— А? — опешил Тарасов и мягко улыбнулся. — Что вы, конечно нет! Грядёт большой праздник, приуроченный к победе над Османской Империей. А вы, ваши подруги, барон Маститов и другие — главные герои этой победы. Так что сперва будет награждение героев. А затем, конечно, главный праздник для всей нашей Империи — свадьба Императора!
— Ого! — тут даже я удивился. Он вроде бобылём был конкретным в нашу последнюю встречу. Даже к бедняжке секретарше не прикасался. — И на ком женится?
— Обо всём узнаете позже, господин Дубов. Праздник уже совсем скоро… — Вдруг он что-то заметил в выражении моего лица и дополнил: — А отказаться вы не можете. Сами понимаете — личное приглашение Императора. Для вас и всех ваших подруг.
Зараза, так и знал…
— К тому же, — продолжал князь, — государь сказал, что хочет, чтобы его свадьба была хотя бы отдалённо такой же весёлой, как бал в честь его дня рождения осенью.
Я вспомнил, как после проделок Агнес несколько заносчивых аристократов в прямом смысле обделались. И да, это было весело!
— Ладно, убедили, — вздохнул я. — Когда нужно прибыть?
— Сейчас, разумеется! — как фокусник, развёл князь руки. Как будто из рукава дирижабль сейчас вытащит. — На вокзале нас дожидается поезд, так что прошу, как будете готовы… Я буду ждать там. А то надоело, знаете ли, в дверях у барона стоять.
Я пропустил колкость мимо ушей. У Тарасова была дурацкая привычка являться без приглашения. Понятно, что он Первый советник самого Императора, и это должно ему сходить с рук, но… моё жилище — мои правила. Если что-то не нравится, человек всегда может воспользоваться базовым в нашей Империи правом на свободу передвижения и свалить на все четыре стороны.
Сунув в руки князя пухлые конверты, произнёс, уходя обратно в комнату:
— Раз вы обратно на вокзал, то закиньте почту в отделение там. Не сочтите за труд, Ваше Сиятельство.
По лицу Тарасова промелькнула тень, щека едва заметно дёрнулась, но затем он улыбнулся.
— Всенепременно.
— Вот и ладушки! — захлопнул я перед ним дверь.
Мне, конечно, нужна его помощь, но лебезить перед этим человеком всё равно не собираюсь. Да и неизвестно ещё, сможет ли он помочь с уликами по делам мятежников.
В комнате меня ждало несколько пар любопытных глаз, чьи обладательницы вперемешку валялись у двери. То-то она тяжело так открывалась…
— Подслушали, значит? — упёр я руки в талию.
— Дверь толстая, слышно плохо, — надула губки Мита.
Остальные кивками подтвердили.
— Собирайтесь, в Питер поедем, — махнул я рукой на этих проблемных.
Я думал, что на вокзале академии нас ждёт и поезд академии, но как же я ошибался… Это был не просто поезд, а личный бронепоезд Первого советника, князя Тарасова. Броня толще нескольких сантиметров, узкие окна-бойницы и локомотив, больше похожий на древний таран для ворот. И пушки. Повсюду торчали пушки. Большая часть располагалась на крышах вагонов, торчала из бронированных башен с круговым обзором, а меньшая — находилась на самом локомотиве.
— Не люблю путешествовать на дирижаблях, — пояснил князь Тарасов, когда мы поднимались на борт этого сухопутного корабля. — Предпочитаю поезда. Пусть медленнее, зато надёжнее и безопаснее. Неуютно, когда от пустоты тебя отделяет всего лишь металлический пол толщиной в несколько миллиметров.
Ну, это он преувеличил. На боевых дирижаблях там броня, чтобы выдерживать зенитный огонь с земли. А вот на пассажирских в целом да.
— Хм… кого-то не хватает, — забеспокоился Тарасов, когда все девушки поднялись на борт. Почти все… — А где госпожа Зубова? На неё тоже выдано приглашение.
— Она с нами, но едет лишь здесь, — похлопал я по груди, одетой в меховую жилетку.
— Что? — Тарасов стал белее снега. — Она… Она умерла⁈
— Что? Нет конечно! Просто госпожа Зубова из числа редкого вида дриад. Они не любят большие и шумные города, так что… едет с нами действительно только здесь. — Я снова коснулся груди.
— Жаль это слышать, — хрипло сказал Тарасов и, судя по взгляду, мыслями ушёл куда-то в себя. Будто автоматически произнёс: — Прошу, чувствуйте себя как дома.
Как дома, так как дома. И внутри вагон, в котором мы очутились, действительно напоминал дом на рельсах. Купе занимало весь вагон. Повсюду мягкая и роскошная мебель, ковры, небольшие столики, на некоторых — графины с напитками, в боковой стене по центру небольшой камин. Красивый и полезный, потому что от него, вероятно, весь вагон обогревается. Короче, здесь не только можно ехать в комфорте, но и жить!
— Графиня Вдовина! — учтиво склонил голову князь, когда мы расположились и он присоединился к нам. — Рад познакомиться лично.
— Ваше Сиятельство… — сделала реверанс притихшая Катя.
Чего это она, интересно?
— А вы знакомы? — удивился я.
— Я знал её отца, — улыбнулся Тарасов.
Вскоре поезд тронулся, а следом принесли ужин. Первый советник Императора ужинал… так себе. Я готовлю значительно лучше даже с учётом моих провинциальных навыков. Перепела были недожарены, утка в апельсиновом соусе — будто подошва от сапога, кофе слишком сладкий, а сливки явно несвежие. И недоумевал не только я, но и все остальные. Особенно княжна, с её утончённым княжеским вкусом. Она то и дело бросала взгляды на Тарасова, словно задавалась вопросом, как может Первый советник Императора кушать такие какахи. Я же этим вопросом не задавался. Просто есть не стал.
А князь, наоборот, наслаждался каждым кусочком. Странный он. Но нормальный на такой работе, наверно, не задержался бы.
После ужина девушки в мрачном настроении отправились спать в соседний вагон. Я тоже пошёл туда, но в итоге у меня так скрутило живот, что я сделал крюк в сторону туалета.
Тьфу! Прибить бы этого повара… Неужели у Тарасова желудок железный? Или просто настолько убитый, что уже плевать, что переваривать. Нет, я тоже всякое ел, но чтобы так…
Когда вышел, нос к носу столкнулся с очередью из Лакроссы и княжны. Рядом было ещё несколько туалетов, но, судя по звукам, тоже занятые.
— Предупреждаю, — честно признался я, — там хуже, чем в лаборатории алхимика в неудачный день.
— Да мне всё равно! — страдальчески взвыла княжна и заскочила, прошмыгнув мимо меня и ошарашенной оркессы.
Из-за двери раздался вой, полный боли и отчаяния. А я предупреждал…
У Лакроссы кровь отхлынула от лица. Девушка прошептала непослушными губами:
— Я, пожалуй… ещё потерплю…
Да, подставил князь с ужином. Что это, блин, за дела? Скорее бы в Петербург — там хоть еда нормальная…
К слову, поезд летел с хорошей скоростью. Обещали, что уже к завтрашнему вечеру мы будем в столице. При этом скорость абсолютно не чувствовалась. Вагоны были оборудованы так хорошо, что казались отсечёнными от внешнего мира. Ни чувства движения, ни вибрации, ни стука колёс. Только мягкое покачивание на поворотах. Не знаю, что тут за рессоры такие или подвеска, но моё почтение.
Только, если честно, мне это не нравилось. Слишком идеально. Будто в противовес дерьмовому ужину. Поезд, полный противоречий.
Ладно, это у меня уже бред в голову лезет из-за лёгкого пищевого отравления. Вообще, я удивлён: обычно мой желудок и не с таким справлялся. На всякий случай я просканировал магическим и духовным зрениями поезд, но… ничего не увидел. Как и ожидал, вагоны экранированы. Буду думать, что это просто настолько плохая еда. Травить нас просто нет смысла.
Вернулся в вагон-гостиную, где мы ужинали. Всё равно сон не шёл после такого стресса. У одного из окон обнаружил сидящего князя Тарасова. Он как раз крутил ручку, опускающую бронепластину. За стеклом проносился тёмный глухой лес, а в самом вагоне царила почти полная тьма. Только маленький рожок светился над столиком у окна. Князь увидел меня через отражение.
— А, барон, тоже не спится? Прошу, составьте мне компанию. — Он указал на стул напротив.
Стул, будто специально, был больше обычного, широкой и прочный.
Впрочем, ладно, мне действительно не спится, а так хоть узнаю о нём побольше и решу, стоит ли требовать свой долг.
Сев, взглянул в окно и увидел полную луну над заснеженным лесом.
— Красиво, не правда ли? — проследил за моим взглядом Тарасов. Он расслабленно откинулся на своём кресле. Одна его рука покоилась на подлокотнике, другая свободно лежала на набалдашнике трости, стоявшей на полу. — Люблю этот отрезок путей. По прихоти судьбы, это довольно глухие места, хоть мы и находимся почти в центре Империи. Земли, владельцы которых или продали их, или отказались, и те оказались никому не нужны. Или новые владельцы не придумали, как извлечь из них выгоду. Все дороги далеко, ближайшая жилая деревня находится в баронстве Лексовых. Да и там живут в основном старики… Выпьете? — Он протянул руку к графину на столике между нами и плеснул в бокалы тёмно-янтарный напиток.
Я на всякий случай просканировал его магическим и духовным зрениями. Ничего. Обычный алкоголь.
— Американский бурбон, — произнёс Тарасов. — Лучший в своём сегменте. Не отравлено, не переживайте.
Я удивлённо приподнял бровь. Заметил, что я проверяю напиток? Силён, князь, силён…
Отхлебнув напитка, который оказался сладковатым на вкус, я заговорил:
— Мне тоже по душе глухомань. Нет других людей. Проще оставаться свободным. Я бы и свои земли превратил в такие же глухие места, если бы мог.
Князь улыбнулся и кивнул, после чего отпил из бокала и отвернулся к окну.
— Да мы с вами почти родственные души, барон. Только я люблю… Как вы сказали? Глухомань! За её первозданность. Чистый и неприкрытый хаос, вечная борьба между разными формами жизни и с самим мирозданием. И вот результат, на который мы сейчас смотрим. Вы верно заметили. Это настоящая свобода. А человек — существо, которое находится в плену собственных заблуждений.
— Разве? Заблуждения и делают человека человеком, — хмыкнул я. — Говорят, однажды обезьяна заблудилась и пришла в эльфийский лес. Затем нашла палку и загнала этих самых эльфов на деревья. Так и стала человеком.
Князь рассмеялся.
— Точно, именно с палки и пары тумаков начались люди. А потом и остальные расы. Но я бы предпочёл, чтобы она не брала ту палку, а убила и съела тех эльфов. Как и полагается хищнику. Человек ведь по сути хищник, что вышел из хаоса, а затем облачился в кожуру цивилизации. Только эта тонкая оболочка и отделяет нас от того, кем мы являемся на самом деле. Как здесь, — он постучал тростью по стеклу. — В глубине души и вы, и я, и даже Император — хищники, цель существования которых — пожирать более слабых. И это нормально. Таков уклад жизни и закон великого хаоса, в котором мы все сейчас и живём. Хотим мы того или нет.
Я пожал плечами и отхлебнул бурбона. Вкусный, но не моё. Слишком сладко, как ложь. Если уж травить себя, то по-честному, без вранья.
— Именно поэтому, кстати, каждый раз здесь новый повар, — вдруг сказал он. — Моя дань хаосу. Полагаю, вы это и так заметили! — хохотнул князь, глядя, как я скривился.
Нет, причуды богатых и влиятельных мне никогда не понять.
Мы уже молчали какое-то время, как вдруг по вагону пошла ритмичная вибрация. Тун-тун-тун… А затем в окне мелькнули светлячки снарядов, улетающие в сторону. Князь вскочил с кресла.
— Монстры? — спросил я, не понимая, чего он так резко реагирует. В глухих местах это не редкость.
— Не знаю… — шепнул он. — Крупный калибр бьёт.
Тун.
Очередной светлячок улетел в лес. А потом потянулись в ту же сторону кривые строчки пулемётных очередей. Вагон завибрировал сильнее — вступили в бой орудия на крыше нашего и соседних вагонов. К слову, их было совсем немного, пять, если не считать локомотив.
— Плохи дела, — вырвалось у меня.
Потому что увидел, как пулемёт стреляет в лес прямо рядом с вагоном. А лес… шевелится! Будто сотни серых тварей бежали между стволами деревьев, огибали и обтекали их, точно поток, и не очень-то от нас отставали при этом!
Хорошо, что Альфачик и Гоша не где-то там, а на моём дирижабле вместе с Верещагиным и Никоном во главе моей дружины. Вот только летят они напрямик в столицу.
В следующий миг страшный удар сотряс поезд, и он опасно накренился.
Китежград
Несколько часов назад
Цесаревич Алексей стоял перед большим двухметровым зеркалом и внимательно разглядывал своё отражение. Оно ему нравилось.
— Просто идеально, — сказал он, а его губы растянулись в улыбке.
И стоило этому произойти, как один волос его жиденьких усиков выбился в сторону на миллиметр. Обладай этот волосок разумом и инстинктом самосохранения, он бы под кожу обратно врос, чтобы выжить. Но он этими качествами не обладал, поэтому был немедленно вырван щипчиками.
Цесаревич, высокий и статный, с зализанными назад светлыми волосами, провёл по ним расчёской. Он был одет в отороченный светлым мехом плащ, перетянутый у шеи золотой цепью, и в белый мундир с кучей орденов на груди. Большинство орденов носили шутливый характер: «За взятие буфета», «За сотый сломанный учебный меч», «За трёхдневную осаду клозета» и так далее. Когда мать царевичей ещё была жива, их отец был куда более весёлым человеком и любил таким образом подшутить. Но ордена хоть и были шутливыми, всё равно состояли из чистого золота высшей пробы.
Да и кто будет разбираться, за что они даны? Главное, что треть груди занимают!
Ниже мундира шли такие же белоснежные брюки с золотой строчкой. Такой же, как и на мундире. Белый и золотой — основные цвета Ройссийской Империи. И ещё чёрный. Из чёрного на цесаревиче были сапоги, ремень из выделанной кожи Амазонской пантеры и внешняя сторона плаща.
— Одеяние, достойное самого Императора! — воскликнул Алексей, чрезвычайно довольный собой, и захохотал.
Привратник за дверью, услышав смех, призадумался, не слишком ли часто у Его Высочества фляга стала свистеть? Пришёл к выводу, что да, слишком часто. И хорошо бы ему найти способ убраться с этой работы подальше. А то, чего доброго, ещё погибнет ни за грош. Хоть тем же золотарём — клозеты чистить.
Но в этот миг цесаревич позвал его из-за двери:
— Аркаша!
Привратник Аркадий вздохнул, закатив глаза, подумал: «Да блях-мух…», — и вошёл.
— Да, Ваше Высочество?
— Аркаша, скажи, как тебе сей наряд? Достоин того, чтобы явиться в нём на церемонию бракосочетания моего отца?
«Да чтоб тебя в нём похоронили…» — подумал Аркаша, а вслух произнёс:
— Безусловно, Ваше Высочество! Ваш вкус идеален, а мундир хорошо подогнан к вашей фигуре и подчёркивает её достоинства. Это одеяние, достойное самого Императора!
— Ха! — расплылся в довольной улыбке Алексей. — И я так сказал!
«Ага, а я прекрасно это слышал, позёр хренов», — подумал Аркадий.
Внезапно солнце, светившее через окно, словно потускнело. Или на стекло наложили плёнку из пыли и грязи. А в самой комнате пахнуло могильным холодом.
— Ступай, Аркаша. Неси службу дальше, — отослал помрачневший цесаревич слугу, к облегчению того.
Двустворчатая дверь закрылась, и в углу из теней появилась фигура в балахоне.
— Ты как всегда вовремя, Тарантиус, — скривился Алексей.
— Тарантиус никогда не опаздывает, Ваше Высочество, — назидательно отвечала фигура, чьё лицо скрывали тьма и капюшон, — или никогда не спешит. Тарантиус всегда приходит вовремя…
Алексей недовольно взмахнул рукой и отвернулся к зеркалу. Но собственный вид ему больше радости не доставлял.
— Я слышал, Ваше Высочество, вы вступили в финальный бой с османским флотом над крепостью, которую держал Дубов…
— Ага, вступил… Мой братец разнёс этот проклятый флот и чуть наш не погубил. Забрал себе всю славу…
В тишине отчётливо послышался зубовный скрежет.
— Он стал силён, — согласился Тарантиус, — очень силён. Я не зря говорил вам, что начать своё восхождение на трон нужно с его смерти. Но ваши усилия не снискали успеха. Я очень разочарован вами, Ваше Высочество.
— Да плевать мне, чем ты там разочарован, челядь сраная! — мгновенно взорвался цесаревич. Он ненавидел, когда с ним разговаривали снисходительно. — У него Инсект Первого. С такой силой невозможно совладать!
— Так вот почему вы весь день меняете наряды, Ваше Высочество? Словно девка на выданье. Поняли, что ваши шансы занять трон теперь малы, и предпочли жить в иллюзии?
— Заткнись, или клянусь, я испепелю тебя… — зарычал цесаревич, резко обернувшись к Тарантиусу.
Зеркало от резкой жары пошло трещинами, и отражение Алексея сломалось. Во всех осколках вдруг отразилась бледная усмешка под капюшоном.
Тарантиус поднял руку, призывая к молчанию, и цесаревич заткнулся.
— Не всё потеряно, Ваше Высочество. Вы обладаете большой силой, но вместе с даром, который я могу вам дать, вы сможете… — гость помолчал немного, а затем широко улыбнулся, сделав рукой приглашающий жест, словно повар к главному блюду, — погасить само солнце. Солнце Империи или небесное — это уже ваш выбор…
Алексей напряг челюсти и подошёл к окну. Солнце выглядело как никогда тусклым. Невольно казалось, что вот-вот наступит вечный холод. Так слабо оно светилось.
Цесаревич всю жизнь хотел снискать уважение своего отца. Стать для него самым главным, лучшим и прекрасным сыном. Занять трон. Но Император уважал только силу. Что ж, если так…
— Что взамен? — спросил Алексей, не оборачиваясь.
— Сущая мелочь. Когда начнёте претворять ваш план в жизнь, постарайтесь отыскать одну девушку и доставить её ко мне живой. Если получится, разумеется. Она называет себя Мита Зубова.
Алексей не хотел быть на побегушках Тарантиуса. Но, похоже, выбора не было. С новой силой, если обещания не врут, он легко одолеет братьев и проклятого Дубова, который тоже стал очень силён. А потом настанет черёд его отца.
Что ж, если для того, чтобы добиться любви и уважения Императора, нужно его… Впрочем, об этом Алексей пока думать не хотел. Слишком яркой и желанной была мысль.
Не отворачиваясь от окна, цесаревич произнёс:
— Хорошо, Тарантиус, я согласен.