К вечеру я был в замке. Увидев меня, Родор тут же заставил примерить шлем. Теперь он не вонял тухлой рыбой, что уже хорошо, но в остальном не сильно изменился, — это был помятый горшок с рожками. Не к лицу будущему победителю ходить в таком уродстве. Но я ничего не сказал кузнецу и поспешил на поиски Зигруда.
Новый хранитель как раз выслушивал донесение одноухого.
— Гур, — радостно приветствовал он меня. — Есть хорошие новости для тебя.
— Выкладывай.
— Вот, моему другу, — он хлопнул по плечу одноухого и назвал его имя, но я его тут же забыл, и для меня он остался одноухим, — удалось раздобыть кое-что о герое барона Кетлуана из Шатодара. Он видел героя. Это настоящий монстр…
— Пусть сам расскажет, — перебил я.
Одноухий выпучил глаза, напрягся и выдавил:
— Ну, он такой: ууу — огромный, здоровый, а голова малюсенькая такая — один рот и глазки на макушке. А когти на руках, что косы, во!
Он растопырил пальцы и замер, будто я собираюсь рисовать с него портрет.
— А еще, — продолжил Зигруд, — он познакомился с помощницей кухарки барона, и она рассказала, что герой один день борется с быком, затем сам жарит его и целиком съедает с бочкой вина и спит кверху пузом. А на следующий день к нему приводят крепкую крестьянку для утехи. Он быстро заканчивает, и остаток дня ловит мух в сарае. Еще помощница кухарки сказала, что живет он прямо во дворе замка в шалаше под кленом.
Прямо полный отчет о жизни когтистого увальня из Шатодара. Какой может быть отдых после такого известия?
— Как зовут прекрасную помощницу кухарки? — спросил я.
— Оми.
— Красивое имя.
Я поблагодарил в первую очередь одноухого, затем Зигурда, велел передать привет барону и, подхватив на кухне свежий каравай хлеба, головку козьего сыра и кувшин вина, двинулся в сторону Шатодара.
Я был на месте, когда солнце раскрасило небо красным цветом и приготовилось ко сну. Над башнями замка барона Кетлуана развивались красно-синие знамена, новенькие ворота блестели свежей краской в цвет флагов, кусты подстрижены, деревья обрезаны. По всему видно, что Шатодар процветал.
Итак, вставал выбор: дождаться ночи, перелезть через стену и прирезать тюфяка в шалаше или поговорить с Оми. Я почесал в паху и принял решение.
Рванув у дороги жменю синих колокольчиков, я постучал в ворота.
— Чего надобно? — устало спросил стражник.
Я поднял руку в театральном жесте, направил взор к небу и заговорил стихами:
— Этот вечер хочу,
Провести лишь с одной -
Той, что каждую ночь,
О любви я кричу.
— Чавой?
— Открой дверь, страж. Я влюблен и очень опасен, — сказал я с лирической ноткой в голосе и добавил, взмахнув жменей колокольчиков: — Любовь отпирает любые двери.
Заклинание сработало. Ворота отворились, и бородатый детина сказал, скалясь беззубым ртом:
— На свадьбу позовешь.
— Всенепременно! — сказал я. — Где у вас кухня?
Бородач показал, как пройти к задней двери, предупредил, что в замке сейчас ужин, и мне не надо попадаться хозяевам или гостям на глаза, сказал, что он меня не пропускал и пожелал удачи. Я поблагодарил наивного добряка и шмыгнул мышкой за дверь кухни.
Тут клубился пар, и звенели кастрюлями две молодые девушки: полненькая, как булочка, со светлыми волосами и худенькая, как макаронина, брюнетка. Кто из них Оми? Я встал в дверях с букетом синих колокольчиков как вкопанный. Одна ошибка, и меня вышвырнут вон. Если подумать логически, то пышная девушка должна быть главной на кухне: она заведует продуктами, стряпает и ест сколько хочет, таская еще и домой. А худенькая — только помогает, ей перепадают только крохи, отчего она злая и страдает несварением желудка. Тут меня осенило. Надо просто позвать, и Оми повернется! Придумал — действуй!
— Оми! — позвал я.
Обе девушки развернулись одновременно. У пухленькой были глаза цвета морской воды, а у второй — карие, как поздний закат. Но это никак не решало проблемы. И теперь у меня не было времени на раздумья. Казалось, это конец. Но я нашелся: встал на одно колено, закатил глаза к потолку и проговорил в стихах:
— С букетом, сыром и вином,
К тебе лечу я мотыльком,
Хочу скорей тебя обнять,
И пальцы ног расцеловать.
Я открыл глаза, в надежде, что Оми как-то проявит себя. Но девушки обе прыснули и залились румянцем. Я пошел на второй круг:
— А этой ночью при луне,
Спою я песенку тебе,
Вина бокалами стучать,
Мы будем голые плясать.
Я открыл глаза. На этот раз девушки разделились: светленькая засмеялась, а вот темненькая нахмурилась. Но кто из них Оми?