Переводчик Сталина, покойный Валентин Бережков, рассказывал, что на переговоры в Кремль американский посол Аверелл Гарриман, естественно, приходил со своим собственным толмачом. Обычно это был сотрудник посольства господин Болен. Если же Болена почему-то не было, Сталин, предвкушая удовольствие, с невинным видом спрашивал:
— А где господин Болен?
— Болен болен, — неизменно отвечал Гарриман, зная, что его слова вызовут радостное оживление.
У нас в редакции, кажется, не было ни одного Болена, но было целых двое Волиных — Павел Генрихович и Владимир Робертович. Случалось им тоже прихварывать. Тогда на планерке, или в столовой, или в коридоре кто-нибудь обязательно говорил:
— Волин болен.
— А Румер? — не давая опомниться, вклинивался я.
— А Румер… умер, — безотказно выпаливал мой собеседник и только после этого спохватывался: — Да ну тебя!..
Конечно, Залман Афраимович Румер был еще жив и благополучно заведовал нашим отделом писем. А до войны он работал в “Комсомольской правде” и в урочный час загремел на Колыму вместе со всем своим тамошним отделом. Только говорили об этом все, кроме него самого.
Я еще помню, что сразу после войны фронтовики очень неохотно и лишь по пустякам вспоминали то, что им пришлось пережить. Плотину прорвало, когда за давностью лет слова отделились от настоящего ужаса, от бед и горя. Но бывшие зэки и их близкие вдобавок справедливо опасались, что откровенные разговоры могут выйти боком. Василий Шукшин, например, вообще сумел утаить, что его отец был репрессирован и погиб.
Но однажды за обедом в редакции речь завертелась вокруг пресловутой поездки по советским лагерям Гарри Гопкинса. Дело было в начале войны. Рузвельт хотел помочь Советскому Союзу техникой и продовольствием, но в конгрессе забеспокоились. Как можно помогать стране, которая использует рабский труд! Чтобы разобраться, так ли это, на Дальний Восток, с благословения Сталина, отправилась американская делегация во главе с Гарри Гопкинсом. Разумеется, вместо доходяг-лагерников им показали откормленных охранников, которые с песнями и прибаутками картинно изображали перед заморскими лохами свободный трудовой порыв. Американцы были довольны. Теперь они могли авторитетно успокоить соотечественников: принудительного труда в Советском Союзе нет.
К этому времени Румер был расконвоирован. Жил в Магадане. И видел, как принимали Гопкинса и компанию.
— Продмаг нельзя было узнать, — заговорил наконец старый зэк. — Полки ломились от еды.
Народ толпился, и торговля кипела. Каждому доставалось по кольцу колбасы, по две банки консервов, по брикету масла и по бумажному кульку с сахарным песком. Время летело, а продукты не кончались. В чем тут фокус?
Оказывается, каждый, кто отоваривался в магазине, должен был тотчас обежать вокруг и через заднюю дверь вернуть все по списку.
— Но, обегая, — закончил Залман Афраимович, — я все-таки отсыпал себе сахарку.
И протянул ладонь, сложенную горстью.