Безжалостное правление

31

Роман

Я чертовски ненавижу оперу. Для меня она звучит как кошачьи вопли после нескольких рюмок текилы.

Возможно, я единственный, кто так считает, судя по восторженной толпе. Все внимание приковано к сцене, к исполнению Кармен, а мое внимание целиком и полностью захвачено женщиной в ложе прямо напротив моей.

Она отказывается смотреть в мою сторону.

Я заслужил ее гнев, и я буду сожалеть о том поцелуе с Катериной до самой смерти. Он был нежеланным и определенно незваным. Вкус у нее был совсем не тот, совсем не похожий на сладкий, поцелованный солнцем аромат Лизы, который навсегда запечатлелся в моей памяти. Я оттолкнул Катерину, но вред уже был нанесен.

Причинять боль Лизе не входило в мои планы. Вспышка гнева в ее глазах, когда ее будущая невестка прижалась своими искусственными, подушечками губ к моим, заставила мое сердце заколотиться.

Лиза может носить кольцо другого мужчины, но я — тот, кого она хочет… и кого она получит.

По правде говоря, план держаться от нее подальше разрушился, как только я увидел синяк под ее глазом. Потому что я знаю, что синяк никогда не бывает просто синяком. Сначала это синяк, потом синяк под глазом, потом сломанная рука, а потом твоя мать лежит в луже крови, а твой отец продолжает жить дальше, потому что ты был слишком труслив, чтобы остановить его, пока не стало слишком поздно.

Я не совершу эту ошибку дважды.

Всю свою жизнь я принимал взвешенные решения, думал головой, а не сердцем. За время, прошедшее после Лондона, мои голова и сердце наконец-то нашли общий язык.

Я не хочу смотреть, как Лиза выходит замуж за человека, который ее не заслуживает и чьи издевательства будут только усугубляться. Но я должен сдерживать себя, потому что мои безжалостные действия приведут к серьезным последствиям. Для меня, для Лизы и для Синдиката Белова.

Сейчас, как никогда, мне нужно выждать время, пока не наступит подходящий момент, чтобы сделать шаг. Судя по тому, что Антолий стал теневым, этот момент может наступить скорее рано, чем поздно.

С другого конца оперного зала Лиза наконец поворачивается в мою сторону, и, черт возьми, она практически плюется огнем из своих глаз. Если бы взгляды могли убивать и все такое.

После минуты смертельных взглядов она намеренно отворачивается. Несмотря на то, что она сосредоточена на сцене, я чувствую ее энергию, направленную на меня, как безмолвный шторм через пропасть.

Я почти смеюсь про себя. Она чертовски очаровательна, когда злится. Но ей незачем быть такой, и при первой же возможности я выложу все начистоту.

Рядом со мной Катерина слегка хихикает, когда ее рука скользит по моему бедру и оседает на промежности. Ее наманикюренные когти нежно пробегают по ткани моих брюк, пытаясь заставить меня возбудиться. Будто я вообще могу для нее что-то сделать.

Я отдергиваю руку и бросаю на нее предупреждающий взгляд.

— Как я уже говорил, этого не будет.

Она надувается — этот прием, вероятно, срабатывал со многими до меня. Я нахожу его чертовски несносным.

— Мы можем найти какую-нибудь заднюю комнату. — Ее дыхание проносится над моим ухом, ее тошнотворно сильный парфюм врывается в мой нос. — Или я могу отсосать тебе прямо здесь. Мы достаточно высоко, чтобы никто не видел.

Она говорит это только для моего блага. Катерина хочет, чтобы люди нас видели. Она хочет, чтобы все знали, что именно она сегодня висит на моей руке.

— Пас. — Я шиплю от досады.

Она не понимает намеков. Это не было свиданием; я пришел к ней с деловым предложением, не более того. То, что нас увидят вместе сегодня вечером, было частью ее условий — она хочет, чтобы весь мир думал, что она заполучила высокопоставленного члена Синдиката Белова. Это далеко от истины, но я должен выполнить свою часть сделки.

Я поднимаю глаза, когда Анатолий что-то шепчет Лизе на ухо, а затем встает и уходит с балкона. Когда Лиза остается одна, ее взгляд снова обращается ко мне. Она хмурится, и я улыбаюсь. Другие, возможно, не восприняли бы ее враждебность как приглашение, но, полагаю, именно этим я и отличаюсь.

— У меня дело, — говорю я Катерине, затем встаю и застегиваю пиджак.

Она хмурится.

— Это не может подождать до антракта?

— Может, но я не хочу.

Ее дружелюбная маска спадает, и перед нами предстает настоящая Катерина. Та, что известна своей мелочностью и стервозностью.

— Неважно. Меня больше не волнует это дерьмо. Я собираюсь найти своих друзей в баре. — Она уходит, покачиваясь на каблуках, и ее дизайнерское малиновое платье резко развевается при каждом шаге.

Не знаю, кто сказал, что ей идет красный цвет, но, должно быть, они были дальтониками.

Лиза не слышит, как я вхожу на ее балкон. Она не замечает, когда я закрываю занавеску и делаю несколько шагов ближе, звук моего приближения заглушается крещендо оркестра.

Но она замечает, когда моя рука тянется и закрывает ей рот. Ее тело напрягается, и она пытается отвернуться, но я не даю ей этого сделать.

— Ш-ш-ш, — уговариваю я ее на ухо, приседая за ее сиденьем.

Запустив руку в волосы, я заставляю ее оставаться на месте, пользуясь случаем, чтобы вдохнуть этот запах. Ее тонкий аромат — как глоток свежего воздуха.

Она визжит от досады.

Я хихикаю.

— Я знаю, milaya, ты злишься на меня. Должен сказать, что мне льстит твоя реакция. Ты ясно дала понять, что тебе это неинтересно, но я не знаю… Возможно, тебе стоит пересмотреть свой выбор, если я вызываю у тебя столько эмоций.

Она пытается что-то ответить, но вместо этого получается приглушенный звук недовольства.

Ее гнев только разжигает мой голод. Может быть, я не буду прояснять свою связь с Катериной, а использую ее в своих интересах. Есть тонкая грань между любовью и ненавистью.

— Вот что произойдет, — говорю я ей. — Ты будешь хорошей чертовой девочкой, откинешься на спинку кресла и будешь наблюдать за шоу, пока я буду заставлять тебя кончать по всем моим пальцам. Понятно?

Это не входило в мои планы, когда я шел сюда, но знание того, что она презирает меня так же сильно, как и хочет, вдохновило меня на новый подход.

Она качает головой и пытается закричать, но это бесполезно, поскольку моя рука все еще закрывает ей рот. Другой рукой я сжимаю в кулак ее волосы и поворачиваю ее лицо так, чтобы она видела, насколько я серьезен.

— Если ты ослушаешься или будешь шуметь, все посмотрят вверх и увидят мою руку на твоем платье. Ты этого хочешь?

Она замирает, ее глаза впиваются в меня убийственным взглядом.

— Я так не думаю. Анатолий сейчас курит сигары со своими приятелями и ведет себя как несносная задница, так что не беспокойся о нем. — Я вылизываю длинную горячую дорожку по ее шее, от основания ключицы до ушка, а затем обхватываю губами мочку уха и втягиваю ее в рот, наслаждаясь контактом.

Черт, я был одержим желанием снова попробовать ее на вкус, и она такая же восхитительная, как я помню.

Она резко вдыхает через нос, но вместо того, чтобы отстраниться, закрывает глаза, наслаждаясь ощущением моего горячего языка на ее гладкой коже.

— Ты ведь знаешь, что я сделаю так, чтобы тебе было хорошо?

Широко раскрыв глаза, она энергично кивает.

— Ты будешь хорошей девочкой и будешь молчать, если я уберу руку с твоего рта?

Лиза на мгновение задумывается, прежде чем снова кивнуть. Затем она делает нечто удивительное.

Ее язык просовывается между моими пальцами, кончик скользит по коже, а затем она обхватывает губами один из пальцев и полностью втягивает его в рот. Ощущения просто райские, и я выкрикиваю проклятие, а в мозгу происходит короткое замыкание.

Это происходит до тех пор, пока я не чувствую острое жало зубов, вонзающихся в мою плоть.

— Ох, — резко шепчу я.

Она выплевывает мой палец, как будто это яд. Следы ее зубов видны на моей коже.

Черт. Она не сдержалась.

— Как ты смеешь пытаться подкатывать ко мне, когда ты здесь с другой женщиной! — шипит она, повернувшись на своем месте лицом ко мне. — С женщиной, от которой ты не мог оторваться секунду назад. — Она стреляет в меня кинжалами, толкает в грудь, пытаясь отстраниться от меня как можно дальше.

Мои губы подрагивают. Мне приятно, что я вызываю в ней такой огонь. Я ей не так безразличен, как ей хотелось бы думать.

Я встаю и спокойно занимаю место, которое ранее освободил Анатолий. Теперь мы похожи на двух людей, просто наслаждающихся зрелищем бок о бок.

Я наклоняюсь к ней.

— Между мной и Катериной ничего нет. Это бизнес, вот и все.

— О да, "бизнес". — Она наклоняет свое тело к моему, делая воздушные кавычки. — Вот как это называется в наши дни? Не хочу тебя расстраивать, но тот поцелуй не был таким уж профессиональным.

— Лиза, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Я сжимаю ее челюсть в своих руках, чтобы она была вынуждена посмотреть на меня. — Она поцеловала меня. Поверь, я ни капельки не заинтересован, но мне нужно кое-что, и пригласить ее на сегодняшнее свидание было единственным способом заставить согласиться на мои условия. Если бы я знал, что она будет на меня западать, я бы не согласился. Она для меня никто. — Я осторожно провожу большим пальцем по губам Лизы. Мне не нужны еще одни следы от укусов. — Ты поглощаешь все мои мысли, каждый мой вздох с тех пор, как мы расстались. Отрицай это сколько угодно, но ты принадлежишь мне. Ты всегда должна была быть моей.

Воздух между нами трещит, как живой ток. Не знаю, кто делает первый шаг, но в тот момент, когда наши рты соединяются, она откидывает голову назад и отвечает на мой яростный поцелуй с не меньшей страстью. Наши языки танцуют вместе, и она стонет.

Я ловлю этот звук, смакуя ее капитуляцию, пока исследую ее рот, представляя, что это не просто мой язык, проникающий между ее мягких губ. И скоро так и будет.

Но не сейчас.

Как бы мне ни хотелось продолжить этот обжигающий сеанс поцелуя, я не хочу, чтобы меня поймали — ради нее, а не ради себя. Лизе есть что терять. Да, мы находимся на балконе самого высокого уровня, и кроме сцены здесь ничего не видно, но достаточно одного неравнодушного человека с биноклем, чтобы увидеть нас. Если мы продолжим так горячо и тяжело, то привлечем к себе нежелательное внимание.

Я отрываюсь от поцелуя, и она издает легкий хнык, который я чувствую до самых яиц. Она не застрахована от моих прикосновений, как и я не застрахован от ее.

— Сядь на свое место, — шепчу я ей. — И подними платье.

Все еще тяжело дыша, она бросает на меня взгляд "ты серьезно". Я отвечаю ей взглядом "я абсолютно серьезен".

Даже в тусклом свете она так чертовски красива, что мое сердце перестает биться в груди. На ее широкие зеленые глаза и высокие скулы, усыпанные мельчайшей коллекцией веснушек, которые она не может полностью скрыть, я мог бы смотреть вечно.

Но сегодня я собираюсь делать гораздо больше, чем просто смотреть.

Она тяжело дышит, но ее взгляд не отрывается от сцены. Я наклоняюсь к ней, тянусь вниз, чтобы взять подол ее платья и откинуть его вверх, чтобы она оказалась передо мной. После того как я увидел белый клочок кружева, в котором она была на аукционе, я не ожидал увидеть на ней простые хлопковые трусики.

Моя рука ложится на ее голую внутреннюю часть бедра, я сдвигаю трусики в сторону и опускаюсь между ее ног, проводя нежным пальцем вверх и вниз по ее щели. Ее рот приоткрыт, глаза закрываются от одного моего легкого прикосновения.

Моя хорошая девочка жаждала этого так же сильно, как и я.

— Блядь, — прохрипел я, мой член упирается в брюки.

Возможно, Павел был прав насчет моих синих яиц, потому что, сколько бы я ни дрочил, думая о Лизе, мой член жаждет настоящего. Зарыться в нее по самую рукоятку.

— Это плохая идея, — шепчет она, вцепившись в подлокотники своего кресла и раздвигая ноги, чтобы дать мне лучший доступ к ее входу.

— С каких это пор я позволяю плохим идеям останавливать меня?

Я погружаю в нее два пальца. Ее глаза расширяются, и она вздрагивает, прикусывая нижнюю губу, чтобы подавить стон удовольствия.

— Нас… поймают, — с трудом выдохнула она.

— Если кто-нибудь войдет, я его пристрелю.

Ее глаза распахиваются, и она смотрит на меня. В ужасе.

Я слегка смеюсь.

— Моя охрана ждет снаружи и не позволит никому войти. Даже Анатолию.

Я ненавижу, когда за мной следит охранник, но после нападения на порт несколько дней назад мне нужно, чтобы кто-то прикрывал мою спину. По крайней мере, пока мы не узнаем больше, потому что преступники все еще на свободе и их личности не установлены.

С этим все решено, она двигает бедрами маленькими кругами, пытаясь оторваться от моих пальцев. Ее киска такая мокрая и нуждающаяся. Я издаю шипение, когда ее внутренние стенки сжимают мои пальцы.

— Такая хорошая девочка, — хвалю я ее.

Я просовываю пальцы вперед, чтобы погладить ее точку G, и даже в темноте балкона вижу, как ее глаза закатываются назад.

— О Боже, — пролепетала она, маскируя свое удовольствие своевременным кашлем. Ее дыхание становится быстрым и тяжелым, и она сжимает мою руку, гонясь за своей разрядкой в театре с сотнями людей.

Проклятье.

Единственное, что сделало бы этот момент более совершенным, — это если бы Лиза извивалась на моем члене, а не только на моих пальцах.

И это уже не за горами. Просто она еще не осознает этого.