Бархатный ангел

1 КАМИЛА

ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ

— Я хочу поговорить с Эриком.

— Мне плевать, что ты хочешь, — рявкает Эндрю, его темные глаза угрожающе сверкают.

У него суровые черты и пристальный взгляд. Однако не в хорошем смысле. Больше похоже на такую напряжённость, от которой мне хочется спрятаться под камнем, пока он не уйдёт.

— Разве у назначенного мне агента нет права голоса? — Я требую.

— Очевидно, что нет, иначе Эрик разбирался бы с твоим дерьмом вместо меня, — кисло отвечает Эндрю.

Честно говоря, у этого парня не было профессиональной подготовки? Он блокирует вход в мою крохотную комнатку с трутом. Если бы от мысли о том, чтобы столкнуться с ним, у меня не скрутило желудок, я бы выбежала, как только он появился здесь.

— Я хочу попросить перемену, — упрямо говорю я.

Он закатывает глаза. — Невозможно.

— Ты мудак.

Его рот дергается от раздражения. — Меня называли хуже.

— Представь мое удивление.

Он делает шаг назад, явно умирая от желания закончить этот разговор как можно скорее. Я бы чувствовала то же самое, но, мудак он или нет, он моя единственная связь с внешним миром. Мир, который включает в себя мою сестру и, самое главное, мою дочь.

Впервые за более чем два года я вернулась на территорию США. Это кажется одновременно сюрреалистичным и немного ошеломляющим. Или, по крайней мере, я думаю, что так и будет, если мне когда-нибудь удастся покинуть это унылое маленькое убежище, расположенное посреди Бог знает где.

— Когда я смогу уйти?

— Уйти? — спрашивает Эндрю, слегка выпучив глаза от недоверия. — Покинуть убежище?

— И твою восхитительную компанию, — добавляю я, не в силах удержаться.

— Ты под кайфом? Ты ведь понимаешь, что за тобой охотится эта гребаная Воробьева Братва?

— Всем агентам, которые со мной говорили, я уже сказала: Исаак спас меня от Максима. Я была с ним по своей воле. Вот почему я смогла уйти из его поместья в тот день, когда Эрик появился у его ворот.

— Исаак Воробьев, может быть, и не охотится за тобой, но Максим Воробьев, черт возьми, точно охотится.

Я прикусываю язык, отчаянно пытаясь возразить. Но правда в том, что я почти уверена, что не буду убедительной.

Я знаю, что Максим меня ищет. Я знаю, что он не остановится, пока не найдет меня.

Чего я не знаю, так это того, что он будет делать, если это когда-нибудь случится.

— Он будет искать в Англии, — говорю я без каких-либо реальных доказательств того, что это правда.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что… ну, почему бы и нет?

— Ты знаешь, насколько чертовски могущественны Воробьевы? — говорит Эндрю. — У них везде есть глаза. Штаты — это место, где живут их основные операции.

— Так зачем меня сюда возвращать?

— Выбивает меня из колеи, — говорит Эндрю с явным раздражением. — Это было не мое решение.

Я стискиваю зубы. Мы сбиваемся с пути. — Ну, а кто тогда решает? Мне нужно увидеть мою… сестру.

Он разочарованно вздыхает. — Сейчас не лучшее время.

— Когда это будет?

Вместо ответа он разворачивается и уходит. Я подумываю о том, чтобы отпустить его, но сейчас мне немного не хватает человеческого внимания, к тому же мне нужны ответы. Поэтому, сердито фыркая, я бросаюсь вперед и следую за ним вниз.

Дом небольшой и старый, но есть задний двор приличных размеров, где я провожу большую часть своего дня в течение дня. Кроме тех случаев, когда рядом Эндрю, и в этом случае я остаюсь в своей комнате, чтобы не видеть его угрюмое выражение лица и отвратительную прическу.

Когда я спускаюсь по лестнице, Эндрю проталкивается через парадную дверь.

— Ты не можешь просто уйти от меня! — Я кричу ему вслед.

— Наблюдай за мной.

Он останавливается у ворот и так быстро оборачивается, что я чуть не натыкаюсь ему на грудь. Я с отвращением отступаю, когда он устремляет на меня свои темные глаза.

— Ты не должна покидать этот проклятый дом, ты меня поняла? — он говорит. — Через несколько дней тебя переведут на новое место. А до тех пор тебе нужно залечь на дно.

— Я никуда не пойду, пока не поговорю с Эриком.

Эндрю никак на это не реагирует. Он просто забирается в свой грузовик и уезжает. Я показую ему палец. Я почти уверена, что он видит этот жест в зеркало заднего вида. По крайней мере, я на это надеюсь. Если нет, то с удовольствием повторю.

Снова одна, стою во дворе, оглядываюсь на сохнущую траву и отмирающие листья. Моя душа требует некоторого облегчения от этого постоянного натиска неудач.

Облегчения не видно.

Вздохнув, я возвращаюсь в дом. Руди сидит на своем обычном месте у окна. Очевидно, он наблюдал большую часть моего неприятного разговора с Эндрю.

— Извини, Руди, — бормочу я, пытаясь скрыть свое раздражение.

Он улыбается мне. Его роскошная седеющая борода мелькает в свете лампы.

— Садись и выпей кофе.

Это одна из немногих хороших вещей в пребывании здесь: постоянный запас кофе. Я сажусь и наливаю себе в кружку, стараясь делать медленные глотки.

Руди любит крепкий кофе. Его жена соглашается, варя ему кастрюлю за кастрюлей вещества, которое может содрать краску со стен или стать топливом для ядерного реактора. В первый раз, когда я выпила кружку, я не спала всю ночь, вибрируя с головы до ног.

Впрочем, я не слишком расстроилась по этому поводу. Отсутствие сна означало, что я должна избегать постоянных снов, которые меня преследуют. Мечта, что всем звездам некий голубоглазый Адонис с ледяным сердцем.

— Где Лилиан?

— В магазине.

Учитывая, что Лилиан и Руди управляли убежищем для США.

Защита свидетелей маршалов на протяжении более двух десятилетий, можно было бы подумать, что они будут немного болтливее.

Или, может быть, именно поэтому они не такие.

— Что-нибудь нужно?

Я качаю головой и обхватываю руками горячую кружку. — Я в порядке.

— Ты мало ешь, да? — спрашивает он, поднимая бровь.

Я улыбаюсь и краснею. — Если ты собираешься читать мне лекции, не беспокойся; Я уже слышала это. Лилиан сказала мне, что я могу спрятаться за рисовым зернышком.

Он кивает. — Она права. Женщина не всегда права, но в этом она права.

Он снова смотрит на меня, но в его взгляде нет ничего непристойного или оскорбительного.

Это почти профессионально, как будто он изучает силу и скорость лошади перед покупкой.

— Допивай свой кофе.

Он груб, но по-отечески. Это успокаивает, как ни странно. Я делаю глоток, но горечь обжигает мой язык.

— Этот агент — та ещё штучка, — добавляет Руди после долгого молчания.

Я закатываю глаза. — Ты понятия не имеешь.

— Эти молодые ребята понятия не имеют, что к чему. У них эго, как у воздушных шаров.

— Еще раз скажи мне то, чего я не знаю. — Мы оба тихонько посмеиваемся. Потом снова смотрю на него. — Как ты так долго это делал? — Я спрашиваю.

Он пожимает плечами. — Из-за этого мы с Лил рано ушли на пенсию. Не видел смысла работать, пока мы не кончились.

Это не самая благородная причина для участия в Программе, но я ценю его откровенную честность. Он мне нравится немного больше.

— Спасибо за кофе. Сейчас я пойду в свою комнату.

— Подожди, — неожиданно говорит он, бросив взгляд наружу. — Похоже, у тебя может быть еще один посетитель.

Нахмурившись, я смотрю в окно, как к воротам подъезжает синий «шеви». Когда я вижу, как Эрик вылезает, я почти кричу от радости.

Я бросаю чашку с кофе, к которой едва прикасалась, и лечу по подъездной аллее еще до того, как Эрик успел пройти через ворота.

— Эрик!

— Эй, малышка, — напевает он, толкая белые ворота. — Как поживаешь?

— Теперь лучше, когда ты здесь. Ты пропустил Эндрю на десять минут.

— Слава гребаному Господу за это.

Я смеюсь и бросаюсь на него. Он крепко обнимает меня, но отпускает прежде, чем я готова отпустить.

— Я принес тебе Биг Мак, — говорит он, протягивая мне пакет. — Там тоже картофель фри и шесть пачек куриных наггетсов. Острые, конечно.

— Благослови тебя, — говорю я, принимая пакет, хотя я даже отдаленно не голодна.

Эрик смотрит в окно и машет Руди рукой. Руди низко наклоняет голову и продолжает потягивать кофе, не сводя с нас глаз.

— Странная пара.

Эрик смеется. Он сильно поседел за те месяцы, что меня не было.

На его лице больше морщин, более глубокие морщины вокруг глаз.

— Ты понятия не имеешь. Однако они заслуживают доверия.

— Поэтому ты поместил меня сюда?

— Ну, это, и место настолько удаленное, что это последнее место, куда Воробьевы подумают заглянуть.

Никогда не знаю, о ком он говорит, когда так говорит «Воробьев». Он имеет в виду Максима? Или Исаака?

— Пошли, — говорит он, жестом приглашая меня следовать за ним на задний двор. Мы занимаем места по обе стороны маленького столика для пикника, припаркованного в траве.

Я почему-то заморачиваюсь. Возможно, сдерживаемая энергия от не очень приятного визита к Эндрю. Эрик этого не упускает.

— Ешь, — говорит он, кивая на пакет, который только что протянул мне. — Ты слишком худая.

— Почему все продолжают мне это говорить? Я не голодная.

— Камила. — Он кажется таким родителем, когда говорит со мной таким тоном. Он кажется таким знакомым, что я даже приветствую этот звук. Маленький кусочек нормальности в моем хаотичном мире.

— Ладно, — уступаю я, доставая бургер.

Должна признать, пахнет вкусно. Первый укус — это рай. И не какое-нибудь небо, а знакомое. Это так тревожно утешительно, что я даже закрываю глаза и наслаждаюсь сладкими, пряными нотами между приступами солености.

— Я не думала, что в Америке мне будет не хватать McDonald’s, но, черт возьми, это хорошо.

Эрик смеется. — Я не помню, чтобы Лилиан была очень хорошим поваром.

— Я действительно не заметила.

— Потому что ты не ешь, — сурово возражает Эрик. Я откусываю еще кусочек, и он качает головой.

— Ты приносишь Биг-Маки всем своенравным душам, которыми управляешь?

— Только те, которые мне нравятся.

— Повезло мне.

Эрик роется в сумке и достает большой Big Culp. Он подталкивает его ко мне, и я делаю большой глоток, прежде чем мой желудок успокаивается.

Может быть, я все-таки была голодная. Я просто привыкла к грызущему ощущению внизу живота.

— Эндрю пришел сказать тебе, что тебя переведут на новое место через несколько дней?

— Да.

Эрик кивает. — Он поднял шум в агентстве.

— Что ты имеешь в виду?

— Он подал на меня жалобу.

Бросаю бургер. — Что?!

— Он думает, что я слишком эмоционально вложился в твое дело и что мне следует запретить любые контакты с тобой.

— Этот ублюдок…

— Он прав, Ками, — с протяжным вздохом говорит Эрик. — Я не твой агент. Меня не было много лет.

— Тогда так и должно быть, — возражаю я. — Я не хочу, чтобы Эндрю имел дело со мной.

— У меня нет права голоса в этом. И он тоже, если уж на то пошло.

— Что-то с ним не так.

Эрик улыбается. — Ты просто не любишь его.

— Верно, но это не значит, что я не права.

— Он новичок. Он научится.

— Научиться что? Чтобы меньше быть надутым мудаком все время?

— Ками… — Я смотрю на новые морщинки вокруг глаз Эрика и с удивлением понимаю, что они могут иметь какое-то отношение ко мне. Он искренне беспокоится о моей безопасности.

— Что такое? — мягко спрашиваю я.

— Руди звонил мне прошлой ночью.

Я хмурюсь. — Ладно?

— Он сказал мне, что тебе снятся кошмары.

— Какого черта он делает в моей комнате? Я запираю чертову дверь.

— Он слышит тебя сквозь стены, Ками, — спокойно говорит Эрик. — Они оба могут. Руди говорит, что ты кричишь во сне.

Я вздрагиваю. Ну, черт. — Это… неловко.

— Это касается.

Я пытаюсь отмахнуться. — Я в порядке, Эрик. Я держусь.

— Ты? Потому что, насколько я могу судить, ты в лучшем случае терпишь. Не совсем все процветает.

— Это довольно незначительное различие.

— Не совсем. Один подразумевает страдание; другой подразумевает силу.

— Ты принес Биг Мак, чтобы намазать меня маслом, прежде чем ударить меня в живот или что-то в этом роде? — спрашиваю я полушутя.

— Как я уже говорил, я беспокоюсь о тебе.

— Не нужно. Я в порядке.

— Это то, что ты продолжаешь говорить.

— Потому что я серьезно.

Он пожимает плечами. — Сомнительно, но ладно, я отпущу это. Тогда позволь мне задать тебе еще один вопрос: почему ты защищала его?

Я снова вздрагиваю. Мы ходим вокруг этой темы все три недели с тех пор, как я здесь. Но я могу сказать, что он больше не собирается откладывать.

— Эрик…

— И не корми меня ложью, Ками, — строго говорит он, тыча пальцем мне в лицо. — Я заслуживаю лучшего, чем это. Я случайно узнаю, что тебя похитил Исаак Воробьев. Так зачем же тогда делать заявление, что ты была с ним по своей воле?

Я не знаю, как дать ему то, что он хочет, не обнажая при этом свою душу. Черт, я даже не уверена, что у меня есть хороший ответ на вопрос.

— Я была… это… это сложно.

Он смотрит на меня, его глаза напряженно ищут. Мне хочется спрятать лицо за руками.

— Попробуй объяснить мне.

Я делаю глубокий вдох. Он был добрым и понимающим с тех пор, как я вернулась.

С уважением к моему пространству. Но он и сейчас не отступает. — Ну, это правда, что это началось… вынужденно.

— Он похитил тебя, — уточняет Эрик.

Я немного съеживаюсь, но не опровергаю. — Мне не нравится это слово, но ладно. Но ближе к концу я была там скорее по собственному выбору, чем по какой-либо другой причине.

— Господи Иисусе, — с тяжелым вздохом говорит Эрик.

— Что?

— Ты влюблена в него.

Я сразу злюсь, но это все фальшивая бравада и ненужная защита. — Это… это смешно.

— Посмотри на меня и повтори это снова.

Нахмурившись, я пытаюсь сделать выражение лица убедительным, но почему-то не могу заставить его соответствовать моему лицу. Вместо этого я решаю сосредоточиться на своем Биг Маке.

— Перестань пялиться на меня, — бормочу я.

— Ками, ты умная девочка. И он очень опасный человек.

Я глубоко вздыхаю. — Он хорошо обращался со мной, Эрик.

— Ты слышишь иронию в этих словах, верно?

— Я не глухая, да?

Он смотрит на меня, а затем на его лице появляется медленная улыбка. — Так почему же ты ушла тогда?

Почему я ушла?

Эхо нашего последнего разговора с Исааком звучит в моей голове. Нет, это был не разговор; это был бой. Тотальная драка. И я позволила этому добраться до меня. Я отдалась на его милость, будучи чертовски откровенной во всем.

Включая Джо.

Я избавилась от его непроницаемой внешности, и, чтобы доказать мне, насколько я сильна, он дал мне выбор. Дал мне выбор.

И сделал он это только по одной причине: доказать, что ему все равно, что я выберу.

Это сработало, очевидно. Конечно, получилось. Гордость была единственным, что у меня осталось; он забрал у меня все остальное. Так что, если он возьмет и это… тогда у меня действительно ничего не будет.

Я не могла позволить Исааку Воробьеву сделать это со мной.

— Я ушла, потому что должна была высказать свое мнение, — наконец говорю я.

Эрик проводит усталой рукой по лицу. — Это правильно?

— Как я уже сказала, это сложно.

— Ты говоришь мне. Как ты думаешь, это чувство взаимно?

— Господи, Эрик, — говорю я, хватая свой напиток. — Ты должен был принести мне ликер вместо Макдональдса для этого разговора.

Он усмехается. — В следующий раз. — Он ждет, пока напиток не закончится, прежде чем добавить: — Все еще жду ответа.

— Я не умею читать мысли. Тебе придется спросить его.

— Я спрашиваю тебя.

— Ты такой папа, — жалуюсь я.

— Я папа, — отмечает он.

Я вздыхаю и кладу лоб на стол. Мне легче говорить такие вещи, когда мне не нужно смотреть Эрику в глаза. — Был момент, когда я думала, что чувства взаимны. Но я больше не знаю.

— Потому что он позволил тебе уйти?

— Может быть.

Эрику нужно время, чтобы обдумать это. — Он хорошо с тобой обращался? — спрашивает он, как будто ему нужно убедиться вдвойне.

— Он сделал.

— Иисус.

Я улыбаюсь и смотрю на него. — Я потрясла тебя, старик?

— Не в первый раз, — признается Эрик.

— Возможно, и не последний, — смеюсь я. Затем мое лицо становится серьезным. — Не станет ли эта жалоба, которую подал Эндрю, большой проблемой для вас?

Он дарит мне ободряющую улыбку. — Я работаю в агентстве уже три десятилетия. У меня есть друзья и коллеги, которые меня знают, уважают. Не волнуйся, это ничего не даст.

Я одариваю его натянутой улыбкой. Он кажется достаточно уверенным, чтобы рассеять мои страхи.

— Я хочу видеть Джо, Эрик, — говорю я ему, автоматически понижая голос.

Меня бесит, что я снова шепчу о своей дочери. Но это в порядке вещей на данный момент. По крайней мере, я могу поговорить о ней с Эриком.

— Я не уверен, что сейчас это хорошая идея, Ками.

Я хмурюсь. — Ты говоришь как Эндрю.

— Эндрю знает о Джо? — спрашивает он в панике.

— Нет, нет, — быстро уточняю я. — Я только упомянула, что хочу навестить свою сестру, прежде чем меня переведут в постоянное убежище. Он не очень-то торопился с этим.

— Ками, клянусь, я постараюсь организовать тебе визит позже. Но сейчас все нестабильно.

— Почему ты это сказал?

— Потому что в последнее время в городе было много движения, движение Братва.

— Исаак или Максим? — спрашиваю я немедленно.

— Трудно сказать.

Не в первый раз я думаю об Исааке и о том, что он сейчас делает. Он продолжил жизнь, как будто я никогда не была ее частью? Сделает ли он что-нибудь, чтобы аннулировать наш брак и жениться на женщине, более подходящей на роль жены Братвы?

Забудет ли он тот факт, что Джо — его дочь… или что-нибудь с этим сделает?

И какой из них я бы предпочла?

Это всего лишь часть мыслей, которые в последнее время преследуют меня в кошмарах. И я не знаю, как заставить все это прекратиться. Вот почему я так старалась увидеть свою сестру.

У Бри всегда есть способ аккуратно разобрать хаос в моей голове.

— Когда ты сможешь организовать мне визит?

— Я не могу обещать тебе сроки, Ками.

Я поднимаюсь на ноги, чувствуя, как паника начинает расти. — Эрик, я… я должна увидеть ее… я ей нужна. Ей нужна мать.

— Я знаю, — говорит он, вставая вместе со мной. — Но…

— Что, если я решу покинуть программу?

— Боюсь, этот вариант был снят с обсуждения.

— Почему?

— Потому что тебе нужна защита, Ками. Сейчас больше, чем когда-либо.

— Агентство было готово освободить меня раньше, — напоминаю я ему.

— Потому что ты выходила замуж за человека, достаточно могущественного, чтобы защитить тебя собственными средствами.

— Даже не заводи меня на это. Агентство понятия не имело, что человек, с которым я была связана, был Максимом, черт возьми, Воробьевым! Теперь я просто должна доверять их безукоризненному суждению?

— У Братвы есть ресурсы, Ками. Максим смог скрыть свою личность ото всех, не только от тебя.

Я закатываю глаза. Я знаю, что сейчас веду себя как избалованный ребенок, но ничего не могу поделать. Я зла.

— Я иду в свою комнату, — говорю я ему. — Солнце все равно садится.

— Ками…

Я отмахиваюсь от его беспокойства. — Я в порядке. Я могу справиться с этим.

Я говорю так, как будто имею в виду. Но правда в том, что мне самой трудно в это поверить.