— Взорвать.
В тот момент, когда я даю команду, вся южная часть лагеря Максима превращается в какофонию обломков.
Я приказал своим людям прочесать местность до того, как мы заложили бомбу. В южной части есть лишь горстка его последователей. Но я точно знаю, что Джо там нет. Это самое безопасное место, которое можно уничтожить, не ставя под угрозу ее безопасность.
Кроме того, цель взрыва не в том, чтобы вызвать смерть. Это просто сделать заявление.
Исаак Воробьев здесь.
И на этот раз я не шучу.
Тревогу поднимают немедленно, но мы с людьми не ждем, пока рассеется дым. Мы входим на территорию с оружием наготове.
Я убил четверых мужчин к тому времени, когда нам удалось выбраться из дымки пыли, плывущей вокруг и отравляющей эфир. Максима нигде не вижу, но не сомневаюсь, что он появится.
Он не покидал этот комплекс несколько дней. Больше нигде он не может быть.
Я смотрю, как Богдан и Влад пробиваются к началу очереди. Богдан быстр и проворен в своих атаках, используя каждый угол в своем распоряжении, чтобы отрезать широкую полосу смерти. Влад — прямолинейный боец, который добивается своего с помощью грубой силы.
Я делаю все, чтобы работа была выполнена.
Это не говорит эго. Это практика. Это стиль тренировок, который буквально и метафорически запечатлелся во мне. Недостаточно быть стратегическим и хитрым. Никогда не бывает достаточно быть жестоким и сильным.
Ты должен подкрепить мозги мускулами. Ты всегда должен быть всем.
Мой отец не был человеком, который делал маленькие просьбы.
Нам требуется четырнадцать минут, чтобы пробиться к его садам. Я получаю злорадное удовольствие, скосив смехотворно украшенные фигурки животных в форме животных, разбросанные по двору. Надеюсь, они были дорогими.
Они оказывают такое же сопротивление, как и люди Максима. Жалко, как быстро их убивают или сдают. Совсем скоро мы у дверей дома.
Особняк нависает над нами. Окна смотрят вниз как с востока, так и с флигелей. Если бы у него хоть немного мозгов, Максим расставил бы снайперов на каждой из этих точек обзора, готовых заставить нас вернуться в укрытие.
— Максим! — Я ору в воздух.
Пока мой голос разносится по территории, мои люди собираются вокруг меня, оставляя лишь маргиналов нашей группы заботиться о предателях, которые не знают, когда сдаться.
Я смотрю по обе стороны от меня. — Не стреляйте по дому, — приказываю я. — Моя дочь где-то там.
Две секунды спустя я замечаю движение.
Я удваиваю хватку на пистолете. Я насчитал двадцать, тридцать, сорок человек, проходящих мимо окон наверху с оружием в руках. Грохот их сапог сотрясает землю.
— За его спиной не меньше сорока человек, — мрачно говорит Влад.
— Мы должны предположить, что в доме и вокруг него их вдвое больше, — говорю я.
Когда мы стартовали, за моей спиной было пятьдесят воробьевцев. Не более пяти или шести человек получили ранения в ходе первого нападения. Однако я не беспокоюсь о том, что меня превосходят. Я мог бы собрать армию уличных крыс и все равно выйти победителем.
Но это первый бой, в котором я когда-либо участвовал с настоящей гребаной кожей в игре.
Да, я терял мужчин, но они точно знали, на что подписывались. Я устрою им почетные похороны и прослежу, чтобы их семьи получали денежные выплаты до конца жизни.
Это мой долг перед ними.
Это другое.
У Максима есть мой ребенок. И я прекрасно понимаю, что, несмотря на мое превосходство в численности и тот факт, что мои люди в десять раз более опытны, у него есть единственный рычаг, который имеет значение.
Грохот сапог становится громче. Двери распахнулись.
И тут по лестнице неторопливо спускается Максим.
Его люди образуют кольцо вокруг него. Я стараюсь стоять перед своими солдатами, чтобы убедиться, что контраст между нами очевиден.
Трусы прячутся за спину.
Короли ведут впереди.
— Максим, — протягиваю я. — Как мило с твоей стороны присоединиться к нам.
Его глаза устремляются к руинам позади нас. Я, наверное, уничтожил пол-акра его собственности, и это его раздражает. Он пытается казаться отстраненным, но я чувствую его рассеянность, его гнев.
Даже отсюда я вижу капли пота на его лбу. Его глаза метаются по сторонам, замечая моих людей и цифры за моей спиной.
Однако он не выглядит нервным. Он достаточно умён, чтобы понимать, что у него всё ещё есть преимущество.
— Ты был дураком, когда пришел, — отвечает он.
— Почему? — Я спрашиваю. — Я собираюсь победить.
У меня нет доказательств, подтверждающих это утверждение, но если ничего не помогает, уверенность может подтолкнуть тебя. Я обязательно встречусь с ним взглядом. Он должен знать, что я не дрогну, когда дело дойдет до драки.
Максим качает головой. — Ты забыл один очень важный факт? У меня есть твоя дочь.
— Ты думаешь, что похищение Джо поможет тебе вернуть Камилу? — Я спрашиваю. — Потому что, уверяю тебя, этого не произойдет.
Максим пожимает плечами. — Я расскажу историю. Она мне поверит.
— Она, блять, тебя не любит, — огрызаюсь я. — Она никогда не любила.
— Тогда почему она согласилась выйти за меня замуж?
Я медленно улыбаюсь, стараясь говорить как можно четче, чтобы люди Максима тоже могли слышать. — Разве это не очевидно? — Я говорю. — Она не могла заполучить меня… поэтому она выбрала подделку.
Его глаза полыхают от гнева, а кулаки сжимаются по бокам. Его люди переглядываются, гадая, не получат ли они приказ атаковать.
— Ты пришел сюда только для того, чтобы насмехаться надо мной, кузен?
— Я пришел за своей девочкой.
— Как замечательно, — кипит он. — Как чертовски благородно с твоей стороны.
— Где моя дочь, Максим? Я больше не буду тебя спрашивать.
Он открывает рот, чтобы возразить.
Но тут из-за пределов моего поля зрения раздается новый голос. — Она вне твоей досягаемости.
Максим оглядывается, пока его люди расступаются, пропуская говорящего. Через брешь в рядах проходит женщина и останавливается рядом с Максимом.
Светлана постарела, но не по своей воле. Похоже, она рвется и цепляется за свою молодость. Ее волосы окрашены в темный неестественный коричневый цвет, который болезненно контрастирует с ее бледной кожей. Я вижу предательское напряжение пластической хирургии на ее лице, губах, челюсти.
Как ни странно, я вижу в ее чертах черты мамы. Они не связаны кровью, поэтому сходство не связано с генетикой.
Может быть, эта жизнь просто сказывается на тех, кто ее проживает.
— Светлана, — признаюсь я.
— Ты хочешь свою дочь? — спрашивает она, отказываясь от любезностей.
— Это единственная причина, по которой я здесь.
— Если ты чего-то хочешь, ты должен быть готов дать нам что-то взамен.
Нам. Слово выделяется. Это многое говорит мне о том, кто может дергать за ниточки за кулисами.
Или, может быть, это предположение придает Максиму слишком большое значение. Может быть, она дергает за ниточки открыто, и все, черт возьми, это знают.
— Максим, я и не знал, что твоя мать была здесь царствующим доном.
Раздражение в его глазах ярко горит, но я совершенно уверен, что на этот раз это не имеет ко мне никакого отношения.
— Я чертов дон, — рычит он, делая шаг вперед из тени своих людей.
Я сдерживаю ухмылку. Ничего не изменилось. Его по-прежнему так легко разозлить. Так легко манипулировать.
Светлана, кажется, понимает то же самое. Она хватает его за руку и пытается прошептать ему на ухо что-то, чего я не слышу. Но прежде чем она успевает договорить, Максим отряхивает ее и отталкивает назад.
Он говорит тихо, как и она, но его слова доходят до меня. — Не мешай, блять, — рявкает он матери. — Это мой бой.
Я замечаю острую искру в глазах Светланы. Она не любит, когда с ней так разговаривают.
Ее плечи тянутся вверх, когда она пытается не потерять лицо. Мама была права насчет нее. Она более опасна из двух. А это значит, что когда дело дойдет до боя, ее нужно будет убить, как и ее паршивого сына.
Мне не нравится мысль об убийстве собственной тети. Это не тот кодекс, которым я жил всю свою жизнь. Но иногда приходится делать трудный выбор.
Максим откашливается и говорит. — Ты хочешь свою дочь, тогда я хочу кое-что взамен.
— Ага, — усмехаюсь я, — твоя мамочка только что это сказала.
Челюсти Максима сжимаются от ярости. — Верни то, что принадлежит мне.
— И что это?
— Моя Братва. И мой чертова невеста.
Я смеюсь ему в лицо. — Ты глупее, чем я думал. Как ты думаешь, насколько я глуп? Однажды я поставил тебе условия, и ты уничтожил любой шанс принять их, напав на меня.
— Это были не условия. Это было чертово изгнание.
— Это было щедро, учитывая то, что я запланировал для тебя.
— И все же я здесь.
— По моему милосердию, — говорю я. — Я мог убить тебя в тот день. Я решил не делать этого..
Он усмехается. — Я отбил тебя.
Богдан делает шаг вперед, явно взволнованный разговором. — Я был там, блять. Я вошел, чтобы найти тебя в объятиях моего брата. Он мог свернуть тебе шею за две секунды. Он должен был, но не сделал.
— Перестань блять, маленький ягненок, — шипит Максим. — Твое мнение сегодня не нужно.
— Осторожно, — предупреждаю я его. — Я здесь не для того, чтобы играть хорошо. Так что тебе лучше следить за своим языком, когда говоришь с моими людьми.
Максим кивает с фальшивым сочувствием. — Всегда защищающий старший брат. На самом деле это трогательно. Кого из вас мне убить первым? Думаю, маленькому сопляку будет намного веселее смотреть на страдания.
Все время, пока мы разговариваем, я присматривал за Светланой.
Ее глаза бдительны и безумны. Хитрые. Она настороженно относится к тому, что это разворачивается перед ней.
Она не хуже меня знает: Максиму нельзя доверять победу.
— Если ты не будешь сотрудничать, — внезапно прерывает она, — ты больше никогда не увидишь свою дочь.
Максим бросает на нее беглый взгляд. Я улавливаю его колебания. — Хочешь Братву? Я спрашиваю. — Ты должен завоевать ее кровью. Это единственный способ доказать, что ты достоин.
— А Камила? — спрашивает Максим.
Я поднимаю брови. — Ты думаешь, что Камила — это какая-то шлюха, которую я купил на аукционе? Она женщина, Максим. Не собственность, которую можно обменять или продать. Если ты хочешь ее, то она должна выбрать тебя.
— Тьфу! Ты промыл ей мозги.
— Нет. — Я качаю головой. — Я освободил ее.
— Да пошел ты, — выплевывает он. — Всегда такой высокий и чертовски могучий.
Его люди шаркают и бормочут. Приливы меняются. Каждый может это почувствовать.
Все, кроме него.
— Знаешь, я никогда не влиял на ее решение, — размышляю я. — Даже когда ты пришел за ней в то убежище… она звонила мне.
Глаза Максима теперь бешено дергаются. — Ты думаешь, что ты герой, — рычит он. — Ты думаешь, что ты бог. Но твоя дочь внутри с пистолетом у головы, кузен. Как это выглядит с твоей высокой лошади?
— Все скоро закончится, — мрачно говорю я ему.
Он не закончил. Он плюет на землю и делает еще один шаг вперед, прочь от безопасности своих людей. — Ты сын убийцы. Ты это знал? Подлый, убийственный маленький предатель в ночи. Яд — есть ли более трусливый способ лишить человека жизни? Его родной брат! Ты знаешь, что сделал твой отец?
Он хочет, чтобы это было больно. Он хочет ранить меня так сильно, что я теряю из виду общую картину.
Вместо этого я пожимаю плечами. — Я знаю.
Максим останавливается. — Ты… ты знаешь?
— Недавно узнал, — признаюсь я. — Именно поэтому я сделал тебе это предложение во время того, что должно было стать джентльменским тет-а-тет. Это также причина, по которой ты стоишь здесь сегодня. Если бы не тот факт, что я в долгу перед тобой кровью, ты был бы мертв.
Перетасовка в его рядах продолжается. Я чувствую тревогу, как грозовую тучу. Я намерен использовать это в своих интересах.
— Я тебе не раз говорил, Максим: речь идет о силе, а ты в душе слабый человек. Я не несу ответственности за действия моего отца. Я был всего лишь мальчиком, когда он выступил против Якова. Но когда я узнал правду, я заплатил его кровный долг, пощадив твою жизнь, хотя мог бы покончить с ней. Теперь это моя Братва. Пришло время принять это.
— Это не твоя гребаная Братва.
— Хочешь доказать, что ты достаточно силен? — спрашиваю я, делая шаг вперед и раскладывая последнюю часть своей ловушки. — Тогда сразись со мной сейчас. Выиграй ее, и она твоя.
— Нет, Максим, — сразу говорит Светлана. — Он пытается тебя обмануть.
Но то, что происходит сейчас, не остановить. Он идет как лавина.
Окончание всего этого кровопролития.
Осталось пролить еще несколько капель.
— Ты хочешь драться со мной, кузен? — спрашивает Максим, его челюсть сжимается от решимости. — Да будет так, черт возьми.
— Максим…
— Тише! — Максим рычит над Светланой. — Или я тебя, блядь, уведу.
Его мать тут же замолкает, но я вижу гнев и унижение в ее глазах. Прекрасно.
Триумфально улыбаясь, я иду вперед, напрягая мышцы. Наши люди образуют большой круг вокруг нас. Мои люди составляют одну половину, а люди Максима — другую. Светлана немного отступает, но я смотрю на Богдана и Влада и делаю жест в ее сторону.
Мне не нужно говорить, чтобы убедиться, что они меня понимают. Я уже знаю, что они делают.
Не спускай с нее глаз.
Максим выходит на пустое место. Он пыхтит и пыхтит. Он не знает, что делать со своим гневом, как я. Он не знает, как его контролировать. Как это направить.
Как разбить его о голову врага, когда наступит подходящий момент.
Я как раз собираюсь это сделать — когда что-нибудь услышу.
Голос, поднятый в панике, дрожащий от неуверенности… и слишком знакомый.
— Подождите!
Мои люди оглядываются назад. Я не вижу, что происходит, пока двое из них не разъезжаются, позволяя вновь прибывшим пройти в центр ринга.