22

Ветер больно колол щеки и жёг потрескавшиеся губы. Я взглянула вверх: тёмно-серое, набухшее небо уже роняло первые снежинки. Ганглери был прав: собиралась пурга.

Сам маг шёл впереди. Не так стремительно, как вчера, перед первым нашим уроком: сейчас походка выдавала его глубокую задумчивость. Я начинала задаваться вопросом, а помнит ли он вообще о моём присутствии?

От быстрого подъёма на гребень у меня начала кружиться голова. Мастерская мелькала внизу, точно рисунок на дне тарелки. Она то пряталась за острыми скалами, то разворачивалась во всей красе.

Дорога становилась всё трудней. По мере приближения к вершине свист ветра усиливался. Его песня была злой и яростной: он не желал, чтобы я достигла цели. Куда сильней ему хотелось сбросить меня вниз и полюбоваться тем красным росчерком на камнях, которым я стану.

Ганглери же, однако, продолжал идти так уверенно, словно стихия не в силах его коснуться.

— Куда мы все-таки идём?! — не выдержала я, когда мне пришлось прижаться к скале, чтобы не упасть на особенно узком участке тропы.

Мне с трудом удалось перекричать безумный свист. Опираясь голой ладонью о покрытую льдом скалу, Ганглери обернулся, и молнии в его глазах заставили меня вздрогнуть.

Что тебе до гнева зимней бури, если ты сам — весенняя гроза?..

— Ты должна кое-что увидеть и запомнить. Это важно. Потерпи немного, мы почти пришли.

Вскоре восхождение над пропастью и впрямь завершилось. Мы оказались перед двумя скалами-близнецами, тускло мерцающими сквозь плотный снегопад. Тропка пролегала между ними, но ненастье мешало взору проникнуть за этот рубеж.

Небо отсюда казалось таким близким, что я невольно вытянула руку вверх: а ну как выйдет дотронуться?

Не вышло.

Тем временем, Ганглери вступил в проход и поманил меня за собой. Я сделала несколько шагов вперёд, и шум ветра в ушах разом стих. Тишина окружила меня так неожиданно, что я едва не отпрянула назад. Обернувшись к метели, которая свистела за скалами, я вдруг осознала, что ни одна снежинка не может миновать рубеж, который мы только что перешли.

Пространство меж скалами полнилось сероватыми искрами древнего, неподвижного мороза. Здесь не было ветра. Я повела перед собой рукой в варежке, и удивилась странным, инеистым следам, которые остались в воздухе. Ганглери скрылся за поворотом, но отпечатки его движений медленно тлели над тропой, пропадая с лёгким, едва слышимым треском.

Прислушиваясь к тихому звону невидимых льдинок где-то в вышине, я едва не налетела на спину мага, застывшего на выходе из скального прохода.

— Ну, вот мы и на месте. Полюбуйся-ка, — сказал Ганглери, делая шаг в сторону и пропуская меня вперёд.

Нарушая своими шагами вековую белизну снега на небольшом уступе, я медленно вступила в мир под мёртвыми небесами — огромную гробницу, раскинувшуюся внизу, насколько хватало глаз. Тёмный мраморный свод, который здесь притворялся тучами, у горизонта смыкался с бурым туманом, окутавшим землю.

И единственным, что двигалось и блестело в этой мрачной пустоте, был хрупкий иней, которым становилось моё дыхание.

— Это самая граница Царства, — сказал Ганглери, наблюдая за моим лицом. — К сожалению, отсюда нельзя спуститься вниз, иначе вся эта затея с Механизмом была бы бесполезна…

— Что там, внизу?

— Одичавшая магия.

Я всмотрелась в туман. Его непроницаемый панцирь надёжно защищал Царство от чужих глаз, но на мгновение мне показалось, что я вижу тёмные очертания не то каких-то строений, не то деревьев, не то изваяний.

— Что случилось после гибели Ксентаэль?

— То, что нам не могло присниться и в самом тяжёлом кошмаре. Лишившись того звена, которое скрепляло всё сложнейшее плетение их магии, эльфы утратили над ней власть полностью, и она их уничтожила. Я не могу быть уверен до конца, но едва ли там, — Ганглери кивнул в бурую пустоту, — осталось хоть что-то живое.

— И как давно?..

— С самого начала. Знаешь, есть кое-что, о чём не знают ни адепты Лоорэ, исследовавшие Саагир-Наохрем, ни ваш упорный наниматель Басх. Ты ведь помнишь легенду об Иглоходце — том самом, что извлёк крепление из Механизма?

Дождавшись моего согласного жеста, старый маг продолжил:

— Он сделал это не для того, чтобы спасти Царство от людей. Он хотел спасти людей от того, что должно было стать Царством. Эта огромная опухоль, которую ты видишь, давно истребила бы весь мир, если бы не магические заслоны, воздвигнутые эльфами на границе.

— Но почему они действуют до сих пор? Если эльфийская магия сошла с ума…

— Эти заслоны создавались в те времена, когда мы свободно бродили по Лунным Полям, девочка, — на лице Ганглери отразилась мучительная тоска. — Дар, который Луна отняла у нас вместе со своим благословением. Если наши адепты Даэг тогда умели строить города из одного только лунного света, представь, что могли созидать эльфы, каждый из которых жил в двух мирах одновременно.

— А вы до сих пор не рассказывали мне о Лунных Полях, — я не сдержала усмешки. — С чего вы взяли, что я вас пойму?

— Не ёрничай, девочка, — старый маг печально улыбнулся. — Мы оба знаем, что ты была там. И как бы сильно я ни хотел, чтобы ты оказалась из числа адептов Флеорин или Лоорэ, душою почв или хранительницей знаний, Луна не спрашивала моего мнения, отмечая тебя.

С его губ сорвалось целое облако инея и осыпалось бледными искрами.

— Ты ещё не раз вернёшься туда, юная Даэг. И именно поэтому я — не лучший учитель для тебя. Но я постараюсь укрепить твой ум и сберечь его от распада, который грозит на дорогах под Луной таким, как ты. Может быть, так я заслужу право на покой… Однажды Луна решит, что пора окончить мою пытку, и тогда кто-то должен помнить то, что помню я.

— Неужели Тунглид Рэтур до сих пор не знают, что стало с Царством?

— Думаю, что знают. Но одичавшая магия, ставшая здесь ещё одной стихией, интересует их не как болезнь, которую необходимо излечить, а как сила, которую следует подчинить, понимаешь? Я опасаюсь, что их намерения могут вести к гибели, и именно поэтому я не желаю их присутствия.

— Стоит ли беспокоиться теперь, когда Механизм потерян?

— Да потерян ли, девочка? Кто знает, нет ли у них способа оживить его. И, к тому же…

Профиль Ганглери заискрился: он отвёл взгляд от мутного неба и перевёл его на меня. Ломкий воздух тихо звенел вокруг нас, и мне начало казаться, что это место не совсем мертво: уступ словно полнился духами, и эти духи внимательно слушали наш разговор.

— Дорога Зелёных Теней существовала не всегда. И эльфы не всегда жили в этих землях. Значит, где-то ещё остался путь, по которому они когда-то пришли в Царство.

Старый маг улыбнулся, и иней сверкнул на его губах:

— Сочтём же забвение благословением. Если бы эльфы вспомнили об этой дороге и попытались вернуться по ней в те времена, когда здесь бушевал ужас, кто знает, что было бы с миром сейчас?

…Пурга в Мастерской будто бы унялась, а верней — осталась злиться на пиках, плюясь льдом и сквозняками. Душный полог туч сполз с юго-западной части долины, мешая вечерние тени с лучами кровавого зимнего заката.

Кровь… пожалуй, в этом небе над моей головой её слишком много.

Склон близ жилища Ганглери был во власти багрянца, а големы кутались в густую сизую дымку внизу. То, что напоминало мне кладбище, казалось теперь бальным залом по сравнению с каменным потолком над Царством.

На груди старого мага мерцал тревожный зелёный блик, и я испытывала мучительное желание узнать, что это такое, но не решалась задать вопрос. Однако, вскоре Ганглери сам нарушил молчание:

— Я обещал, что сохраню твой разум от распада, который ему грозит, и я должен принять необходимые меры как можно скорей. Прости, что я не даю тебе отдыха после всего, что тебе пришлось сегодня испытать, но другого выхода у нас нет.

Вспомнив строки об адептах Даэг в книге Басха, я вздрогнула.

— Вы уверены, что я именно это самое?

— Луна не жаждет видеть в своих владениях никого, кроме вас. Ты была там, и ты выжила — для меня этого доказательства достаточно.

— Да ведь то было просто зелье!

— Зелье шамана, девочка! Знаешь ли ты, кого называют шаманами в племенах северо-западной тундры? Адептов Даэг, разум которых изменился настолько, что они видят два мира одновременно. Они уже не могут позаботиться о себе самостоятельно, потому что их сознание рассеивается далеко за пределы их тел. Их никто не учит сохранять цельность души, как это происходило во времена моей молодости.

Амулет Ганглери полыхнул, будто отзываясь на горячность его слов, а на лицо мага упал красный отблеск догорающего заката, сделав его улыбку неожиданно мрачной:

— Несчастному шаману просто не повезло встретиться с себе подобным. Эхо вашей схватки прокатилось по всем Аутерскаа: подобного тут уже давно не случилось. Лунные Поля хорошо слушаются тебя, пусть ты им и не доверяешь.

Я пожала плечами.

— Какое уж тут доверие? Они возникают только тогда, когда им хочется.

— Пойми, даже тогда, когда тебе кажется, что магия пришла по собственному желанию и действует по собственному разумению, она сражается за тебя. У неё нет и никогда не было своей воли, понимаешь?

Руки Ганглери, неожиданно тяжёлые, легли на мои плечи; он развернул меня к себе и приподнял за подбородок моё лицо, будто желая убедиться, что его слышат.

— Я не хочу сказать, что мне известно обо всех твоих встречах с Силой, девочка. Но я уверен, что она ни разу не сделала ничего, чего ты сама не желала бы.

Кровь бросилась мне в лицо, и я почувствовала, что не выдержу его взгляда. Возможно, я вырвалась слишком грубо, но старый маг не попытался меня удержать.

— Сила, как вы её называете, убила слишком много моих друзей. По-вашему, выходит, что они сами этого желали? Но ведь я тоже молила о смерти, так почему она оставила меня жить?!

На западе, близ входа в Мастерскую, ветер сдувал снег с пиков, засыпая им шатры Тунглид Рэтур. Ему явно не нравились трепещущие знамёна магов, и он делал всё, чтобы спутать алую ткань.

За моей спиной послышался тяжкий вздох.

— Можем ли мы спрашивать у реки, питающей посевы, почему весной она разлилась и уничтожила наш дом? То, что произошло с твоими друзьями — страшная загадка, на которую у меня нет ответа. И я не думаю, что кто-то, кроме тебя, может её разгадать.

Шаги Ганглери почти не тревожили снег. Встав рядом со мной, он заложил руки за спину и внимательно вгляделся в стоянку магов. Несколько далёких искр вспыхнуло среди шатров: Тунглид Рэтур зажгли вечерние огни.

— Ты могла бы отомстить за них. Но хотят ли они, чтобы ты множила ненависть? Не так обретается покой, девочка. Уж поверь. Я пробовал разные пути.

— И с чего мне начать? — спросила я, чувствуя, как смятение и горечь теряют краски и становятся тем, чем были на самом деле — тяжёлой усталостью.

— Ну, наконец-то! Вопрос, на который я могу ответить. Все ученики в моё время проходили Дорогой Сна — теперь настала твоя очередь.

— И что это за дорога?

Ганглери ответил не сразу. Я подняла на него глаза: мрачное веселье сменилось глубокой сосредоточенностью.

— Своя для каждого, разумеется.

— Но куда она приведёт?

— К спокойствию духа. Разве не в нём ты сейчас нуждаешься сильней всего?

Мне очень хотелось поспорить, но я только пожала плечами.

Загрузка...