Тесно прижавшись друг к другу и хорошо согревшись, Николай и Вася могли бы спать еще сколько угодно. Неизвестно, кто из них проснулся первым и разбудил другого, но, когда они вышли, было еще темно и очень холодно.
После того как они проделали нечто вроде зарядки, сонливая вялость прошла, и парни принялись разводить костер.
Над туманными очертаниями тайги наметилась едва заметная, белесая полоска. Постепенно она начала расширяться и светлеть, потом заалела, и над ней тотчас возникла другая, нежная и тоненькая. И так одна над другой вспыхивали полосы света. И это напоминало широкие ступени гигантской лестницы, поднимающейся от самого моря, гудящего и кипящего у подножия какого-нибудь прекрасного и шумного города, расположенного на склоне горы.
Трудно представить себе рассвет с чужих слов. Надо самому его увидеть, дивиться и радоваться. Надо стараться не пропустить ни одного раннего утра. Ведь каждый раз по-новому светает и по-новому восходит солнце!
— Ворон что-то не летит, — протянул Вася, не отрывая глаз от радужных ступеней.
— Ну и пусть! А воробьи прилетят, непременно прилетят! — Тогойкин поднял обломок фанеры, чуть отбежал, положил его на снег, размял сухарик и насыпал крошки на дощечку. — Для милых гостей стол готов!
Радужные ступени разом вздрогнули, заколебались и слились воедино. Вся восточная сторона неба занялась пылающими волнами утреннего зарева. И вдруг по снегу рассыпалась густая стая воробьев, — казалось, само зарево разбрызгало по земле птичек.
С щебетом и гомоном они раскатились было в разные стороны, но тут же собрались вместе и снова рассыпались. И вот, разом защебетав, мягко тренькнув крылышками, одни бегом, другие лётом, они оказались на дощечке и закипели на ней. Только Трифон Трифоныч, важно нахохлившись, остался на месте. Сам величиной со щепотку сухих перышек, он весь затрясся и задрожал — то ли чистя клювиком между коготками, то ли почесывая коготком своим за ухом. Когда туалет был закончен, он, то и дело останавливаясь и пятясь задом, поскакал к нашим друзьям. Приблизившись, воробушек быстро защебетал, что-то рассказывая, поплясал на своих тоненьких ножках, встал передом, потом повернулся бочком. Ободранный хвостик его стал будто чуть прямее, и маховые перышки крыльев казались не такими общипанными. Молодец этот, видно, начисто отмыл лучами сегодняшнего утра все свои застарелые болячки.
Воробей бойко щебетал, казалось сообщая своим собратьям: «Близко, близко! Люди близко!»
Тогойкин бросил ему сухарик с крупную дробину, мельче не смог размолоть. Воробей сунул в снег клювик, выхватил оттуда сухарик, подлетел к своим и бросил его сверху. Послышался легкий стук об дощечку. Птицы испуганно разлетелись в стороны. Ребята перемигнулись и заулыбались. Трифон Трифоныч быстро нашел отскочивший далеко от доски сухарик, опустился на дощечку и принялся деловито дробить его клювиком.
— Ребята! — закричал Семен Ильич, выглянув из самолета.
Парни побежали на зов.