Бастарды его величества

Глава первая

...В эпилогах романтичных книг, которые так любила читать её мать, девушки выходили за любимых. Они принимали протянутую ладонь писанного красавца и делали шаг к алтарю, улыбаясь своей будущей судьбе. Некоторые из них, впрочем, были невестами ещё в самых первых главах. Их ждали ненавистные мужья, старики, сластолюбцы, отвратные правители, даже и короли, а мечты девиц убегали к их ровесникам, сражающимся где-то далеко за честь державы или поющим со сцен больших театров. Между смертью и жизнью с нелюбимым они выбирали именно погибель, но в конце всё равно оказывались рядом с возлюбленными.

Диана не относилась ни к первым, ни ко вторым. Она не любила короля Эдмунда, хотя не могла сказать, что муж был ей глубоко противен. Скорее уж она не ощущала к нему ничего. Но Диана умела исполнять свой долг.

Герцогству её отца нужен был королевский протекторат, она оказалась достаточно хороша, чтобы прийтись по вкусу Его Величеству, а Эдмунд наконец-то удумал жениться. Пусть всё будет так, как будет; спорить с судьбой она не намеревалась.

Король Эдмунд не был совсем стар. Его нельзя было назвать и отвратным. Этой весной ему исполнилось пятьдесят два года, и как для своего возраста, он выглядел пристойно; был всё ещё высок и строен, не потерял ни уверенность в движениях, ни военную выправку. Волосы его поседели, но лицо хранило следы былой красоты. В молодости король Эдмунд разбивал девицам сердца, мог бы сделать это и сейчас, только иначе, но Диана позволила своему замёрзнуть и превратиться в камень.

Она не хотела выходить замуж за Его Величество, но не пустила в свои мысли ни одного красавца из глупых рассказов подруг. Диана для своих лет казалась им потрясающе равнодушной, на самом же деле она просто хорошо помнила материнские слова: никогда не вверять никому свои чувства.

Потому сейчас, стоя в белоснежном подвенечном платье посреди огромного зала, истерзанная взглядами сотен дворян, приглашённых на торжество, Диана чувствовала боль и страх, но не выдавала их. Вместо этого выпустила на свободу радость: приятной была уже та мысль, что будущий супруг не был ей противен. За спиной она не таила ни единой тайны, которая могла бы помешать ей в будущем; не надо было Диане скрывать от своего мужа любовную связь, нынешнюю или прошлую, с кем-либо.

Он подал ей руку, и это было нисколечко не романтично, но Диана приняла чужую ладонь и сделала шаг вперёд, вставая на невидимый постамент, что позволял не испачкать платье, и спокойно опустилась на колени. Пышные юбки её белого платья окружили девушку облаком, и она едва заметным движением разровняла складки.

Сегодняшний образ был слишком красивым, чтобы его нарушить.

Король Эдмунд улыбнулся своей обыкновенной льдистой улыбкой и склонился к её голове. Мелкие иголочки магии, коловшей кожу, означали, что церемония бракосочетания закончена - началась коронация.

Его Величество осторожно вынул булавки, державшие её причёску, и светлые волосы Дианы упали на её плечи, скрывая лицо от смотревших, не отрываясь, дворян, мечтающих понять, страшно ли девушке.

Она не боялась и не краснела.

- Отныне и покуда смерть не разлучит нас, - произнёс стандартную фразу Эдмунд, - ты поклялась разделить со мной и горе, и радость, и счастье, и беду, Диана, и быть верной каждое биение наших сердец, пока одно из них не остановится. Клянёшься ли ты до самой своей смерти быть верной государству, и так же, как и с мужем своим, делить с ним и светлые часы, и чёрные мгновения?

- Клянусь, - как бы она ни старалась, голос всё равно подрагивал.

- Клянёшься ли ты, - торжественно продолжал король, провозглашая ему самому противные фразы, - хранить королевский престол и быть верной соратницей своему мужу, а по смерти его - стать хранительницей для королевского наследника и оберегать его до самого конца своей жизни, кем бы ни был этот человек?

- Клянусь,- эхом отозвалась Диана.

В горле пересохло.

Она не до конца понимала, что происходило. Становиться королевой, должно быть, страшно, вот только девушка не ощущала этого. Пока что ей хватало сил бояться своего мужа, бояться первой брачной ночи или гнева матушки, желавшей своей дочери другой участи.

- Клянёшься ли ты, - церемония подходила к концу, - коль вынуждена будешь сама нести ответственность за страну на своих плечах, беречь святой престол и сделать всё, чтобы только представитель Династии занимал его?

- Клянусь.

Все обещания касались посмертия. Каждый король и каждая королева, не являвшиеся представителями династии, давали именно такие коронационные клятвы.

Диана знала, что её сыну или дочери, кого б она ни родила, однажды придётся произносить именно эти фразы, опуская венец на голову человека, согласившегося с ними разделить эту тяжёлую ношу.

- Отныне и вовек, - она не смела поднять голову, но по голосу чувствовала, что Эдмунд гордо вскинул голову, - покуда смерть не освободит тебя от долга, ты, Диана, королева Алиройи, обязана хранить престол и свой народ и действовать в его интересах, забывая о собственной жизни.

Не двигаться - всё, что сейчас она могла делать. Пока Эдмунд произносил церемониальные фразы, в которых сам мало что смыслил, её задачей было просто стоять на коленях с покорно склонённой головой, и дожидаться, пока тяжёлая корона опустится на её чело.

Всё тело пронзило холодом, когда король наконец-то возложил венец на голову своей супруги. Диане казалось, что магия, закованная в украшении, пронзает её саму насквозь и медленно пробирается под кожу, пытаясь задушить.

Но она заставила себя успокоиться, мысленно приказала даже не думать о том, что будет после. Это не ответственность давит на неё, не страх перед престолом - просто король Эдмунд пользуется своим даром, чтобы указать молодой супруге положенное ей место. И как бы ни противно было от мысли, что он нарочно причиняет жене боль, напоминая о тяжести ещё не осознанного ею долга, Диана не позволяла осознанию этого окончательно сковать её. Теперь она - королева, на ней лежит ответственность за будущее народа, и она не имеет никакого права их подвести.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Встань, жена моя, - произнёс король Эдмунд. – И посмотри на меня.

Диана встала с колен, сошла с постамента, как её учили, и позволила взять себя за руки. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза и мягко улыбалась, так, как учила мать, хотя понимала – в глазах всё ещё застыл тот дикий, восковой страх, и сама она удивительно бледная сейчас и больше всего напоминает мертвеца.

- Первый танец короля и королевы! – провозгласил церемониймейстер.

Упали тяжёлые гардины, и в зале стало темно. Дворянство ахнуло в один голос, хотя их наверняка предупредили о том, какова будет процедура, а Эдмунд рывком привлёк к себе Диану.

- Доверься мне, - прохрипел он ей на ухо, хотя это было совсем необязательно. – И всё будет хорошо, моя дорогая.

Он почти нежным жестом убрал волосы, упавшие ей на лицо, и быстро закружился в танце. Там, где они проносились, вспыхивали свечи, и зал вновь наполнялся светом.

С каждым шагом Диане становилось дышать всё труднее. Корсет, и без того сдавливающий грудь, теперь и вовсе пытался её задушить, и девушка не могла выдержать такой темп, но не позволяла себе продемонстрировать слабость. Наверняка ведь короля предупреждали о том, что ей может стать от этого плохо. Портной несколько раз напомнил, что Диане лучше бы танцевать только медленные танцы.

Но зато как это было красиво! Они неслись по кругу, и, хотя девушка чувствовала себя безвольной куклой в руках мужа, знала, что заслужит его милость, если продемонстрирует красивую игру. Она без страха смотрела в его глаза, потому что подданным хотелось видеть влюблённую королеву, и позволяла себе нежную мягкую улыбку, застывшую на лице, будто бы та мёртвая маска.

Вместе со вспыхивающими свечами по платью Дианы вверх поднималась чернота. Она чувствовала, как темнеет и тяжелеет ткань; лёгкие шелка обращались в тяжёлый бархат и тянули её вниз. Всё это тоже было последствием его магии, жестокой, сильной и бессердечной.

Эдмунд замер так резко, что Диана едва не упала, с трудом успев схватиться за его руки. На губах его красовалась довольная улыбка; король чувствовал, что потряс и присутствующих, и невесту.

Пусть в зале вновь стало светло, это всё равно отличалось от сияния солнца. Там, на улице, последние лучи сгорали, соприкасаясь с кристалликами снега, а здесь было нечем дышать от свеч. Запах воска, лёгкий, почти невидимый дым… И её платье, ставшее тёмно-бордовым.

О, это было красиво.

Дворяне зааплодировали, радуясь танцу, как прекрасному представлению, но Диана с облегчением вырвала свои руки из цепких пальцев короля.

Он сердито поджал губы, показывая, что девушка совершила ошибку.

- Желает ли моя королева, - вполголоса произнёс он, - удалиться, следуя традициям, или подарит мне ещё один танец?

Девушка старалась не предаваться отчаянью. Она знала, что король ждал второго. Ей следовало продемонстрировать, что его мнение для неё куда важнее, чем следование традициям их общества. О, в таком случае, мужчина был бы невообразимо горд своей юной супругой.

- Я предпочитаю действовать так, как велит мне Закон, - ответила Диана. – Даже если цвет Алиройи желает этого танца, долг требует, чтобы я удалилась.

Она опустилась в глубоком реверансе, потом поднялась, гордо расправила плечи и удалилась прочь.

Её платье с каждым шагом становилось всё тяжелее, но Диана не позволила себе идти быстрее. Она знала, что к выходу ткань станет практически каменной, что король даже не подумает о том, как она будет выглядеть в глазах его же народа, если упадёт. Ему было приятно подчёркивать чужую слабость, и мужчина беззаветно радовался своей власти.

Но Диана не считала себя слабой. Она не позволила себе ни замедлить шаг, ни ускорить его, не взглянула на почтенно склонившихся подданных. Повинуясь магии Эдмунда, перед нею широко распахнулась дверь, и девушка покинула зал. Она услышала стук дверных створок – король спрятал её от глаз дворянства, - и только тогда позволила ногам подогнуться от слабости, а с губ сорваться уставшему вздоху.