Безумный зов небес

Глава девятнадцатая

Если бы меня попросили засечь время, я бы сказал, что наш разговор длился добрые пару часов. Может даже дольше. За это время на столике по правую руку от кровати необъяснимым образом возник графин с водой и что-то вроде лёгких бутербродов, так что я сделал небольшой перерыв на завтрак. Лия от еды отказалась — этот «сервис» предназначался лишь для немногочисленных смертных посетителей, а не богов. Но прошло два часа или больше, сказать было почти невозможно — в отсутствии окон и солнечного света, а также любых приборов, измеряющих время. Я попытался спросить Кёльколиуке, но ответа не получил, и Лия объяснила, что духи в Обители впадают в бесконечную дрёму. С одной стороны, в таком состоянии ему ничего не грозило, с другой — я временно лишился друга и собеседника.

Ситуацию осложняло то, что общение с Лией напоминало своеобразный квест. На некоторые вопросы она отвечала прямо и даже подсказывала темы, но на другие в лучшем случае давала уклончивые ответы или вовсе замолкала, перебирая струны цитры — про название инструмента она мне сообщила сама. Иногда помогал парафраз или заход на тему с другой стороны, но некоторых вещей мне выяснить так и не удалось — например, можно ли было отсюда сбежать, прихватив Эми с собой. Видимо, придётся выяснить это самому.

Но всё же, в целом ситуация прояснилась, хотя и не стала от этого более радужной.

Когда-то в Небесной Обители жили сотни богов разной величины. Жили почти как люди, поскольку и были отражением человеческих душ. Между ними случались конфликты, распри и даже что-то похожее на войны — как и у людей — но каждый раз всё возвращалось на мирную стезю. Ночь ночей изменила всё. Скверна Улхсотота проникла повсюду, а то, до чего не дотянулось безумие, было испепелено белым пламенем Асмодей и залито кипящей кровью Нергала. Обитель получила страшный удар — и удивительно, что вообще не распалась на куски. Удивительно, что кто-то из богов выжил, не поддался безумию и продолжил исполнять свои обязанности. Только вот в царящем хаосе некоторые из выживших получили больше силы, чем могли мечтать и куда как больше, чем им было положено.

— Дай угадаю. Эту силу получил Судья?

— В основном.

— Окей. И кем он был раньше? До Ночи ночей?

— Угадай.

Я ненадолго задумался. Очевидно, что не Правосудием — спасибо уточнению от Насифа в суде. Судя по его виду и поведению представлялось что-то брутальное, но без конкретики.

— Даже не знаю. Месть? Война? — я помедлил ещё секунду. — Злой рок?

— О нет, за все аспекты судьбы у нас отвечает Морриган, и она сейчас не в форме. Но продолжай, ты почти добрался до сути.

Я недоверчиво нахмурился.

— Понятия не имею.

Она перебрала струны цитры и грустно улыбнулась.

— Вот ты и угадал.

— Погоди, — сказал я. — Серьёзно? Никто не знает, кто он такой, кем он был?

— Если кто и знает, то молчит.

Я почувствовал, как раздражение начинает перерастать в гнев и усилием воли заставил голос звучать спокойно.

— У вас что, нет, я не знаю… системы? Свода правил, чтобы вычислять своих? Или он вообще не из ваших?

— О, он из «наших», иначе бы Обитель его не приняла. Но я пришла сюда уже на руины, так что если раньше правила были другими, я о них не знаю.

— Да блин. Кем он может быть? Гневом? Отчаянием?

— Гнев погиб одним из первых, — серьёзно сказала она. — А Отчаяние обезумел. Если нам повезёт, ты сможешь его найти.

— Найти? Где?

— Не забегай вперёд.

Суды в Обители проводились и раньше, но крайне редко, раз в несколько лет, по очень серьёзным поводам. В роли Судей выступали разные боги, которых выбирали совместно, и вовсе не по критерию могущества. Насиф упоминал, что одной из лучших Судей прошлого тысячелетия была Милосердие, которая не вынесла ни единого несправедливого вердикта. Но на руинах дома старых богов неизвестный претендент оказался сильнейшим из выживших. Конечно, когда он объявил себя бессрочным Судьёй, ему пытались возражать. Его пытались свергнуть. С ним воевали. Но без понимания источника его силы всё оказалось бесполезно.

С тех пор в Обители тоже настала новая эра — эра бесконечных судебных заседаний, на которых рассматривались реальные и вымышленные грехи старых богов. Тех, кто пропали без вести, сбежали, спрятались или сошли с ума, судили заочно. Им выносили приговоры, отложенные фактически до бесконечности. Тем, кого удалось найти, повезло меньше.

— Развоплощение — высшая мера. До Ночи Ночей к ней почти не прибегали, ибо считалось, что последствия могут быть катастрофическими. Каждый раз, когда один из богов сливается с небытием, в душах людей становится чуть больше пустоты. Нарастает апатия, падает воля к жизни. После каждого нового приговора по миру прокатывается волна самоубийств.

Я вспомнил слова Кассандры о гибели богов — она говорила примерно то же самое. Глухое, невыразимое равнодушие вместо настоящих чувств. Только она думала, что старых богов в основном уничтожил Улхсотот, а тут выходит, что все эти столетия они развоплощали друг друга, повинуясь воле одного тирана? И главное, зачем?

— Спроси об этом кого-нибудь из обвинения.

Больше я не смог вытянуть из неё ни слова на эту тему.

Каждый суд — или точнее сказать, судилище, — проходил по одной и той же схеме. Сторону обвинения занимали сторонники Судьи, а также запуганные и отчаявшиеся. Сторону защиты — те, кто не сдался, не был сломлен. Несложно догадаться, что последние всегда оказывались в меньшинстве. На каждом заседании дело в итоге упиралось в голосование сторон и Судья показушно разводил руками — кто он такой, чтобы возражать коллективу? За прошедшие столетия «адвокатов» становилось всё меньше — от пяти в начале до двух в конце. Но и ряды «прокуроров» редели — от десяти в начале до четырёх в конце. Суды продолжались и таким скудным составом, но потом…

Потом почти одновременно произошли три события, кардинально изменившие баланс сил:

Обвинение и арест Эми.

Уход одной обвинителей, Скорби — она не хотела участвовать в суде над Надеждой и предпочла молча исчезнуть.

— И наконец, я, — сказала Лия так спокойно, будто это ничего не значило. — Я успела возвыситься к началу суда и впервые за триста лет стороны уравновесились. Впервые Судья не смог вынести приговор ни на том заседании, ни на одном из последующих.

— Ого. И он даже не попытался, ну, настоять на своём? Если он изначально установил диктатуру, какой смысл церемониться?

— Законы Обители нерушимы, даже в таком извращённом виде. Судья давно нарушил их дух, но опасается переступать через букву. Число «три» священно. А ещё, кажется, его беспокою я.

— Ты?

— Я же всё-таки Смерть. Какая есть.

В итоге, к моменту моего появления над Эми провели добрый десяток судов с совершенно закономерным результатом. Обвинение пыталось найти новые углы атаки, защита стояла на своём, Судья копался в законах, но выстроенная им система работала против него. Голосование раз за разом сводилось в «ничью» и заседание переносилось на следующий месяц, иногда — на следующую неделю. В том суде, куда мы с Насифом чуть не опоздали, обвинение уже успело выдвинуть предложение начать с текущим составом, чтобы поскорее разобраться с «безобразно затянувшимся» делом. Но проблема была в том, что один из старых законов требовал устраивать суды с максимально возможным количеством участников. И уж точно никак не меньше шести.

Удивительно, но моё появление на суде показалось добрым знаком обеим сторонам.

— Посланник — персонаж из давно ушедшей эпохи, когда связь между Сердцем и Обителью была по-настоящему сильной. Нейтральная фигура, стоящая над процессом. Символ перемен.

Я осторожно кашлянул.

— Это всё, конечно, замечательно, но ведь я и близко не нейтрален. Скорее даже предвзят.

— Я знаю, — кивнула она. — Насиф тоже знает. И Судья об этом как минимум догадывается. Но это почти ничего не меняет.

— Как это?

— Твоя миссия в Обители — донести послание и проследить, чтобы его суть была исполнена. Напомни, посланник, что именно ты огласил на суде?

Я нахмурился, вспоминая. Вчерашний день был настолько плотно забит событиями и впечатлениями, что мне пришлось мысленно перемотать время, чтобы добраться до своего неуклюжего выступления.

— Что-то там про то, что прибраться бы в Обители не помешало.

— А ещё?

— Что суды проводятся неполным составом?..

— Правильно. И что надо сделать, чтобы состав стал полным?

— Откуда мне-то знать⁈ — возмутился я. — Я пару недель назад узнал о том, что вообще были какие-то боги! Ну… другие боги. Не те, что сейчас. Я в Обители вашей долбаной нахожусь меньше суток! Мне ваши суды до лампочки, я хочу вытащить Эми и свалить отсюда!

Лия грустно улыбнулась и извлекла из цитры незамысловатую мелодию. Мой гнев улёгся так же внезапно, как и вспыхнул. Я тут же вспомнил, что явно нахожусь не в той ситуации, чтобы разбрасываться союзниками и качать права.

— Извини.

— Извинения приняты, — серьёзно сказала она. — И можешь не отвечать на вопрос. Просто иди за мной.

Она встала, и сиреневые лампы-ночники вдруг вспыхнули ярче. Вдруг стало ясно, что Лия вовсе не сидела в углу, более того — комната вдруг оказалась огромной, она уходила всё дальше в темноту, и я не мог разглядеть другого конца. Вдоль ближайшей стены тянулись полки, заставленные книгами и безделушками, на письменном столе небрежно разлёгся крупный чёрный кот, который поймал мой взгляд и презрительно зевнул. Я поднялся на ноги, и комната вновь погрузилась в уютную темноту, в которой можно было разглядеть только область вокруг кровати.

— Это не комната для гостей, да?

— Почему нет? Ты — мой гость, и сейчас это комната для гостя. А ещё это моя комната, но это не имеет значения. Всю ближайшую неделю я буду слишком занята вне Обители.

— Спасибо, — неловко сказал я. — Я могу что-нибудь сделать в ответ?

— Поиграй с Сумраком хотя бы пару раз. Еда ему ни к чему, но он обижается, когда про него забывают.

Мы вышли на висящую в пустоте площадку, и я снова непроизвольно вздрогнул от открывшегося пейзажа — впечатление ко второму разу ничуть не смазалось. По крайней мере, на этот раз дверь за нашими спинами не исчезла, пусть и висела посреди того же «туманного вакуума». Дверь была изготовлена из тяжёлого чёрного дерева и украшена полустёртыми сиреневыми узорами. Я хотел спросить Лию, как мне найти сюда дорогу без её помощи, как вдруг ощутил лёгкое прикосновение к правой щеке тонких пальцев. На секунду моя кожа на месте контакта вспыхнула, словно к ней приложили самый холодный в мире лёд, и я удивлённо обернулся, хватаясь за щёку.

— Моё благословение, — пояснила она. — Совсем небольшое и совсем ненадолго, пока я не вернусь. С ним ты всегда сможешь отыскать эту скромную комнату и отдохнуть.

— И поиграть с котом, — пробормотал я. Щека постепенно приходила в норму, но чувство лёгкого обморожения не отпускало. — Кажется, это первый раз, когда меня кто-то благословлял.

— Не в первый. Просто в прошлый раз ты не заметил.

Не удосужившись ответить на справедливые вопросы, кто меня раньше благословлял и при каких условиях, она направилась вниз по ступеням единственной лестницы, ведущей с платформы. Я двинулся следом, стараясь хотя бы приблизительно запомнить искривления окружающего пространства. Бесполезная затея. Лия вела меня сквозь безумный мир лестниц Эшера с непоколебимой уверенностью Сусанина, а я перестал понимать где верх, а где низ уже минут через десять. А ещё через десять минут я сбился и со счёта времени, так что с тем же успехом могло пройти час или полтора. Если божественное бытие предполагало регулярную навигацию сквозь этот сюрреалистический лабиринт, то не удивительно, что «настоящих» богов осталось так мало.

В какой-то момент мне показалось, что я краем глаза уловил движение в туманной дымке. Что-то длинное, скользкое, вытянутое — то ли блестящее чешуйчатое тело змеи, то ли щупальце кракена. Но когда я повернулся, чтобы рассмотреть получше, пустота вновь была безжизненной.

Если это небеса, то каким должен быть ад?

Спустя время, спустя пространство, спустя десятки лестниц, переходов, мостов и платформ, спустя моё крепнущее подозрение, что Лия заблудилась, но не хочет признаваться, она вдруг остановилась перед ничем не примечательной аркой. Внутри каменного прохода, как и во всех других случаях, виднелась лишь беспросветная темнота. Моя проводница на миг задумалась, а затем без колебаний шагнула под арку, исчезнув во мраке. Лишённый выбора, я также сделал шаг вперёд.

К этому моменту мне стоило разучиться удивляться. Но легче было сказать, чем сделать.

— Это что, Изнанка? — вырвалось у меня почти непроизвольно.

Арка, через которую мы вошли, лишь отдалённо напоминала теневой портал, но отрицать эффект было сложно. Невероятный контраст между «до» и «после» заставлял хорошенько задуматься о природе Обители.

— Нет. Не совсем. Спроси у Пенни, если она захочет объяснить.

Впереди лежал типичный коридор «гостинки», почти ничем не отличающийся от того, что я видел каждый день первые десять лет жизни на окраине Ростова-на-Дону. Узкий, неопрятный, с вездесущим запахом пыли. Старый пол из рассохшихся досок, тусклый верхний свет, двери по обеим сторонам коридора, ведущие в одинаковые однокомнатные квартиры. Доступное жильё, блин с горохом, не предел мечтаний, но и пожаловаться особо не на что. А в детстве так вообще целый мир, особенно если дружить с ребятами по соседству и каждый день бегать в гости из одной квартиры в другую…

Только вот мой родной Ростов остался в далёком прошлом, вместе с друзьями детства, играми и приключениями в запыленных коридорах «жилья гостиничного типа». Я переехал оттуда — сперва в Москву, затем в Нью-Нью-Йорк, а теперь и вовсе в другой мир, который по привычке называю «Анимой». Откуда бы здесь, на небесах, взяться ожившему воспоминанию двадцатилетней давности? Я принял как факт, что Изнанка потрошила мою бедную головушку на предмет образов из прошлого, но чтобы Обитель занималась тем же самым?

— Сосредоточься, пожалуйста, — строго сказала Лия, и я вздрогнул, сбрасывая оторопь.

— Я весь внимание.

Она с подозрением посмотрела на меня, но не обнаружила на моём лице признаков несерьёзности.

— Это Санитарий, место отдыха. Сюда отправляются комнаты тех, кто заблудился в лабиринтах своего разума и так и не нашёл выхода.

— То есть, свихнулся?

— Можно сказать и так.

Я присмотрелся — и коридор больше не казался таким уж знакомым. Ряды дверей уходили далеко вперёд, теряясь вдалеке под грязно-жёлтым светом старых ламп. Ни окна в конце, ни поворота направо, означающего выход на лестничную площадку, здесь попросту не было. Только запах пыли, полумрак и бесконечные двери.

— Погоди, ты сказала не «сюда отправляются боги», а «сюда отправляются комнаты»?..

Лия подошла к двери слева от меня и положила ладонь на старый дерматин грязно-бурого цвета. Самая обычная дверь советского образца, которую стоило бы сменить лет тридцать назад, но хозяева явно экономили. Взломают так взломают, всё равно в самой квартире брать нечего. Даже глазок не поставили.

— Постучись, посланник, — сказала она.

Всё ещё не до конца понимая, но уже начиная складывать одно с другим, я шагнул вперёд, поднял руку и неуверенно постучал. Стук вышел тихим, приглушённым слоем дерматина, но альтернативы в виде звонка не наблюдалось. Прошло несколько секунд, за ними ещё несколько. Я занёс руку, чтобы постучать снова, как изнутри раздался едва слышимый шорох. Замок щёлкнул, и дверь приотворилась — совсем на чуть-чуть, словно тот, кто её открыл, тут же отступил вглубь квартиры.

Я вопросительно взглянул на Лию. Та кивнула на дверь, мол, вперёд.

— Ну уж нет, — буркнул я. — Мне нужна хотя бы минимальная инструкция, чего ждать, как действовать, и главное — какой в этом всём смысл?

— Ты должен войти внутрь, — сказала Лия с интонациями пиратского корабля из Бухты Кэндл, — Там ты увидишь комнату одного из богов. Поймёшь, какого — назови имя, и с тобой заговорят. Ошибёшься — вышвырнут вон.

— Допустим, со мной заговорят. Что дальше? Убедить его… или её выйти? Выступить в суде на нашей стороне?

— Вот видишь, ты и сам всё знаешь.

«Знаю»? Я не знал и половины нужной информации. А это место, пять минут назад казавшееся чуть ли не родным и ностальгическим, становилось всё более неуютным. Перспектива идти одному в логово безумного бога вызывала панический ужас откуда-то из глубин подсознания.

— Может, пойдёшь со мной? — предпринял я последнюю попытку.

Она покачала головой, а затем протянула руку и коснулась моей левой щеки. Как и в прошлый раз, кожу обожгло холодом, но теперь я был не против. Боль за долю секунды прочистила мысли, помогла сбросить наваждение. В самом деле, чего мне было бояться? Смерти? Безумия? Потери времени? Это был мой лучший шанс помочь Эми, и чем раньше я им воспользуюсь, тем лучше.

— Я дождусь тебя, — сказала она. — Иди.

ВНИМАНИЕ! Четвёртое задание в цепи!

«Узники Санитария»

Описание: Суд над надеждой в разгаре, и чтобы его выиграть, вам понадобятся союзники. Верните обезумевшим богам имена и рассудок, освободите их из Санитария и убедите встать на вашу сторону.

Награды: Опыт — 15000

Предметы: в зависимости от результата.

Предназначено для персонажей 30 уровня и выше.

Внимание! Ваш уровень может быть недостаточно высок…

Я ожидал чего угодно, но не ещё одного коридора. Правда, этот был гораздо более узким, тёмным и тесным, чем оставшийся за спиной коридор «гостинки». Обернувшись, чтобы спросить Лию насчёт света, я увидел лишь стремительно закрывающуюся за спиной дверь. Замечательно.

На ощупь удалось определить, что стены нового коридора были лишь ненамного шире моих плеч и покрыты чем-то, напоминающим бумажные обои. В голове тут же вспыхнули разнообразные сценарии ужасов, которые могли бы произойти в такой обстановке, но я быстро их подавил. Решил не бояться, так не бойся. Возможно, ты здесь и есть самый страшный монстр.

И всё же, слепо тащиться вперёд не хотелось, так что самое время кое-что проверить. Что бы ни говорила Лия, всё происходящее до боли напоминало причуды Изнанки, но в Изнанке я не мог колдовать. Здесь же…

«Вспышка»!

Яркий живой огонёк родился на моей ладони, вмиг осветив пространство, которое на первый взгляд запросто можно было бы принять за коридор в какой-нибудь коммуналке. С другой стороны, с типовым устройством комнат «гостинок» это место не имело ничего общего. Просто очень тесный, но очень длинный коридор с дощатым полом и деревянными стенами, в самом деле покрытыми облезающими бежевыми обоями. Нечего сказать, подходящее жилище для бога, пусть и свихнувшегося.

— Эй! Есть кто-нибудь дома?

Не получив ответа и выждав для приличия секунд десять, я осторожно пошёл вперёд, сопровождаемый лишь скрипом половиц под ногами. Мне казалось, что западня может подстерегать на любом шагу — провал под ногами, камень с потолка, чудовище из-за спины. Но интуиция молчала, а тёмный коридор вскоре вывел меня в не менее тёмную комнату. Её можно было бы назвать просторной, не будь она заставлена книжными шкафами и полками так плотно, что мне едва удалось протиснуться вглубь. Причём протискиваться приходилось с большой осторожностью. Содержимое полок — книги, свитки, стопки бумаги, от легчайшего прикосновения рассыпались в пыль. Дважды я был вынужден отступать назад, дожидаясь, пока клубы пыли улягутся, иначе в узких проходах между полками было попросту невозможно дышать. На третий раз я сдался и достал из заплечного мешка защитную маску «чумного доктора». Она ограничивала и без того невеликую видимость, зато о проблемах с дыханием на какое-то время можно было забыть.

Это место становилось опасным без каких-либо ловушек или потусторонних угроз. Древняя мебель скрипела и шаталась вокруг, угрожая либо рассыпаться вслед за своим содержимым, либо обрушиться мне на голову. Бумажная пыль больше не забивалась в лёгкие, но витала в воздухе без остановки, заставляла каждые десять секунд протирать линзы маски. Помимо всех этих радостей, я понятия не имел, куда мне идти. Комната оказалась безразмерной, одни проходы между шкафами выводили на развилки, другие оканчивались тупиками, и очень скоро я потерял малейшее чувство пространства. Последним моим вариантом было призвать на помощь Нэсс и попросить найти выход, но я не хотел к нему прибегать. Во-первых, в тесном лабиринте шкафов и полок для твари теней тоже не было пространства для манёвра. Во-вторых, моя задача — не выбраться, а понять, кому принадлежит эта «комната» и назвать верное имя.

Отыскав свободный клочок пространства на «развилке» между шкафами, я сел на пол, скрестив ноги по-турецки, и задумался.

Какие улики у нас есть на данный момент? Тесные пространства, книжные шкафы и полки, свитки и книги. Проще всего было бы прочитать что-то из них, но по понятным причинам это невозможно. В любом случае, всё это выглядит, как что-то вроде архива. Кто может здесь жить? Мудрость, История? Знание? Вариантов не так уж и мало, а называть наобум и перебирать нельзя — вышвырнут.

Пыль вокруг меня окончательно улеглась, и я уже начал подниматься на ноги, как вдруг заметил кое-что, выбивающееся из окружающей обстановки. Протянув руку вперёд, я осторожно смахнул пыль с крошечного стебелька травы, растущего из едва заметной трещины на нижней полке одного из шкафов. Смахнув в сторону пыль, оставшуюся от лежащих там свитков, я подсветил полку «Вспышкой» и обнаружил дыру в задней стенке, вполне достаточную, чтобы туда пролезть. На другой стороне оказались те же бесконечные полки, но теперь я внимательней осмотрел их ближе к земле и нашёл ещё один стебель и новый лаз.

Время наверняка текло здесь иначе, но по внутренним ощущениям прошло не менее получаса, когда я выбрался из тёмного лабиринта. Выбрался не в какую-то новую комнату или коридор, а наружу, к зелёной траве, деревьям и солнцу, пробивающемся сквозь листву.

От стены архива вглубь рощи вела едва заметная тропка, когда-то вытоптанная, но сейчас почти заросшая. Идти по ней было куда как менее стрёмно, чем по мрачному коридору, но ощущение нереальности происходящего продолжало нарастать. Несмотря на резкую смену обстановки, что-то подсказывало мне, что эта роща была такой же частью «комнаты» местного бога, как и оставшийся за спиной трухлявый архив.

Спустя ещё полчаса тропинка окончилась на небольшой поляне почти идеально круглой формы. В центре поляны стоял заваленный бумагами древний письменный стол, чуть ли не вросший в землю и густо оплетённый плющом. За столом, на таком же древнем стуле, спиной ко мне сидел старик с гривой седых волос, опустившейся до самой земли.

Я замер. Старик был жив, и, кажется, был чем-то занят. Хозяин «комнаты» собственной персоной? За время моего пребывания в этом странном месте я точно не называл никаких имён, так что вряд ли эту встречу можно было считать приглашением к диалогу. С другой стороны, по правилам вежливости стоило хотя бы поздороваться.

Я негромко откашлялся, обозначая своё присутствие. Затем чуть громче — но с тем же результатом — нулевым.

— Здравствуйте, — наконец сказал я, осторожно обходя старика по широкому кругу. Он продолжал меня игнорировать.

Когда я переместился достаточно, чтобы посмотреть ему в глаза, то непроизвольно вздрогнул — у старика не было лица. Справедливости ради, это выглядело скорее печально, чем жутко. Не обращая на меня ни малейшего внимания, безликий хозяин «комнаты» продолжал своё занятие — писать гусиным пером на листе бумаги. Отсутствие глаз ему, кажется, совершенно не мешало. Заполнив лист до конца, он небрежно смахнул его в сторону и потянулся за новым. Я успел подхватить лист прежде чем он достигло земли — и только сейчас заметил, что трава вокруг письменного стола была густо усеяна исписанными страницами. Увы, всё написанное оказалось на совершенно незнакомом мне языке.

На всякий случай я включил отображение табличек с именами, но вместо имени у старика были лишь вопросительные знаки. Ну да, я бы здорово удивился, если бы задачка решалась так просто.

С другой стороны, запредельно сложной она тоже не выглядела. Все мои предыдущие предположения всё ещё могли оказаться верными. Но то, с какой отработанной безысходностью безумный бог дописывал свой труд и отбрасывал в сторону, натолкнул на новую мысль. И чем дольше я за ним наблюдал, тем больше в этой мысли укреплялся. Жаль, нельзя было посоветоваться с Кёльколиуке, эта задача лежала лишь на мне одном.

— Прошу прощения, — вежливо сказал я, подойдя к столу так, чтобы старик хотя бы теоретически меня заметил. — Мне кажется, вас зовут…

Прежде чем я успел закончить, мир вокруг треснул и разлетелся звенящими осколками.

Я висел в пустоте, очень похожей на ту, что властвовала в «коридорах» Небесной Обители, и не сразу сообразил, что цепляюсь за что-то одной рукой — и не падаю только благодаря этому. Быстрый взгляд наверх показал, что «что-то» представляло из себя зависшую в пространстве страницу, из тех, что усыпали землю вокруг письменного стола. А вон, кстати, и сам стол — парит себе спокойненько в той же пустоте, только заметно выше, окружённый «облаком» исписанных листов, что внезапно обрели твёрдость камня.

Можно было сразу догадаться, что даже предположить имя бога будет не так просто.

Скрежетнув зубами, я ухватился за висящий в воздухе лист второй рукой и подтянулся — это оказалось заметное легче, чем ожидалось, но пальцы я всё равно об него порезал. Чуть выше и левее висела ещё одна страница — я перепрыгнул на неё. Затем на следующую. И ещё на одну, всё выше и выше.

Теоретически, я бы мог попробовать докричаться до старика за столом прямо отсюда, но что-то подсказывало мне, что это было бы против правил. Вся моя концентрация уходила на то, чтобы удержать равновесие после каждого прыжка. Висящий в пустоте стол почти не приближался, зато страницы по краям «облака» начали рассыпаться в уже хорошо знакомый мне прах. Зараза!

Я попытался ускориться — и чуть не рухнул в пустоту. Листы-платформы осыпались с нарастающей скоростью, за мной, по сторонам и подо мной, область стремительно сокращалась. Пан или пропал! «Поступь саламандры».

Теперь страницы не только обращались в прах, но и сгорали — прямо под моими ногами. Я рванулся наверх, взлетая по исчезающим листам с бешеной скоростью, наплевав на инерцию и равновесие, лишь бы успеть дотянуться до края стола. В последний миг все оставшиеся листы взорвались, разлетелись сплошным вихрем бумажных клочьев, заслонивших мне обзор, и я выбросил вперёд руку наугад, в полной уверенности, что сейчас полечу в бесконечный полёт вниз.

Я уцепился за что-то прочное и деревянное на ощупь. Я подключил вторую руку и подтянулся.

— Творчество, — прохрипел я в пустой лик безумного бога.

Время словно отмоталось назад за долю секунды — и мы снова были на поляне посреди весенней рощи. Хозяин «комнаты» за своим столом, я — с другой стороны, всё ещё цепляясь за край мёртвой хваткой. Старый бог медленно кивнул в мою сторону. А затем у него начало проявляться лицо — как смоченные раствором йода невидимые чернила. Густые брови, глубоко запавшие карие глаза, орлиный нос. А вот рот лишь наметился, оставшись наполовину нарисованным. Старик ощупал его руками и печально покачал головой.

Либо я не угадал до конца, либо одной верной догадки было недостаточно, чтобы вернуть воплощение Творчества на сторону разума. Возможно, он отвечал лишь за аспект письменного творчества, и следовало это уточнить. Но хотя бы меня не вышвырнули вон, и на том спасибо. Значит, будем говорить.

— Здравствуйте, уважаемый, — сказал я, устраиваясь на внезапно появившемся подо мной стуле. — Меня зовут Ардор, я посланник Сердца мира. И мне позарез нужна ваша помощь.