Баллады снова солгут

7

За прилавком, на котором валялось два или три дротика, никого не было. Лампа не горела, и только серый свет пробивался из слюдяного окошка, освещая дощатый пол. Должно быть, Коуп ещё спит — либо только что заснул, что лично меня не удивит.

Я перепрыгнула через прилавок и постучала в тяжёлую дверь мастерской. Ни звука в ответ. Снова постучав, я заглянула в щёлку между дверью и стеной: дверь была заложена изнутри тяжёлым брусом.

Я развернулась к двери спиной и постучала в неё каблуком, чтобы вышло громче. Никакого ответа. Можно было бы явиться позже, но вот прямо сейчас у меня совсем нет времени.

Перепрыгнув обратно за прилавок, подошла к тяжёлому копью, стоящему у входа, и без особых затей грохнула его об пол.

Вслед за этим послышался стук падающего засова, и с таким же звуком хлопнула дверь мастерской. На меня воззрились мутные от сна и негодования очи оружейника.

Пресекая любые выпады в сторону моих манер, я поставила на стол флягу с элем. Глаза Коупа сразу подобрели.

— Ну, зверь лесной? — осведомился Коуп, прикладываясь к фляге. — С чем пожаловала?

— Не «с чем», а «зачем», я думаю, — поправила я его. — Мы со Святошей тебе очень благодарны за то, что ты направляешь к нам страждущих. Не густое, знаешь ли, лето выдалось…

— А, так Басх вас нашёл, — осклабился оружейник. — Этот мальчик немного дорог мне. Я не хочу, чтобы он попал в лапы охотников за лёгкими деньгами.

— Что он за птица?

— Его отец — торговец тканями в Северном Рахадане, богатый купец. Знаешь, из выскочек: женился на бродячей певице, да ещё и эльфке… Ваэйлен её звали. Басха я знал с тех пор, как жил в Рахадане, много лет с тех пор прошло… умный мальчик, но очень разочаровавший отца.

— В смысле?

— По семейной стезе не пошёл. Весь в мать — та тоже никогда земной пылью стоп не сквернила, всё по собственным песням бродила. Не понимаю, зачем было посылать мальчика в Арэль Фир, после школы у него и вовсе никакой охоты торговать не было.

Арэль Фир? Басх учился в Арэль Фир? Должно быть, он учился раньше меня: я его не помню. Он ведь наироу, значит, должен был попасть в особые классы…

— Великим магом он вроде как не стал, зато набил голову всякой бесполезной историей и стал чего-то там исследовать. Потом с отцом поссорился и ушёл из дому. Ваэйлен умерла от какой-то болезни, пока Басх учился.

— Зачем он здесь?

Коуп грустно покачал головой.

— Говорю же, мечтатель он. Начитался всякой белиберды о Девяти Стражах и вбил себе в голову, что пройдёт через них.

— Неужели всё-таки?.. — поразилась я своему чутью. — Ещё один самоубийца.

— Говорит, что знает что-то такое, чего до него никто не знал. Все вы, молодёжь, такие: думаете, что с вашим рождением и свет сотворился.

— Это… странно, Коуп. Он указал нам совсем иные тропы, мы даже не подойдём к Стражам. Как думаешь, почему так?

Лукарь озадаченно потёр подбородок:

— Чтоб я знал, зверёныш. Со мной-то он всем не делится, да и почему бы?

— А ты сам-то как умудрился завести знакомство с рахаданским купцом? — нескромно спросила я и шмыгнула носом, надеясь таким образом извиниться за излишнее любопытство.

— С купцом-то? — Коуп приложился к элю. — Никак. Я знал Ваэйлен. Я же сам из Локенхейна, ты же помнишь, а в Рахадан я частенько ездил к одному товарищу, отменный мастер был, многому меня научил. Ваэйлен там пела частенько на одном постоялом дворе, где я останавливался, ну…

— И как же ты её упустил? — осведомилась я, шалея от собственной наглости.

Коуп поперхнулся, и глаза его налились кровью.

— Слы-ы-ы-ышь, ты! Уши давно не драли?

…На грязный пол коридора в «Стерве» падали тусклые отсветы: моя дверь была прикрыта очень неплотно. Чего это, интересно, Святоша не у себя в каморке до сих пор? Я осторожно сунула нос внутрь: так и есть, топор вешать уже можно. И, к тому же, он валяется на моей и без того не слишком чистой постели прямо в сапогах, вовсю дымя своей трубкой.

В вытянутых над головой руках Святоша держал какой-то мятый лист, приковавший всё его внимание.

— Ты не слишком много куришь в последнее время, а? — спросила я, переступая порог и затворяя дверь.

— А что ещё делать тут? — отозвался Святоша, не отводя взгляд от листа. — Если мы не накопили на зимовку где-нибудь подальше от Семихолмовья…

— Что ж ты не сказал, что та сотня у тебя последняя? — упрекнула я его.

— А что, она как-то повлияла бы на наши планы? Сама знаешь, сколько стоит жизнь в городах.

— Чем это ты занят?

— Картами. Думаю, — Святоша сел на лежанке, свесив ноги и отложив трубку. — И вот решил тебя дождаться, узнать кой-чего.

— Чего же?

— Ну, у нас есть выбор. Добраться до той долины мы можем двумя способами. Первый — идём длинной дорогой. Можно даже верхом. Но долго — к кануну Йуле сюда вернёмся, не раньше. А можно, — он протянул мне карту, — по краю трясин, но там лошади путь только осложнят. Зато через четыре — при худшем раскладе — седьмицы будем там, а обратно, сама знаешь, всегда быстрее.

— Ты понял, где эта Хардаа-Элинне находится?

— Да. Сам там не был, правда. Ничего, уж я разберу дорогу, не волнуйся.

— Я-то? Ты же сам страху нагнал.

— Уж прости, — Святоша качнул сапогом, — просто не нравится мне всё это дело, даже несмотря на прорву денег, которую пообещали. И историк этот тоже не нравится.

— Вот и хотелось бы знать, чем, — проворчала я, развалившись на скамье и изучая переданную им карту. Угольная дорожка вилась от Семихолмовья по самому краю Инеевой Ряски — вечно полузамёрзшей области, которую делили болота и погосты. Местность там и впрямь была не для верховой прогулки.

— Не знаю. Чуется мне, что не так он прост… Плеснёт он нам кислого эля, грызун, попомни моё слово.

— Хватит каркать, аки ворон лысый! — рассердилась я, стащила с ноги сапог и погрозила им Святоше. Тот осклабился и наконец-то принял решение слезть с моей постели.

— Ты мне скажи, что по поводу дороги думаешь-то? Длинной пойдём или короткой?

— Вот уж не знаю. Что, трясинами и впрямь настолько быстрее?

— Не то слово. Я же тебе говорю, ровной тропой — крюк через охотничьи угодья почти в две луны туда-обратно. А постоялых дворов там всё равно нет.

— Зато спокойней как-то.

— Да что ты говоришь! — деланно удивился мой напарник. — Давно с тебя лесные молодцы мзды не просили?

Я ойкнула:

— Что, думаешь?..

— Ты не забывай, что мы не одни. С таких тощих овец, как мы, стричь нечего, а вот с господина Дэ-Рэйна…

— Справедливо, — согласилась я, и тут в памяти, словно утопленник, всплыл разговор с Коупом. — Слушай, он тебе рассказал, что в Арэль Фир учился?

— Нет, — отозвался Святоша с сонной ленцой. — А это важно?

— Не то, чтобы слишком… Но Коуп сказал, что он целится за Девять Стражей. Это тебе как?

— Нашла, чем удивить. Я так и подумал, когда он сказал, что заплатит на месте, а не по возвращении. За горы собрался, стало быть. Хе… Ещё один… Колдун, да?

— Сомневаюсь. Я же тебе говорила, что наироу для магии не годятся.

— И чего он тогда там забыл?

— Мало ли? Там и обычных людей учат. Деньги-то магам нужны, как ты думаешь?

— Забавно, — Святоша ухмыльнулся. — И чего это вы, образованные, косяками в глушь уходите?

— Иди спи, а? — посоветовала я, угрожающе помахав сапогом.

…Утро было сырое. Ночью опять прошёл ливень. Гведалин-Полумразь, торговец цветной водой из Аресваля, привёз очередную партию своего товара, и в деревне наступило некоторое оживление: снаряжали караваны в Арос, Смизерфелл и Брюни.

У нас со Святошей была возможность поступить к нему в караванщики. Сам как-то отловил нас и сделал, так сказать, предложение. Плату предлагал хорошую. Только вовремя мы узнали, почему от него никто не уходит: в первые же пару дней Полумразь мешает своим караванщикам в еду двойную (а то и тройную) порцию своей водицы. Ему убытков — копейки, зато потом можно караванщиков держать в чёрном теле, если понадобится — за капельку цветной воды они не то, что товар возить — удавиться готовы. Или джигу станцевать раздетыми, если Гведалин того пожелает.

Я шла от Випаса, чавкая сапогами по каше, в которую осень превращала уличную грязь. Плечо мне оттягивал путевой запас вяленого мяса. Его бы не пришлось закупать в таком количестве, если бы дело было летом, когда леса полны дичи, и я размышляла, отчего все же Басху приспичило отправляться в нелёгкий путь именно сейчас. Попутно я отметила, как много стало незнакомых лиц: местных контрабандистов Гведалину с его размахом не хватало. Да и на одних семихолмовских далеко не уедешь: слишком уж мы тут своенравные.

— Эй, Белка!

Ох, нет. Как говорится, не буди лихо, пока тихо. А о таком лихе, как Полумразь, лучше даже не думать, чтобы ненароком не позвать.

Я обернулась на голос. Тощий Гведалин торчал около ветхой часовенки надгробным памятником и смотрел на меня, ехидно пережёвывая что-то. На нем был дорогой камзол, шитый золотом — излишняя, кричащая роскошь по местным меркам, — и отличный, мехом подбитый плащ. Надо же, как вырядился. Я хмыкнула. Главное, не смотреть на него слишком пристально, не то Нейра — его удивительно постоянная любовь — мигом определит мне холодной стали меж рёбер.

— Добрыдэн, — буркнула я, даже не пытаясь притвориться заинтересованной. — Чего надо?

— Да ты иди сюда, — Полумразь скривился. — Разговор есть.

— Ну? — осведомилась я, приблизившись.

Полумразь внимательно рассматривал меня своими ярко-синими щёлками, в которых плескались голубые блики. Этот красавец-наироу гордился своим происхождением куда больше меня. Настолько, что на людей смотрел сверху вниз — впрочем, рост ему это позволял и так.

— Ты с твоим кривоносым типом ещё не надумала перебраться в Аресваль?

— Нет, — спокойно сказала я. — Не хочу хлебать твою водичку, Гведалин.

— Положим, в Аресвале не только водичкой торгуют, — ухмыльнулся Полумразь. Улыбка у него была очень неприятная.

— Не начинай. Скажи, чего надо, или я ухожу.

— Ну и чего ты такая злая, а, Белка? Полукровкам надо держаться друг друга. А вообще, мне тут дельце одно подкинули. Только мне недосуг им заниматься совсем, вот я и думал вам перепродать.

Был такой обычай: контрабандисты, следопыты и охотники часто перекупали друг у друга дела. Обычно это касалось торговых маршрутов, но иногда и разовые заказы гуляли по рукам не хуже побрякушек.

— Чему обязаны такой честью?

— Тому, что заказчику нужны те, кто дело действительно сделает, а не возьмёт задаток и отбрешется. Мне с ним ещё работать потом. Интересно?

— Ну, положим.

— Слушай тогда. Есть некий вор. То ли работает по магическим погремушкам, то ли украл всего одну по каким-то своим причинам. Его надо найти, и вещь, украденную им, вернуть.

— Как-то странно, — удивилась я. — Разве ты таким занимаешься?

— Нет, — Полумразь опять скривился, выражая неудовольствие. — Сама, наверное, понимаешь, что мало в этом приятного для меня? За иголки в стоге сена много не платят!

— Вот именно, так чего ж взялся?

— Жест доброй воли. По отношению к заказчику. Большой, — Гведалин зажмурился, разводя руками, — заказчик. Ой, какой большой! Если все, как надо, пойдёт, я ещё долго буду дела с ним вести.

— И что он за этого воришку даёт?

— Четыреста эффи. И не за него, а за вещь. Он сам никого не волнует, захочешь кровушки — ни в чём себе не отказывай.

— Неплохо… А тебе с этого заказа что перепадёт?

— Мне — разница. Он платит четыреста эффи. Но я могу поторговаться с ним до пятиста. Сама ведь понимаешь, найти одного-единственного наироу в такой глуши…

— Он — наироу?

— Да, и это все, что о нём известно. Заказчик обратился ко мне отчасти-то потому, что я сам — остроухий. Считает, нам друг друга вычислить проще. Так вот… Я торгуюсь с ним до пятиста и забираю себе эту сотню.

— Дёшево что-то.

— Говорю же, не за деньги тут речь. А за связи! — Гведалин воздел палец вверх. — Глядишь, и вас запомнят. А то токуете тут, в Семихолмовье, как тетерева. Пошли бы ко мне работать — глядишь, и…

— Так, не начинай опять.

— Ладно, ладно. Что скажешь по поводу заказа?

— Маловато сведений, знаешь ли. Известно хоть, что за вещь он украл?

— Разумеется! Мне её описали очень подробно. Зачем она нужна, я не знаю, но знаю, как она выглядит.

— И как же?

— Камень, — Гведалин показал руками размеры. — Видишь, пол-локтя длиной, по форме — как конус. Зелёного цвета, в узорах. Какую-то ценность имеет, но не для нас — я уже думал, не найдётся ли покупатель пожирнее…

— Не нашёлся?

— Не-а.

— Глупость какая-то… — я зевнула, подчёркивая отсутствие интереса. Нет, ну в самом деле? Искать в Семихолмовье какого-то полукровку с зелёным камнем… Да здесь каждый пятый охотник — наироу. Ничего не поделаешь, у большинства из нас трудный и не особенно подходящий для спокойной жизни нрав. Говорят, что мы можем увидеть двести зим, но в действительности и до полтинника порой не доживаем. Да посмотреть хоть на Гведалина: стоит ему расслабиться — и кишок своих не соберёт.

— Почему глупость?

— Пойди туда — не знаю, куда…

— Поэтому я к тебе и обратился. Тебе с твоим типом сподручнее по Аэнна-Лингэ мотаться.

— Правда, что ли? — усмехнулась я. — Сейчас, брошу все дела и отправлюсь незнамо куда. Я ж двести эффи только на подкупы потрачу.

— Что, не берёшься?

— Не берусь, Гведалин.

— Неужели боишься не справиться?

Пущенной шпильке я только щербато улыбнулась.

— Нет, на самом деле, не в этом дело. Заказец интересный, хоть и не по нашей части. Просто нам только вчера перепало дельце повернее. И пожирнее, как ты выражаешься. Мелковато для тебя, но нам — в самый раз.

— Пожирнее? — мигом заинтересовался Гведалин. — Рассказать не хочешь?

— Ничуть.

— Брось. Все равно ведь узнаю. Скажи, пока спрашиваю по-хорошему… А могу ведь…

При этих словах его рука выразительно потянулась к карману с красноречиво обозначенным кольцом керамбита. Он мог вскрыть мне горло до того, как я сделаю ещё один вдох, и я это знала. Так же, как и то, что он не будет этого делать.

— Сам брось. Мы не в Аресвале, — я снова улыбнулась. — Не разводи чернила в воде, которую собираешься пить.

— Словами ты играть умеешь, — Гведалин пожал плечами и убрал руку от кармана. — Ладно, беги к своему типу.

Бытовала в Семихолмовье легенда, что мы со Святошей делим не только выручку, но и постель. Иного объяснения нашей связи языки придумать не сумели, но нас это вполне устраивало. Особенно меня, избавленную, таким образом, от излишнего внимания со стороны особенно невезучих товарищей по цеху. Любят они в постель «по любви» зазывать. Шлюхам-то платить надо, а по любви — оно бесплатно…

Я потопала в сторону трактира, тем более, что снова начинался дождь. Да уж, чего не сделаешь за деньги. Сейчас бы пунша… а не в дорогу… Да ещё пешком по краю болот… И чего этого Дэ-Рэйна в такое время потянуло путешествовать?

…Основную ношу в пути взял на себя Святоша. В конце концов, из нас троих он был крепче всех. На мне лежали обязанности добытчицы: я была зорче и шустрее напарника. Вяленое мясо мы взяли на случай неудачной охоты, но запас его был немал: может статься, что холода очень скоро оставят нас без пропитания в лесу. Первое утро пути выдалось пегое: в небе шла война между робкими солнечными лучами и рваными тучами. Мы оставили околицу и удалялись от Семихолмовья, постепенно вступая под сумрачную сень Аэнна-Лингэ. Ещё пара дней пути — и станет уже совершенно неважно, какое нынче время года. На болотах всегда холодно и сыро, а ближе к горам земля уже пол-луны как мёрзлая и покрытая инеем.

Пустовал тракт. Святоша, судя по его лицу, страдал: часть задатка явно ушла на удовлетворение его плотских желаний. Винить в этом его было сложно, но перед трудной дорогой стоило все-таки выспаться. Ну, я так думаю.

— Значит, мы будем у подножия к концу этой луны? — спросил его Басх. Он тоже был нагружен, но какими-то совершенно ненужными вещами: целая сумка каких-то книг, и — подумать только! — переносная чернильница с пером! Неужели он собрался вести какие-то записи в пути? Впрочем, неудивительно. Я поёжилась, представив себя в качестве такого же книжного червя. Интересно, как он рассчитывает сберечь свою библиотеку в сырости осеннего леса и болот?

— Да, — степенно ответил Святоша, который всегда с недосыпу соображал туговато. — Правда, подъем в горы может даться вам непросто.

— Не беспокойтесь за меня, — сказал историк. — Я надеюсь не доставить вам хлопот.

Внешне он теперь мало отличался от нас: Святоше с трудом, но удалось объяснить ему, почему его прелестный дорожный плащ совсем не годится для пешего похода. Теперь мы все трое щеголяли волчьими шубами мехом вовнутрь, обычными для зимнего Семихолмовья. Кто был побогаче — те предпочитали лисьи. От возможного дождя нас защищали плащи.

Лес стоял почти обнажённым, лишь местами сохранив красновато-бурую крону. Хребет Сандермау голубел над лесом. Пики Итерскау кутались в сонную дымку где-то над ними. Мы увидим отроги, когда поднимемся выше.

Странный запах в воздухе… Такое чувство, что скоро пойдёт снег. Я подумала о костре, поёжилась и поправила колчан, полный стрел.