Он пробудился, когда чуть забрезжил рассвет. Еще горели жирники. Неслышно, точно тени, передвигались девушки. Коловоротова и Губина уже не было. Тогойкин быстро вскочил, но оказалось, что он без валенок, а на ноги у него намотаны какие-то тряпки.
— Доброе утро, Коля! — приветствовал его Иванов.
— Как спалось? — прогудел Попов.
— Доброе утро! Спалось хорошо! — Тогойкин сидел, явно сконфуженный, и оглядывался по сторонам: «Видно, до того хорошо спалось, — думал он, — что даже не заметил, как с меня стянули валенки».
— Коля, ты наденешь вот это, — Катя протянула ему унты Коловоротова.
Тогойкин твердо решил наотрез отказаться от унтов и потребовать свои собственные валенки. Он упрямо глядел на Катю. А та держала в одной руке унты, в другой меховые чулки и тихо упрашивала:
— Возьми, Коля, пожалуйста, возьми. Они такие мягкие и легкие такие.
Тогойкин кинул взгляд в сторону Даши и увидел, что та в полной боевой готовности. Если он вздумает отказаться от унтов, Даша такой шум поднимет, что не обрадуешься.
Мягкие уговоры Кати и готовность к нападению Даши, видно, доконали его, и он сердито схватил унты, продолжая считать все это сущим вздором. Ладно, он сейчас выйдет и строго скажет старику: «Дайте мне мои валенки и берите свои унты». Он, Николай Тогойкин, не такой человек, чтобы разувать безногого старика.
Когда он вышел, над ярко пылавшим пламенем костра поднимался пар от кипящего бака. Старик и Вася хлопотали тут же, над чем-то склонившись. По звездам, густо усыпавшим небо, похоже, не было и пяти часов утра. Погода обещала быть ясной.
— Доброе утро, брат! Мы с Семеном Ильичом…
— Здравствуйте! — кивнул головой Тогойкин, приглядываясь к старику, сидящему в его валенках.
— Встал, Коля?
— Встал, — довольно неприветливо буркнул Тогойкин.
Распустив веревку, на которой они таскали дрова, старик сучил новую длинную бечевку.
— Очень уж хорош лен, Коля, на наше счастье.
— Да, наверно. — Чтобы не вступать в разговор, Тогойкин отошел в сторонку и стал умываться снегом. Сразу заявить: «Снимите валенки!» — получится слишком грубо. Они ему велики, вон как загнулись кверху носки! Вот и будут болтаться на нем и натрут больную ногу.
К Николаю подошел Вася и, набирая здоровой рукой снег, стал тоже умываться.
— Что он делает? — Тогойкин указал глазами на старика.
— Для тебя, — шепотом ответил Вася. — Чтобы ты мог везти за собой запасную лыжу.
— Зачем?
— На всякий случай, говорит. Вчера бился целый день, все искал фанеру для второй.
— Бак отнесите, будет вам шептаться!
«Все искал фанеру…» Тогойкина охватило волнение. А эти унты действительно, оказывается, очень мягкие и очень легкие. Вот почему в детстве нетрудно было ходить в школу за пять-шесть верст… Старый ни за что не возьмет их обратно. Рассердиться может, даже обидеться. Что же делать?
Тем временем Семен Ильич привязал бечевку к носку лыжи.
— Коля, смотри. Вот так перекинешь ее через плечо. А насчет унтов ты даже не заикайся!..