыты, и он смотрел точно в мою сторону. Если бы не расстояние и мрак, я бы даже сказала, что на меня.

Костёр лишился своего пурпура, колдовство угасало. От мысли, что теперь шаман, освободивший своё сознание от ритуала, может почувствовать моё присутствие, мне стало совсем плохо. Но останавливаться уже не было смысла. Если я опоздала, то я ничего не смогу изменить. Нужно просто идти — медленно, осторожно, шаг за шагом…

Когда дремотный гул колонн исчез за оглушительным верещанием шамана, призывающего подмогу, я даже не удивилась. Мгновением раньше, чем его искривлённая зимами рука указала гоблинам направление, я во всю прыть кинулась навстречу сквозняку.

Каменный пол слегка подрагивал от топота за моей спиной. В надежде отыскать укрытие, которое защитит меня хотя бы от охотников, я совсем забыла о своей злополучной щиколотке, ушибленной при падении со склона. Когда за одной из колонн возник желанный просвет, боль в ноге стала уже совсем невыносимой, и я бежала всё медленней с каждым мгновением.

Последней моей мыслью перед тем, как удар дубины вышиб из меня дух, было «Так мне и надо».