Бархатный ангел

34 ИСААК

— Готово, — говорит Богдан, входя в мой кабинет.

— Все убежища укреплены? — спрашивает Влад.

— Да.

— Складские помещения? — Я спрашиваю.

— Сделано и сделано.

— А как насчет нашей собственности? — Я спрашиваю. — У нас в городе есть два клуба, которые нуждаются в дополнительной защите.

— Я удвоил охрану, и каждый входящий будет обыскан по пути.

Вряд ли это надежно, но это лучше, чем ничего. Я снова смотрю на монитор передо мной. Все, что я вижу, это куча цветных пятнышек, разбросанных по экрану.

Последние двадцать четыре часа не было никакого движения.

— Ну? — спрашивает Богдан, вытягиваясь, чтобы самому посмотреть на монитор.

— Он ни хрена не двигался, — рычу я. — С момента нападения на наш склад.

— Серьезно?

— Он заперся в своей чертовой крепости. Кажется, никто не входит и не выходит.

— Как ты думаешь, это хороший знак или плохой? — спрашивает Богдан.

— У Максима все плохо.

— Каков наш ход? — спрашивает Влад. — Если он не покинет свою территорию, тогда…

— Тогда мы сразимся с ним, — говорю я. — Это не имеет большого значения. Единственное, что меняется, — это место, где он умирает.

— У него будет преимущество на домашней площадке, — отмечает Влад.

— Хорошо. Ему понадобится несколько преимуществ, если мы хотим, чтобы этот бой был интересным. Я бы не хотел скучать.

Влад и Богдан обмениваются ухмылками. Я знаю, что они оба взволнованы перспективой неминуемой битвы. Они достаточно опытны, чтобы осознавать риски, но достаточно молоды, чтобы адреналин уже начал выплескиваться.

Я могу относиться к этому чувству, но я все еще нахожусь в некотором отдалении от всего этого.

Я не уверен, говорит ли это о возрасте или просто о бремени ответственности на моих плечах. Влад и Богдан — мои правые руки; они несут основную тяжесть принятия решений.

Но доллар начинается и заканчивается со мной.

Это не то, о чем я когда-либо тратил много времени на размышления. Это просто было.

Как дыхание или ходьба.

Но моя точка зрения изменилась за последние несколько месяцев. Не нужно быть гением, чтобы понять, почему это так.

Джо. Камила.

Осознание того, что я отец, заставило меня столкнуться с собственной смертностью. Я могу умереть в этой битве. Это маловероятно, но вполне возможно.

Что случилось бы с Джо, если бы это случилось? Что будет с Камилой?

— Эй, у нас есть движение, — внезапно говорит Влад, тыча пальцем в экран.

Я обхожу свой стол, чтобы лучше видеть. Двойной щелчок мыши переводит нас из GPS-обзора города в прямую трансляцию с камеры наблюдения, направленной на комплекс Максима. Кадры в лучшем случае зернистые, но это лучше, чем ничего.

На экране транспортное средство. Хромированное, тонированное черное чудовище.

— Пуленепробиваемый, — бормочет Влад, разглядывая детали. — Кто бы это ни был, он важен.

Я щурюсь на экран, пытаясь поймать человека внутри машины. Я увеличиваю масштаб, но пиксели расходятся, искажая изображение и не давая мне ничего, кроме бессмысленного цифрового снега.

— Кто приехал в гости? — спрашивает Богдан вслух. — А мы знаем, есть ли у него любовница?

— Никаких серьезных любовниц, — тут же говорит Влад. — Я глубоко погрузился в его контакты, как социальные, так и другие. В Западной Долине есть белокурая шлюха, которую он особенно любит. Он навещает ее пару раз в месяц, но не в последнее время.

Меня почему-то обижает, что он вообще выбрал блондинку. Интересно, представляет ли он Камиллу, когда трахает ее.

— Кроме этого, — добавляет Влад, — в его жизни нет постоянной женщины.

— Ты имеешь в виду, кроме его матери?

Мы все трое поднимаем головы и видим Никиту, стоящую на пороге моего кабинета. Она входит без приглашения и занимает одно из кресел перед моим столом.

— Если кто-то и войдет в его территорию на данном этапе, то это будет она.

Я смотрю на Богдана. — Есть ли у нас глаз на Светлану?

— Нет.

— Это ошибка, — тут же говорит мама. — Женщина должна быть под присмотром.

— Она не игрок, — возражает Богдан.

— Богдан, не будь одним из тех мужчин, которые постоянно кого-то недооценивают из-за того, что она женщина, — ругает Мама.

Сюрприз только потому, что она никогда не бывает резкой с Богданом. Обычно она приберегает этот тон для меня, хотя обычно мне на это наплевать.

— Нет, — оправдывается Богдан. — Да ладно, мама, у Светланы никогда не было шкуры на кону.

Она поднимает брови и смотрит на него пронзительным взглядом, которого я на самом деле не узнаю. Не от нее. Она никогда не носит свои эмоции на рукаве вот так.

— У Светланы всегда была шкура на кону. Ты же не думаешь, что она хочет, чтобы ее единственный сын был вождем Воробьевых? Она всегда была амбициозной, и я готова поспорить, что с возрастом это только ухудшилось.

— Ладно, даже если предположить, что ты права, какое это имеет значение? Что она может делать? — спрашивает Богдан.

— Максим не думает о политике, — утверждает Мама. — Он не стратегический или хитрый. Но у Светланы есть все это и даже больше. Ты можешь поспорить, что, если есть какие-то планы, Светлана контролирует их траекторию.

— Хорошо, значит, мы сначала убьем старую суку, — говорит Богдан, пожимая плечами. — Тогда мы снимем Максима.

Я обращаю пристальное внимание на маму. На ее лице отразилось беспокойство, а губы поджаты так, что я понял, что она хочет сказать что-то такое, чего она, вероятно, не собирается говорить в конце.

— Мама?

— Хм? — говорит она, встречаясь со мной взглядом.

Она рассеяна, погружена в свои мысли. В последнее время она часто этим занимается: обращается внутрь себя, чтобы бороться с призраками, которых видит только она.

Это знак, который я должен был распознать давным-давно.

— Есть что-то, о чем ты нам не говоришь?

Богдан и Влад сразу же обращаются к ней. Она спокойно переносит их пристальное внимание.

— Ничего, что могло бы сейчас что-то изменить, — устало говорит она.

Я хмурюсь. — Что, черт возьми, это должно означать?

— Это значит, что все, что я могу добавить, не поможет тебе в этой битве.

— Это твой способ сказать мне, что ты что-то скрываешь от меня?

Она поднимается на ноги, высокая и осанистая, как королева Братвы, которой она всегда была. — Сейчас это не имеет значения, Исаак.

Она шагает к двери. Меня так и подмывает наброситься на нее и приказать запереть ее здесь, пока она не расскажет все, что знает.

Вместо этого я позволил ей уйти. Я разочарованно выдыхаю, когда она уходит.

— О чем, черт возьми, это было? — спрашивает Богдан.

— Вообще-то мне плевать, — говорю я, стиснув зубы. — Мы сможем разобраться с загадочными загадками нашей матери, как только разберемся с Максимом.

— Мне кажется, что это план, — соглашается Богдан.

— Сегодня мы не двигаемся, но все равно убедись, что мужчины готовы, — говорю я Владу. — Когда что-то начинает происходить, это происходит быстро.

— Понял, босс.

Вскоре он уходит. Мы с Богданом выходим из моего офиса в сад, где, я знаю, я найду Джо и Камилу.

— Между вами все идет хорошо, да? — спрашивает Богдан, качая бровями.

— Можешь перестать быть ребенком хотя бы на одну гребаную секунду?

— Э, нет. Зрелость — для птиц.

Я неохотно улыбаюсь ему. — Пусть один из мужчин привезет одну из «Ауди». Сегодня я запланировал для Джо кое-что особенное.

— Карнавал?

— Да.

— Приятно.

— Ты пойдешь с нами.

— О, мне повезло. — Он действительно кажется взволнованным.

Я закатываю глаза. — Просто чтобы было ясно, ты мой телохранитель.

Это ослабляет его радость. — Серьезно, ты делаешь меня телохранителем?

— Смирись с этим.

— Ты купишь мне хотя бы корн-дог?

— Снова эта зрелость.

Богдан только смеется, когда мы входим в сад. Ками и Джо растянулись на лужайке в окружении стопок книг. На них обоих почти одинаковые сарафаны, и это чертовски милая вещь, которую я когда-либо видел.

И это кое-что говорит, учитывая, что я никогда раньше не использовал слово «милый» ни для чего в своей жизни. Но как еще я должен назвать это?

Джо вскакивает на ноги и летит к нам обоим. На мгновение мне показалось, что она первой нападет на Богдана. Но в последнюю секунду она поворачивает прямо на меня. Даже слишком точно — ее локоть ударяет меня в пах, и я вынужден сдержать стон боли.

— Привет, малышка, — кривлюсь я, поглаживая ее по голове, а Богдан кудахчет.

— Ты обещал мне, что мы сегодня куда-нибудь сходим! — напоминает мне Джо, крепко обнимая меня за талию.

— Я? Не похоже на то, что я сказал бы.

У нее отвисает челюсть. — Да ты сделал! Ты сделал, ты сделал, ты сделал!

— Хм. Если ты так говоришь. Думаю, тогда у меня нет выбора.

Она подбрасывает кулак в воздух. — Ура! А Буги и Babushka тоже могут прийти?

— Буги идет с нами, — говорю я, получая суровый взгляд от Богдана. — Но Babushka может быть устала.

— Она никогда не устает, чтобы проводить со мной время.

— Ах, да? Как ты это поняла?

Джо пожимает плечами. — Она сказала мне.

Каким-то образом этого крошечного, безобидного небольшого комментария достаточно, чтобы притупить мое нынешнее раздражение по отношению к моей матери. Говорите что хотите об этой женщине; нет сомнений, что она любит Джо.

— Хорошо. Можешь попросить Babushka присоединиться к нам, — вздыхаю я.

— Ура! — Джо снова кричит, прежде чем убежать, чтобы загнать бабушку.

Кого она до сих пор не знает, так это свою бабушку.

В последнее время я задавался этим вопросом. Насколько Джо известно, я просто друг ее матери, а Никита просто Babushka, смешное имя, которое ничего не значит.

Что было хорошо, когда она впервые пришла сюда. Но теперь это начинает немного раздражать мое терпение.

Это неправильно.

Может быть, поэтому я молчу всю дорогу до карнавала. Богдан сидит со мной впереди, а мама, Камила и Джо сидят сзади. Время от времени я ловлю Камилу, смотрящую на меня в зеркало заднего вида.

Карнавал — это праздничная мешанина из игр, аттракционов и шоу. Колесо обозрения возвышается над каруселью, киоски для трюковых выстрелов, счастливые семьи стреляют из водяных пистолетов и пытаются моргнуть башнями из бутылок, чтобы выиграть плюшевый приз.

Джо, конечно, ошеломленна и взволнованна. Она подпрыгивает на цыпочках, указывая на разные вещи и вообще бесится, не зная, в каком направлении она хочет бежать в первую очередь.

— Успокойся, милая, — говорит Камила, проводя пальцами по макушке Джо. — Мы доберемся до каждой вещи, но ты должна выбрать что-то и сказать нам, что ты хочешь сделать в первую очередь.

Она протягивает свою руку маме и с тоской смотрит на прилавок с сахарной ватой. — Могу я получить часть этого?

Камила вздыхает. — Конечно. Сахар стоит на первом месте в списке приоритетов. Как хочешь, принцесса, пойдем.

Джо подбегает к прилавку с мамой. Богдан следует за ним. Иногда он может ворчать и ныть из-за дерьма, но он серьезно относится к своей работе.

Особенно, когда я обращаюсь к нему с просьбой.

— Ты молчишь, — вдруг говорит Камила справа от меня.

— Я всегда молчу.

— Больше, чем обычно.

— Ты следила за мной?

— Возможно, — говорит она с улыбкой, граничащей с румянцем.

— Я просто был занят несколькими вещами, — объясняю я. — Вот и все.

— Не хочешь поделиться ими со мной?

— Почему?

Она приподнимает брови, но, несмотря на мой тон, похоже, не обижается. — Не знаю, потому что мы… друзья?

Звучит как вопрос.

Я смеюсь. — Друзья?

Она краснеет еще более глубоким оттенком румян, отчего зеленый цвет ее глаз оживает.

— Друзья работают, — говорит она, пожимая плечами, пытаясь сыграть на собственном смущении.

— Ты трахаешь всех своих друзей так же, как меня?

На самом деле она останавливается на этом. У нее отвисает челюсть, и она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Это чертовски забавно.

И это успешно отвлекает меня от хаоса, в который я собираюсь погрузиться.

— Я… это…

— Мама! — Джо восклицает в изумлении, подбегая к нам с палочкой, набитой пушистой розовой сахарной ватой. — Смотри, что у меня есть!

— Спасена ребенком, — бормочу я себе под нос.

Ками слышит меня, но не отвечает. Просто многозначительно улыбается и обращает внимание на Джо. — Вау, это большая палочка сладкой ваты для маленькой леди!

— На вкус как клубника со сливками.

— Я буду судить об этом. — Камила берет себе кусочек и кивает. — Хм, да, это хорошо.

— Можем ли мы перейти на ту сторону? Я слышала, кто-то сказал, что у них кукольный спектакль.

— Вперед, — говорит Камила.

Я прекрасно понимаю, что ее энтузиазм связан не столько с кукольным спектаклем, сколько с уклонением от любого ответа на мое заявление о том, что именно влечет за собой «дружба».

И все же каким-то образом мы с Камилой отступаем, а Богдан и Мама пристально следят за Джо. Ее глаза бегают по ярмарке, останавливаясь на каждой женщине, которая смотрит на меня.

— Не волнуйся, — говорю я, читая ее мысли. — Насколько мне известно, ты и моя мать — единственные женщины здесь.

— Не будь ослом, — бормочет она. Но опять этот румянец.

Мы проходим мимо зеркального дома и огромного киоска, торгующего чучелами животных, не уступающими джунглям. Джо вымогает у Богдана обещание купить ей плюшевого льва на выходе, прежде чем мы окажемся на скамейке перед каруселью.

Богдан помогает Джо запрыгнуть на косоглазого слона с ушами, которые слишком велики для его головы.

Когда я указываю на это, Камила просто смотрит на меня. — Это Дамбо.

— Конечно, похоже.

Она слегка бьет меня по руке. — Дамбо, как в диснеевском персонаже.

Я моргаю. — Я должен знать, что все это значит?

— Ты должен, — серьезно говорит она. — Теперь ты папа. Ты должен знать о Дамбо. Эльза и Анна. И Олаф тоже.

Я поднимаю брови. — Я в ужасе.

Она смеется над моим слегка контуженным выражением лица. — Бьюсь об заклад, битва за Братву кажется пустяком по сравнению с отцовством, а?

— Меньше темных персонажей, о которых нужно беспокоиться, — соглашаюсь я с ухмылкой.

На мгновение мы томимся в тишине, прежде чем я, наконец, говорю то, что крутилось у меня в голове весь день.

— Я думаю, пришло время рассказать Джо, кто я.

Ками замирает. Но ей не требуется много времени, чтобы рухнуть вперед и вздохнуть со свистом сквозь зубы. Как будто она была готова к тому, что эта тема всплывет.

— Я тоже много думала об этом в последнее время.

— И?

— Что, если я попрошу еще немного времени?

— Какой цели это послужит?

— Я не знаю. Возможно, это дало бы ей время, чтобы все обдумать и принять.

— Как она может сделать это, пока не узнает правду?

— Это много для пятилетнего ребенка. Это все, что я говорю.

— Она сильная, — просто говорю я. — Она получает это от тебя.

Ками удивленно смотрит на меня. Клянусь, я вижу мерцание слезы в уголке ее глаза, прежде чем она всхлипывает и отворачивается.

— Ты большой, сильный дон Братвы, — бормочет она. — Кто сказал, что она не получила это от тебя?

Я пожимаю плечами. — Есть разные виды силы, Камила.

Она грустно улыбается. — Забавно. Недавно у меня был похожий разговор с твоей мамой.

Мне до сих пор странно, что у них двоих сложилось такое легкое взаимопонимание за такой короткий промежуток времени. Камила сумела интегрироваться в мою семью так, как мне никогда не удавалось.

Не то чтобы я много работал над достижением цели. Но все же — что-то в этом есть восхитительное.

Она медленно поворачивается ко мне. В ее глазах мелькает решение.

— Мы можем сказать ей, — тихо говорит она.

Я поднимаю брови. — Я ожидал большего сопротивления.

Она вздыхает. — Это был мой первый инстинкт.

— Неожиданно, неожиданно.

Она игнорирует это. — Но ты ее отец, и она заслуживает знать это. Она так долго была без меня. Было бы неправильно с моей стороны лишить ее и отца.

Я киваю. — Мы скажем ей вместе.

Уголки ее рта приподняты. Интересно, зациклилась ли она на чувстве, которое вызвало слово «вместе». Это определенно делает что-то для меня.

— Мама! Исаак!

— Привет, милашка, — говорит Ками. — Ты хорошо покаталась? Куда дальше?

— Я хочу, чтобы Babushka посадила меня на большое колесо, — говорит она. — Я могу идти?

Камила закусила губу и кивнула. — Или. Веселись.

Хлопком в ладоши она уходит. Мы наблюдаем, как мама хватает ее за руку и заставляет перейти на быстрый шаг, а Богдан следует за ними, подмигнув мне.

— Должна сказать, — говорит мне Камила, — ты выделяешься во внешнем мире.

— Ни хрена, — соглашаюсь я, ловя еще один взгляд проходящей мимо пары.

— Это комплимент.

Я фыркаю. — Мне не нужны чертовы комплименты. Никогда не были.

— Правильно, конечно. Иногда я забываю, что разговариваю с могучим Исааком Воробьевым. Тебе ведь ничего ни от кого не нужно?

Я хватаю ее за руку и поднимаю на ноги. — Это неправда, — лукаво замечаю я, таща ее сквозь толпу. — Есть некоторые вещи, которые мне нужны. Конкретно от одного человека.

Я практически чувствую, как бьется ее пульс в кончиках пальцев, пока она слепо следует за мной сквозь толпу.

— Исаак, куда мы идем? Куда ты меня ведёшь?

— Где-то, где нам придется бороться только взглядами друг друга, — говорю я ей. — И как только мы будем там, я скажу тебе, что именно мне нужно от тебя.