Бомбейские чудовища

Глава 11

Эротический опыт стажера журнала «Флирт» был невелик, если не сказать — ничтожен: одна-единственная попытка сближения (первый блин) с тайно венчанной женой Эльзой да горячечные объятья с сестрами милосердия евангелического госпиталя — вот и все впечатления. Они казались юному Шалопаеву необычными, но внезапно, после ночи, проведенной с пламенной Мадлен, преобразились в тусклые и жалкие.

Магистр из Гейдельберга, хоть и была охвачена нешуточной страстью, накал которой Самсон ощущал и в костеле, где они пробыли совсем недолго, и по дороге к ее гнездышку, владела своими чувствами превосходно. Она сумела распалить и воображение Самсона, почти не кокетничая и не ведя двусмысленно-волнующих разговоров.

Мадлен сохраняла внешнее самообладание и, войдя в свою квартирку, сразу и без объяснений отослала домой служанку. Она дала своему гостю отдышаться, осмотреться, расслабиться. Выпила с ним в гостиной рюмочку ликера и, взяв его за руку, отвела в спальню. Ее бархатный пояс, темная юбка, строгая блуза с крахмальным воротничком летели на пол, открывая взору Самсона прелестное батистовое белье с завлекательными кружевами.

Неопытный юнец чувствовал, что она все делает правильно. Ее спокойные, уверенные действия — как ни странно — лишь еще сильнее разжигали в нем внезапную страсть. Он и не заметил, как пролетела ночь: едва насытившись обладанием необыкновенно искусной француженки, он после краткой передышки вновь и вновь заключал ее в жаркие объятья. Он с удивлением слышал срывающиеся со своих собственных уст слова любви — да такие горячечные, такие самозабвенные! — каких не смогла исторгнуть из его сердца даже возлюбленная Эльза.

Впрочем, об Эльзе он не забывал и в часы удивительных наслаждений, подаренных ему мадмуазель Жене, не забывал с полузлостью-полуотчанием. Лаская и целуя Мадлен, принимая ее ласки и поцелуи, он одновременно с упоением ощущал сжигающую его ненависть и мстительно думал о том, что ему в объятиях Мадлен гораздо приятнее, чем неверной Эльзе — в объятиях его плешивого брюхатого папеньки.

С удивлением Самсон услышал бой настенных часов — они пробили семь. Он склонился над обнаженной любовницей, лицо которой было немного уставшим, но просветленным, лизнул языком капельку испарины, проступившую на ее верхней губе, затем провел пальцем по ее обнаженной груди…

— Не щекочи, — попросила, не поднимая век, Мадлен. — Мне пора на службу. Ты голоден?

Он не чувствовал голода, хотя со вчерашнего вечера у него во рту не было маковой росинки, да и в течение ночи счастливые любовники лишь промачивали горло глотком-другим вина…

— Ты необыкновенная, — сказал, легонько отстраняясь, Самсон, — ты королева из королев. Венера, Афродита, Елена, Василиса Прекрасная…

Мадлен глухо засмеялась и, выскользнув из его рук, скрылась из спальни.

Счастливый любовник откинулся на подушку. В комнате царила полутьма, февральский рассвет был еще далек, пламя догорающей свечи бросало на стены, на плотно затянутые шторы, на скудную мебель причудливые отблески. Шалопаев чувствовал себя другим человеком.

Он равнодушно подумал о том, что госпожа Май, вероятно, беспокоилась о его отсутствии. Он спокойно подумал о том, что теперь ему не интересна даже встреча с отцом. Он боялся только одного, что вот сейчас появится Мадлен, которая стала для него самой близкой, самой дорогой женщиной, и скажет, чтобы он вставал и одевался. Затем попрощается с ним. И, возможно, будет холодна. А вдруг он ей не так понравился, как она понравилась ему? Такая женщина не задумываясь, даст ему понять: он слишком зелен, слишком прост, слишком неинтересен! Неужели эта ночь, прошедший праздник любви, тоже станет единственной? Неужели она никогда не повторится?

Нет, нет и нет! Он будет валяться у нее в ногах. Он вымолит хотя бы еще одно свидание! Он постарается угождать ей во всем! И, конечно же, если вымолит снисхождение, тотчас же помчится в библиотеку! Он давно собирался в нее записаться, но так и не успел! А такую женщину как Мадлен, магистра из Гейдельберга, одними плотскими утехами не удержишь, ей ведь партнер нужен умный, образованный.

Самсону стало жалко себя, и он почувствовал, что к глазам его подступают слезы. Он опустил веки и постарался успокоиться. Ему не хотелось, чтобы Мадлен видела его плачущим. В размышлениях о своей несчастной судьбе юноша незаметно для себя погрузился в сон…

Когда стажер журнала «Флирт» проснулся, он не понял, где находится. Прохладное шелковое белье нежило кожу, непривычный аромат источала подушка, слабое солнце, прячась за сомкнутыми шторами, освещало милую комнату, так непохожую на его буфетную в редакционной половине квартиры госпожи Май.

Сев на постели, Самсон припомнил, что он в гнездышке страстной Мадлен. Встал, прислушался к полной тишине, прошел к трюмо, на котором, среди причудливых баночек, склянок, безделушек заметил лист бумаги.

На нем четким каллиграфическим почерком было выведено:

«Милый мой медвежонок! На столике у дверей ключ. Будешь уходить, запри входную дверь. Вернешь ключ в буфете синема, где сегодня у нас назначена встреча. Целую. М.».

Самсон засмеялся, поднес записку к губам, поцеловал, затем покружился по спаленке, подбирая разбросанную по стульям и на полу одежду. Не замечая, что воздух в комнате остывает, он долго изучал свое ладное тело возле трюмо — будто его руки и ноги стали за минувшую ночь какими-то другими — и в целом остался доволен своим сложением. Он не верил, что эти крепкие мускулистые ноги лет через двадцать станут плохо сгибаться в коленях, и он, подобно папеньке, начнет ходить едва ли не на полусогнутых. Он не верил, что прекрасная мускулатура на руках лет через двадцать одрябнет и переродится в студенистый жирок, как у отца. А мысль о том, что вместо подтянутого плоского живота, покрытого золотистым пушком, через двадцать лет под ребрами повиснет бесформенный бурдюк, вообще казалась ему возмутительной.

Одеваясь и прихорашиваясь, Шалопаев решил, что ему надо обязательно сохранять как можно дольше свое тело — поэтому библиотека, конечно, важна, но все-таки занятия спортом в настоящий момент важнее. Все-таки те, кто нагружает мышцы физическими упражнениями, в бесформенные кучи не превращаются. Вот взять хотя бы Мурыча: уже в летах, лет тридцать пять есть, а крепок, подтянут, без живота и жировых складок.

Мысль о Мурыче заставила стажера задуматься о ближайших действиях.

Часы показывали начало первого. Если сейчас отправиться в редакцию — а отправиться туда нужно непременно, хотя и не очень хочется, — застать там Мурыча можно. Ведь госпожа Май вроде бы велела репортеру в час во вторник придти. Придет ли? Впрочем, то, что так беспокоило еще вчера, казалось Самсону теперь и не очень важным, ему больше не хотелось советоваться с Мурычем относительно Эльзы и своего отца. Он и так был уверен, что озарение, посетившее его, верно! Коварный отец отнял у него возлюбленную и теперь приехал для встречи с ней. Думать о том, что в его рассуждения закралась ошибка, не хотелось…

Но посетить редакцию требовалось еще и потому, что Шалопаев надеялся застать там Фалалея — где же еще? И о материале для номера следовало позаботиться, преступления-то по страсти еще никакого не найдено! О чем писать? Можно, конечно, дождаться условленного часа встречи в буфете синема, но тут уж Самсон не сомневался: после этой встречи вряд ли удастся заняться поиском материала для статьи. Скорее всего Мадлен опять потребует сопровождать ее «на мессу»…

Последняя мысль подействовала на самсоновское сердце отрадно, и, запирая дверь квартиры, где он испытал такие счастливые минуты, нет, часы наслаждения, он с необыкновенной нежностью погладил дверной косяк, как старого друга, с которым расстается ненадолго….

Войдя в редакцию журнала «Флирт», стажер почувствовал, как помимо его воли его охватило волнение. Конторщик Данила приветствовал его со сдержанной учтивостью, но глаза прятал. Хитрый старикан вопросов не задавал, а по поводу Фалалея отвечал полушепотом, что Фалалея не было и дома фельетонист не ночевал. Увидев поднятые в изумлении брови стажера, конторщик поспешил добавить, что уже и матушка приходила фалалеевская, волновалась, едва успокоили. Затем Данила притянул Шалопаева за локоть и совсем таинственно прошипел, чтобы тот немедленно отправлялся в приемную госпожи Май. Самсон пытался было возразить, что сначала должен снять пальто и привести себя в порядок, но Данила отчаянно замахал руками и замотал головой — нет, прямо в приемную!

Заинтригованный Шалопаев прошествовал в конец коридора и открыл дверь приемной.

В комнате, предназначенной для приема посетителей, к своему удивлению, узрел он не грозную и обворожительную госпожу Май, а попыхивающего сигарой господина Либида. К креслу, где восседал конфидент редакторши, был придвинут столик, на котором стоял графинчик, пара рюмок, легкая закуска.

— Наконец-то, — изрек господин Либид и, поднявшись навстречу своему протеже, пожал ему руку и подтолкнул к дивану.

— Что случилось, Эдмунд Федорович? — спросил в тревоге юноша.

Только тут у него мелькнула мысль, что с Ольгой Леонардовной могло что-то произойти, и тогда его будущее окажется под угрозой…

— Ничего особенного, Самсон Васильевич, — натянуто улыбнулся господин Либид, — пустяки, сущие пустяки.

— А где Ольга Леонардовна?

— Госпожа Май поручила мне побеседовать с вами. Я уж забеспокоился, что не удастся. Где же это вы пропадали?

Самсон смутился, его бросило в жар, а тут еще пальто давило на плечи.

— Мы с Фалалеем после совещания отправились добывать материал для номера…

— Не сомневаюсь, — прервал его господин Либид, — а вы чего-нибудь не натворили ненароком?

— Нет, — удивился юноша, — были в Благородном собрании, затем в синема….

Эдмунд Федорович пытливо оглядел своего протеже.

— Мы здесь одни и говорим по-мужски. Вы не должны от меня ничего скрывать.

— Я и не скрываю…

Самсон понурился, ему вовсе не хотелось рассказывать барственно-вальяжному господину Либиду о своем романтическом приключении. Стажер с горечью думал, что начинающий лысеть и несколько оплывший в талии присяжный поверенный запросто способен украсть у него драгоценную Мадлен, как украл Эльзу отец…

— Я же не исповеди требую, я не католический прелат, а дружеской откровенности…

Улыбка собеседника показалось похолодевшему Самсону демонической: красивое, смугло-розовое лицо Эдмунда Федоровича исказилось, в глазах появился холод бронзы. Собравшись с силами, юноша с трудом выдавил из себя:

— Мы, правда, по разным адресам выясняли сведения о претендентках на звание победительницы в конкурсе красоты.

— Но тогда почему же вами интересуется полиция?

Самсон потерял дар речи и смотрел во все глаза на покровителя и друга, потом, движимый каким-то смутным инстинктивным чувством, неожиданно спросил:

— А что написано в газетах?

— Газеты тут не при чем, — с досадой отмахнулся господин Либид, протягивая руку к графинчику красного стекла и наливая янтарный напиток в рюмки. — Самое интересное сегодня — объявление: госпожа Смит разыскивает своего внука мистера Ватсона, который прибыл в столицу с Шерлоком Холмсом.

— Но тогда откуда вы, Эдмунд Федорович…

— Ничего сложного, — перебил его собеседник, подвигая рюмку, — недавно в редакцию звонил следователь Тернов. Интересовался вами, друг мой. А также прочими сотрудниками. Вероятно, надеялся через них вас найти.

— Ничего не понимаю, — Самсон решил на всякий случай не говорить о намеченной встрече в буфете синема, — а у вас есть объяснения?

— У меня объяснений нет, — ответил господин Либид, — но, полагаю, вам лучше на некоторое время скрыться куда-нибудь в укромное местечко.

— Хорошо, — дрожа от волнения, Самсон пригубил обжигающую жидкость и поперхнулся. — Скроюсь.

Господин Либид с наслаждением сделал глоток, скушал дольку лимона, посыпанную сахаром и молотым кофе, и, выдержав паузу, хладнокровно продолжил:

— Отлично, я вижу, вы даром время не теряете. Но и я его тоже не теряю. Недавно в редакцию заходил господин Мурин. Я ему велел забрать ваши вещи к себе на квартиру — на всякий случай. Кроме того, и его просил держать язык за зубами.

Эдмунд Федорович сохранял вид пресерьезный, он словно не заметил, насколько поражен его визави. Меж бровями присяжного поверенного даже пролегла задумчивая складка.

— Это все для вашей пользы, друг мой.

— Я понял, — промямлил Самсон, — а к господину Мурину я могу придти?

— Ни в коем случае! Ни в коем случае!

Господин Либид вытаращил волоокие глаза.

— Жаль, — понурился Самсон, — я собирался вместе с ним посетить гимнастический зал, заняться спортом…

— Позже как-нибудь, — покровитель поморщился. — Прошу вас, друг мой, соблюдайте осторожность. Если встретите Фалалея, пусть позвонит Даниле — будем держать связь через него. Нам нужна информация, а ее пока нет. Более всего меня волнует, что следователи просили прибыть для беседы госпожу Май… Значит, все-таки какой-то криминал у них на руках есть… Но какой?

— Но тогда, вероятно, за нами установлено наблюдение, — предположил Самсон, — нас могут арестовать…

— Без улик это будет противозаконно, — усмехнулся господин Либид, — поэтому я и просил вас быть со мной откровенным. Но вы же запираетесь…

— Вовсе нет, Эдмунд Федорович, — Самсон чувствовал себя неблагодарной свиньей, — мне не в чем признаваться… Если говорить о криминале… Но почему же госпожа Май не хочет идти на беседу со следователем?

— Потому что она о приглашении еще не знает, — многозначительно сказал господин Либид. — Я ей не сообщал.

— А почему?

— Потому что я слишком занят…

— А как же с редакцией? — оторопел Самсон. — Сегодня же вторник, прием посетителей.

— Прием проведет Аля. Господин Треклесов со вчерашнего дня болен, простудился. Ася и Данила будут молчать, я их проинструктировал.

— А что делать мне, Эдуард Федорович?

— Живите, как жили, ничего не бойтесь, слишком много не болтайте, — посоветовал, улыбнувшись, господин Либид. — У вас дела пойдут на лад.

Самсон вздохнул и поднялся.

— Госпожа Май вчера говорила мне, что должен приехать мой отец… Он сюда не заходил?

— Ваш отец? — поднял брови господин Либид. — Нет, не заходил. Да вы не беспокойтесь: если он и приехал, то показывает себя достойным отцом своего сына — развлекается на всю катушку, кутит с куртизанками. Ну, в крайнем случае, с медичками…

Самсон побледнел и схватился за ручку двери.

— Если вы что-то знаете, говорите прямо, Эдмунд Федорович!

— Я ничего не знаю, друг мой, — тихонько засмеялся господин Либид, — ну разве что так, самую малость….

— Тогда о каких медичках вы говорите? Не о Жозефине?

— Жозефине? Ах да, может быть…

— Я так и знал! — воскликнул яростно Самсон. — Вы в сговоре с моим отцом! Вы от самой Москвы за мной следили — и здесь, и здесь, в столице! Окружили меня своими сатрапами и церберами. Вы знаете, где мой отец!

Господин Либид посерьезнел и вздохнул.

— Знаю.

— И все, что вы мне здесь плели, продиктовано одной задачей: сделать так, чтобы я не увиделся с моим отцом.

На лице присяжного поверенного мелькнула нехорошая гримаса.

— Да. Именно так. Я не хочу, чтобы вы встретились с вашим отцом. Это слишком опасно.

— Вы сообщник его разврата!

— Очень точное определение. Прямо в десятку.