Барон Дубов 12

Глава 4

Герцог Билибин замер в дверях, смотря на меня. Рядом с ним стояла графиня Кремницкая и непонимающе переводила взгляд то на меня, то на него. Её помощник Дмитрий снова задремал, привалившись к стене. Серые глаза Билибина смотрели цепко и пронзительно.

— Полагаю, для кого была устроена эта западня, стоит спросить у того, кто её устроил, — ответил я на его вопрос.

— Да, — кивнул герцог, — только жаль, что он умер.

— Не знаю, — пожал я плечами, — когда я в первый раз убил Анатолия Борисовича, точнее, того, кто занял его место, я тоже подумал, что он мёртв. А потом из земли вылезла эта чёртова тварь. Вы, герцог, — подчеркнул обращение «вы», — можете смотаться туда и попробовать задать свои вопросы тому дубу, который растёт из мёртвого монстра. Вдруг ответит…

— Сомневаюсь, что у него сведений больше, чем у обломков метеорита из вашего поместья…

— Господа, не сочтите за грубость, что вмешиваюсь, — официальным тоном, в котором слышалась опаска, произнесла графиня Кремницкая. Кстати, цвет лица у неё был более здоровый, и вообще она чуть-чуть округлилась. Особенно в некоторых приятных местах. Мой глаз сам собой на этих местах задержался. Вот что делает с человеком отказ от курения. — По-моему, всё ясно как день. Нам известно, что князь Деникин сотрудничал с Врагом…

— Только я ещё не выяснил, каким образом они связывались… — зевнул Дмитрий, приоткрыв один глаз. Потом опять закрыл.

— Да, — кивнула Марфа, — и во время мятежа в боях принимал участие царевич Павел. Своим даром он уничтожил часть воздушного флота Деникина. Очевидно, что Деникин узнал, с кем имеет дело, и успел сообщить об этом врагу. Вероятно, западня была устроена с целью похитить или убить царевича. Ведь он, если я не ошибаюсь, обладает точно таким же даром, каким обладал несколько веков назад первый Император. Саранча боится его, вот и попыталась убрать. Агенты Врага повсюду, Ваше Сиятельство… — закончила, обращаясь к герцогу, графиня.

— Возможно, ты права, Марфа, — мягко улыбнулся Билибин, не сводя с меня цепкого взгляда. — Возможно… За сим позвольте откланяться, Ваше Благородие…

С этими словами герцог вышел, а за ним, пожав плечами, вышла и графиня, утащив сонного помощника. Я захлопнул дверь и едва подавил желание садануть по ней кулаком.

Дурацкая получалась ситуация. И она меня бесила. Герцог делал свою работу, пытаясь выяснить мотивы и цели Саранчи, а я укрывал Миту, чтобы правду о ней никто не узнал. Марфа верно заметила: агенты Врага повсюду. Наверняка они есть и в Имперской Канцелярии. Хотя герцог задал правильный вопрос. Для кого была эта западня?

Я думаю, что для всех сразу. Для меня, царевича и Миты. Враг наверняка хотел трёх зайцев одним выстрелом убить, но мы ему помешали. В любом случае выходит так, что Он знает о Мите. Не может не знать. Как минимум видел её глазами Анатолия Борисовича. Но есть ещё одна причина, почему я не хочу выдавать её Билибину. Канцелярия захочет узнать, для чего она врагу, а ради такой благой цели они не побоятся её препарировать. А я этого не допущу. Я сам всё узнаю безо всяких вскрытий. А там уже решу, говорить об этом кому-то или нет.

И чем скорее я это сделаю, тем лучше.

Но не прямо сейчас, конечно. Лучше сперва дождаться, когда Билибин покинет здание академии.

Лишь спустя пару часов я послал Мите мысленный сигнал, чтобы она зашла ко мне. И честно рассказал ей, что хочу узнать и почему.

— А… как? — спросила она, смущённо глядя на меня снизу вверх.

В моей руке появился артефакт, завёрнутый в ткань. Я приподнял её и показал кусочек шара, внутри которого клубился тёмный туман.

— Этот артефакт связан с Врагом. Он может показать его планы, раскрыть его помыслы. Но если обладаешь сильной волей, то он может показать то, чего ты хочешь в глубине души. Когда я коснулся его в первый раз, то увидел, как Саранча сжирает наши города, но эти картины сменялись более радостными. Я видел твоих подруг, видел Пашу с короной на голове, видел «хороший» вариант будущего. Возможно, тот, которого боится Враг. А второй раз я коснулся артефакта, когда хотел узнать, что за столбы появились вокруг аула. Правда, артефакт сам дал о себе знать — возможно, из-за близости Врага… Понимаешь?

— Кажется, понимаю, — кивнула Мита, спрятав руки между коленями. — Я должна захотеть увидеть своё прошлое, да? Чтобы мы могли узнать, кто я такая и зачем нужна этой Саранче. Верно?

Я молча кивнул. К Зубовой будто вернулся тот страх, что она испытывала, пока мы летели назад в академию. Страх, который испытала после нападения монстра. Помолчав немного, предложил:

— Попробуем, когда ты захочешь…

— Нет! — тут же встрепенулась она. — Я хочу попробовать, но… ты будешь рядом?

— Мы вместе возьмёмся за шар.

— Ладно, — со вздохом согласилась она.

Снаружи вдруг завыл ветер и ударился в окно. Я бросил взгляд в ту сторону и увидел, что погода к полудню сильно испортилась. Пришла январская метель, тёмная и плотная, превратив день в сумеречный вечер. Снег крупными хлопьями лип к стеклу и таял. В комнате стало холодать.

Я придвинул к огню два кресла и поставил их друг напротив друга. В одно сел я, в другое — Мита. Я развернул артефакт и положил к себе на ладонь. Сразу ощутил тёплое покалывание и как шар тянется к моему разуму. Хм, а раньше не ощущал… Видимо, стал достаточно сильным в духовном плане. Закрыл свой разум, чтобы артефакт не реагировал на меня. Затем Мита, скользнув коготками по гладкой поверхности, положила сверху обе свои ладони.

Туман внутри заклубился и обратился в яростный вихрь. Инопланетянка дёрнулась всем телом, но ладони её будто прилипли к шару. Она закрыла глаза, а я открыл свой разум. Вихрь, ставший тёмно-фиолетовым, мгновенно вырос и захватил всю комнату. Мебель взлетела в воздух и исчезла в клочьях тумана, а затем и вся комната.

Вихрь исчез всего за одно мгновение, и я очутился стоящим посреди поля. Очень странного поля. В фиолетовом небе горело зелёное солнце, землю покрывала высокая трава ярко-голубого цвета, как какое-то алхимическое зелье, а впереди стоял причудливый дом, похожий на гриб. Точнее, несколько грибов с общим основанием. Они росли вверх, отпочковываясь друг от друга. На высоте метров восьми их была уже целая гроздь. Но вместо шляпок были ягоды с окнами. Сильно напоминало то самое жилище на Облачном Древе. Только те летать могли, а эти люди, кажется, не могут. Да и там жилища были больше похожи на осиные ульи, а здесь скорее грибоягоды. По всей видимости, это комнаты, а внутри зелёных стеблей-стволов — лестницы.

Мита стояла рядом. И не сводила глаз с дороги, ведущей в самую нижнюю ягоду-комнату. Там у круглой двери стояли мужчина и женщина — высокие, красивые, одетые в простую одежду странного покроя. Оба имели фиолетовую кожу и фиалковые глаза. А черты лица и мужчины, и женщины напоминали мою инопланетянку. Оба что-то кричали нам и махали руками.

Уже через секунду выяснилось, что звали они вовсе не нас. Из травы, что была мне по пояс, а Мите — почти по грудь, выскочила девчушка с ярко-красными, почти огненными волосами. На вид ей было лет десять, не больше. Со смехом она взбежала на гладкую, изгибающуюся тропу, что вела к входу. Она тоже состояла из стебля, только располовиненного вдоль. Девчушка бросилась на руки родителей, они начали обниматься и смеяться. Это была идиллическая картина, которая и у меня в сердце отозвалась переливчатым звоном.

Вдруг мне вспомнились мои отец и мать. Они не были так похожи, как эти мужчина и женщина. Мама была в два раза выше отца. Но это никак не влияло на мою любовь к ним.

Я дёрнул губами, улыбаясь. У Миты из глаз покатились слёзы. Вдруг небо стало огненным, а на лицах фиолетовых людей появился страх. Отец прижал дочь к груди и обнял свою жену. Девочка спрятала своё лицо, а мужчина нахмурился. В небе постепенно проявились медленно падающие метеориты. Они оставляли огненные следы и имели странную форму: больше похожие на огромных живых существ, чем на камни.

— Не-е-ет!!! — закричала Мита.

Всё исчезло в один миг. Мы снова сидели в моей гостиной. Мита вжалась в кресло и заплаканными глазами уставилась на шар. Артефакт потемнел, как обсидиановое стекло, я запахнул его в ткань и спрятал в кольцо. А после встал, присел рядом с креслом Миты и обнял её.

Прошло два дня. Два спокойных, ничем не примечательных дня. Настало воскресенье, завтра начиналась учёба. Даже не верилось в это. Учитывая наше везение, либо мы вляпаемся в какие-то неприятности, либо они вляпаются в нас. Эти два дня я провёл, решая повседневные дела. Медитировал, тренировался, ходил по магазинам — иногда с девушками. И даже никто не докапывался до нас из-за моей или их внешности. Нас узнавали прямо на улице.

С утра в моих комнатах было столпотворение. Все собрались здесь. Даже Павел, делившийся последними новостями про то, что Османская Империя капитулировала и сейчас шло обсуждение её дальнейшей судьбы. И Верещагин, сияющий, как медный самовар. Впрочем, он и правда свою маску смазал каким-то воском, из-за которого она блестела так, что слепила глаза.

— А я не ночевал в своей комнате! — не выдержал он напора собственной тайны.

— Отчислили, всё-таки? — сочувственно спросил я.

— Что? Нет! Никуда меня не отчислили. Просто я ночевал в другой комнате… — Он заговорщицки подмигнул.

Я в ответ только головой покачал и продолжил мастерить бутерброды с ещё горячим ростбифом.

— Такой молодой, а уже Альцгеймер… — покачала головой графиня Вдовина. Она сидела в кресле и тренировала духовные руки. Я, не напрягаясь, видел, как она создаёт их и развеивает обратно. Снова создаёт и так далее. — Скоро не только будешь комнатой ошибаться, но и академией…

— Да блин, с девушкой я ночевал! С девушкой! — вспыхнул Алексей.

Но вместо одобрения, своей реакцией он вызвал настоящую лавину подколок.

— А эта девушка в курсе была, что ты у неё ночуешь?

— А она вообще живая?

— Реальная?

— Она сейчас здесь, с нами в этой комнате?

— Ты держал её в заложниках, и у неё развился Стокгольмский синдром?

— Зачем ты называешь правую руку своей девушкой?

— А может, он левую называет, откуда ты знаешь?

Этот фонтан красноречия продолжался ещё долго. За это время Алексей успел пройти пять стадий принятия подколок от этих проблемных женщин. От отрицания до депрессии и, собственно, самого принятия. А я за это время испортил пару бутербродов и чуть не умер от смеха. Но потом меня отвлекли.

— Я готова… — робко дёрнула меня за рукав академской рубашки Мита. — Готова снова попробовать. Обещаю, в этот раз всё обязательно получится. И мы окажемся не в моём прошлом, а… тоже в моём прошлом, но там, где надо. Я… уверена.

— Но сперва перекусим, — кивнул я.

Прекрасноликие и прекраснофигурные гиены отстали от Алексея, и мы смогли откушать бутербродов. Ничего особенного: просто немного овощей, сыра, нежного ростбифа и пара капелек соуса по моему собственному рецепту. И я никому не расскажу, что это за рецепт с секретным ингредиентом. И нет, секретный ингредиент — это не какая-то там абстрактная любовь.

— М-м-м… — застонала княжна, надкусив два ломтика свежего хлеба с начинкой между ними.

— Вот это я понимаю бутерброд… Бутербродище! — воскликнула Агнес, очень широко открывая рот и откусывая сразу половину.

— Ладно, — хлопнул я в ладоши, когда все поели. — Слушать меня внимательно. У меня для вас важная задача. Мы с Митой попробуем узнать с помощью этого артефакта, — в моей руке появился свёрток ткани, — зачем она так нужна Врагу. На всякий случай будьте начеку. Если что-то случится, то выбивайте шар из наших рук. Ну, Мита, начнём?

Я обернулся, оглядел комнату, под журнальный столик на всякий случай заглянул. Инопланетянка как сквозь землю провалилась. А её бутерброд так и остался лежать нетронутым на барной стойке.

На восток от академии

Полчаса спустя

Мита сама не поняла, как оказалась на спине Альфачика, несущегося сквозь заснеженный лес на склонах гор. Просто вдруг испугалась собственного решения попробовать ещё раз. Ей очень живо представилось, как она видит гибель своих родителей. А это были именно её родители в том видении. А той девочкой была она сама. Что случилось дальше после начала нашествия Саранчи, она не знала. Или, точнее, не помнила.

И боялась вспомнить.

Боялась убедиться, что прошли уже сотни или даже тысячи лет с тех событий. Что её мир мёртв. Вместо благоухающей голубой травы выжженные пустоши, каменный шарик в чёрной пустоте космоса. Что её родители мертвы так давно, что их кости, если они вообще оставались, давно истлели.

А больше всего Мита испугалась всего одной мысли, мелькнувшей на задворках сознания.

Что это она убила своих родителей, став частью Роя.

Снова подумав об этом, она уткнулась лицом в тёплую и мягкую шёрстку Лютоволка. Ногами она обнимала его туловище и чувствовала, как мышцы зверя ходят ходуном под шкурой. Как гигантские поршни машины, не знающей усталости.

Ветер свистел в ушах, а зимний воздух холодил спину, одетую в тонкую куртку поверх рубашки. Спереди шёл жар от Альфачика.

Когда все отвлеклись на перекус, Мита ускользнула совершенно незаметно. Она вдруг научилась чувствовать, куда направлены взгляды других людей, в том числе Дубова. Потому и вышла никем не замеченной. Куда идти не знала, просто хотела убежать. Вышла за ворота, углубилась в лес и вдруг увидела Альфачика. Зверь не задавал вопросов, а она не хотела отвечать. Он словно учуял её мысли, позволил забраться на себя и буквально воспарил над землёй, мгновенно набрав огромную скорость.

— Ау-у-у! — позвал Миту Лютоволк.

Девушка оторвала голову от загривка и ахнула. Зверь взобрался на гребень горного хребта и бежал дальше, спускаясь с одной острой вершины и забираясь на другую по одному ему заметному траверсу. Встречный поток воздуха был такой сильный, что у Миты дух захватывало. Позабыв обо всём, она наслаждалась красотой этого пути. Справа небо уже потемнело, а слева, на его багровом крае, солнце медленно пряталось за зубцы горных вершин.

— А-а-а!!! — закричала девушка, и ветер подхватил её эхо.

— Ау-у-у!!! — вторил Лютоволк.

— Быстрее, Альфачик! — в восторге кричала Мита. — Быстрее! Ещё быстрее!

— Ау-у-у! — взвыл тот и, пригнув голову, ускорился, взметая лапами снег.

Мита словно очутилась между прошлым и будущим, в волшебном нигде, где не существовало больше ничего. Словно у гор была их собственная магия, и она заколдовала девушку.

Дубов как-то рассказывал ей о том, что такое походы. Он любил их. И она, кажется, тоже.

Неизвестно, сколько они так скакали. В конце концов Альфачик утомился, замедлил шаг и спустился в небольшую долину, укрытую снегом. Он скрипел под лапами зверя, а в остальном стояла полная тишина.

Мита вдруг грустно вздохнула. От себя не убежишь, сколько ни беги. Она успела полюбить этот мир, друзей, которые вдруг у неё появились. Когда они были у неё в последний раз? Она не помнила. Но расставаться с ними не хотела.

Её мир погиб давным-давно. И этот тоже погибнет, если она не вспомнит, что случилось с ней и её семьёй. Ключ к спасению лежит в глубинах её памяти, она в этом уверена. А то будущее… о котором говорил ещё Дубов несколько часов назад. Про подруг, про царевича. Она тоже видела его, когда в первый раз встретилась с бароном и вцепилась ему в лицо.

Их разумы тогда вошли в контакт, и она увидела то, о чём он сегодня рассказал. Боль гибнущих людей, ярость Саранчи, и лишь потом светлые образы. Только в отличие от рассказа Дубова, она видела там ещё и себя. Среди его друзей. И царевич там был. Только сейчас она поняла, что действительно увидела варианты возможного будущего. И второй вариант она может сделать единственным возможным.

Альфачик пронёс её сквозь сосновый лес и взобрался на горный склон. В снегу темнела пещера. К ней не вело никаких следов. Лютоволк прошёл мимо неё, поведя носом, а затем печально встряхнул головой и пошёл дальше. Через несколько метров ниже по склону оказался выступ, по форме напоминающий длинный язык. На нём, свесив ноги в пустоту над лесом, сидел человек.

Уже стемнело. Мита не видела, кто это, зато видела большие округлые плечи, меховую жилетку и маленькую шапку между острых кончиков ушей. От взгляда на эту фигуру в груди девушки выросла стальная уверенность, что у неё всё получится. Настолько прочная, что она шутя спрыгнула с Альфачика и подошла к фигуре. Альфачик прошёл часть пути вместе с ней, но, не доходя пару метров, просто лёг в снег, вытянув морду в сторону фигуры.

— Я готова, — сказала Мита. — Теперь точно готова. И… прости, что сбежала.

Дубов повернулся и, чавкая бутербродом, произнёс:

— Ага, только перекуфим фнасяла. А то саманался я са фами фегать.

И протянул ей второй бутерброд. Мита взяла в руки ещё тёплые ломти хлеба, в нос ударил запах печёной говядины. Вдруг она ощутила такое облегчение, что не выдержала и засмеялась.

— Фто фмефного в бутелблоде? — нахмурился барон.

В ответ Мита засмеялась ещё сильнее и бросилась Дубову на шею.

— О, фенсины… — снова прочавкал он.