Байки старой «Литературки»

На ковре — в самолет

На исходе брежневской эпохи была затеяна грандиозная панама с вылетом в Алма-Ату почти всей редакции в придачу к густой стае самых именитых писателей-тяжеловесов. Но даже среди них выделялся живой массой Сергей Наровчатов — поэт, секретарь писательского союза, главный редактор журнала “Новый мир”, а вдобавок герой эпиграммы Николая Глазкова:

От Эльбы до Саратова,

От Волги до Курил

Сергея Наровчатова

Никто не перепил.

По уговору писатели все вместе и порознь должны были трубить на среднеазиатских просторах о дружбе и единстве, а газета весь этот трубёж подрядилась разверстать на целом развороте под лихой шапкой “Мы — советский народ”. На языке чужих осин это следовало бы назвать: “Много шума из ничего”.

А в редакции — хоть шаром покати. Кого ни хватишься — никого нет. Чернецкого увидел — и обрадовался. Он из заправил секретариата: материалы в набор засылает. Или заворачивает. Отдашь ему статью и маешься час-другой. Затем в коридоре будто случайно столкнешься.

— Ну, как, Леонид Герасимович, заслали?

Зверем зыркнет и махнет рукой безнадежно:

— Заслал… с отвращением!

И это в лучшем случае. В худшем вообще швырнет обратно.

Алла Латынина как-то не выдержала и выпалила в ответ:

— У вас чутье на все талантливое!

И вот я бросаюсь к Чернецкому как к брату по разуму и спрашиваю о его приятеле, которого никак не могу найти:

— А где Володя Коркин?

— Где, где? — отфыркивается Леонид Герасимович. — В Алма-Ате!

Обидно, что и говорить. Мы тут за всех отдуваемся, а там беспробудное застолье: в юртах и под открытым небом, в высоких кабинетах и в бескрайних залах. И Сергей Наровчатов нам на зависть, как может, оправдывает творческую фантазию Николая Глазкова.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. И халявный вояж подошел к концу. С последнего банкета Сергей Сергеевич кое-как дотянул до гостиницы. В номер шагнул — и рухнул на пол. Точнее, на ковер, разостланный на полу. Там его и нашли, когда стали собирать дорогих гостей в обратный путь. И прямо в ковре подняли на московский борт.

В Москве Наровчатов жил на улице Строителей, и его полет при полной отключке мог подсказать Эльдару Рязанову сюжетный ход для фильма “Ирония судьбы…”. Только история с Наровчатовым приключилась, когда фильм уже крутили вовсю и диалоги из него давно разошлись на поговорки. Да и времени в пути от Алма-Аты до Москвы было достаточно, чтобы прийти в себя. И еще в воздухе, может, даже над Саратовом, бесчувственный пассажир тяжело заворочался. Неторопливо оглядевшись, удостоверился: пуговицы застегнуты, партбилет на месте… Но ведь чего-то явно не хватает? Еще раз прошелся по сусекам и схватился за голову. Не хватало челюсти. Не было ее ни во рту, ни в карманах, ни у соседей.

Звонок из Москвы среди ночи разбудил Володю Коркина в алма-атинской гостинице. По заданию редакции он остался в столице Казахстана добирать, согласовывать и визировать материалы писательских встреч. Все это ему велели отложить до лучших времен, а прямо сейчас организовать поиски драгоценной пропажи.

Челюсть отыскалась на удивление быстро. Со сноровкой Шерлока Холмса Володя плюхнулся на пол в номере Наровчатова, где старого ковра не было, а новый положить не успели, заглянул под тумбочку и как фокусник извлек на свет божий выпавший при падении протез. А ранним московским утром на черной начальственной “Волге” Коркин уже вез из “Домодедова” в редакцию “Нового мира”, как боевой трофей, стакан с челюстью главного редактора.