Бомбейские чудовища

Глава 22

Пять агентов, облаченных в штатскую одежду, и курьер в форменной одежде выстроились в кабинете следователя Казанской части. Сам Павел Миронович Тернов, заложив руки за спину, прохаживался перед шеренгой, бросая на безмолвных служителей Фемиды грозные взгляды.

Павел Миронович чувствовал себя скверно. Всю ночь он провел в ресторане «Аквариум» в надежде застать там неуловимых флиртовцев: сначала один, затем в обществе Лялечки, которой телефонировал на квартиру и пригласил приехать, чтобы и ей не было скучно.

Ожидая Лялечку, он обшарил все залы популярного притона, заглянул в бильярдную, около получаса слушал в концертном павильоне перуанских шансонеток, черных, экзотических женщин с длинными зелеными глазами и с нижегородским акцентом, потом наблюдал с застекленной террасы за скольжением убывающих и прибывающих гостей по аллеям заснеженного, освещенного разноцветными фонариками сада. Потом пожаловала Лялечка, и они самолично выбирали в аквариуме не уснувшего карпа. Они мило провели время за шампанским, устрицами, гдовским судаком в салате, шабли, за карпом, приготовленном в красном вине и усыпанным ломтиками лимона, изюмом и маринованными вишнями… К двум часам ночи глаза следователя уже застилал туман и он, обнаружив по соседству веселую компанию, в которой веселился и какой-то поп, некоторое время пытался сообразить, что же его привлекло к компании: то ли возмущение тем, что православный батюшка, пусть и без креста, так вызывающе попирает свой духовный сан, то ли что-то в облике батюшки, смутно знакомое…

На службу он явился поздно и с головной болью. Еще больше испортило ему настроение отсутствие Лапочкина: неужели помощник не управился с вредной старухой и все еще занят бесполезными поисками внука, измышленного фантазией писаки Петра Орловца?

Ну а когда он увяз в бумагах, отчетах и донесениях, собранных единственным верным человеком — письмоводителем Хрисанфом Тихонычем, голова его еще более пошла кругом. Он, конечно, письмоводителя поблагодарил и даже пообещал выписать ему наградные за усердие. И тут же велел собрать всех агентов, подключенных к дознанию о смерти мещанина Трусова.

Письмоводитель ретиво бросился исполнять указание, но отсутствовал слишком долго. Тернов хотел было уже сделать ему выговор, однако Тихоныч, возникнув в дверях, достал из-за пазухи белологовик — и сердце следователя дрогнуло. Видимо, старый служака по-отцовски пожалел начальника, сам по морозцу сбегал в лавочку за лекарством от похмелья…

Лекарство через четверть часа успокоило организм следователя, сознание его несколько прояснилось. Он еще раз пролистал бумаги, подшитые Тихонычем за время его и Лапочкина отсутствия в синюю папку.

А через час и вызванные агенты вошли в кабинет, не надеясь услышать что-либо приятное для себя. Призвал ретивый Тихоныч и курьера, подоспевшего из морга.

— Итак, сегодня уже среда, — пустился следователь с места в курьер, — вы двое суток провели в морге. Где окончательное заключение? Почему я опять вижу эти проклятые слова: «Предварительное заключение — остановка сердца»? Их я еще на месте преступления слышал. Вы что, два дня пьянствовали в морге? Дыхните!

Курьер открыл рот, осторожно выдохнул и ответил:

— Так обещали сегодня. Там они остановившееся сердце распотрошили, но пороков в нем не нашли, чтобы оно само собой останавливалось. Поэтому начали проводить химические опыты на выявление яда, я в этом плохо разбираюсь.

— А вы, вы, вам поручили следить за главным фигурантом дела Иваном Платоновым, — обратился следователь ко второму несчастному, из агентов, — почему я вижу в деле пять одинаковых отчетов: «Объект дома не появлялся». Это и дворник мог бы вам сказать. А почему вы не искали объект в других местах?

— Искал, ваше высокоблагородие, но ни где не обнаружил: ни в Думе, ни в Союзе русского народа, ни в редакции журнала «Флирт». Даже в Приказчичьем клубе он не появлялся.

— Бестолочи, — сдержанно резюмировал Тернов и приступил к другому агенту. — А вас просили наблюдать за Синеоковым. И что же? Что я вижу в вашем отчете? Почему вместо нужной для следствия информации вы представляете отчет о том, как объект, переодетый в женское платье, ездил среди ночи в ателье Дранкова и участвовал в съемках фильмы «Марфа-посадница»? И почему вы сами клюнули на предложение сыграть роль пьяного дружинника? Вы пили вместе с объектом? Дыхните!

— Так я рассчитывал войти к ним в доверие, вызнать что-нибудь полезное, услышать среди древних речений изобличающие преступников слова.

— Он рассчитывал! — Тернов вскипел от такой тупости, но вовремя овладел собою и шагнул к четвертой жертве.

— Вам поручили следить за редакцией журнала «Флирт». И почему вы так бездарно потратили время? Где госпожа Май? Где господин Шалопаев? Куда подевался господин Черепанов?

— Я не мог следить за всеми сразу же! Госпожа Май так и не появлялась. Журналист Шалопаев встретился с господином Либидом вчера, но, кажется, они поругались. Больше никто не приходил. А я даже инициативу проявил…

— Вижу, вижу вашу дурацкую инициативу и ее плоды в вашем пустом отчете! Вместо того чтобы мчаться за Шалопаевым, вы… Надо же было додуматься до такого!

— Ничего преступного в своей инициативе не нахожу, — обиженно возразил агент. — Явился, как обычный клиент на прием, он всегда бывает по вторникам. Надеялся разузнать кое-что, так сказать, изнутри. Но прием вела какая-то жуткая фельдфебельша….

— Еще раз такое повторится, получите отставку! В служебное время искать себе даму сердца в тепле и уюте вместо преследования преступника по морозу! То-то вы в своем отчете так красочно расписали невест, которых фельдфебельша предлагала вам на выбор из своего альбомчика!

Агент благоразумно промолчал.

— Теперь вы, — обратился Тернов к следующему. — Я же собственными глазами видел, как подлец Сыромясов приезжал к Синеокову, но мы их там вспугнули. Вас и послали следить за толстяком. Он должен был, чует мое сердце, искать встречи с этим женоподобным негодяем. А вы что мне в отчете понаписали? Про встречу Сыромясова с женушкой. Полагаю, приврали порядком. Откуда вам знать такие подробности?

— От прислуги, ваше высокоблагородие, от дворника и кухарки…

— Молчать! А затем живописали выезд Сыромясова к любовнице. И драку с ее братом. Зачем мне знать, что поверженный Сыромясов укусил за щеку брата своей любовницы?

— Я хотел проследить за объектом далее, но тут меня вызвали сюда, — попытался оправдаться агент. — Видел только, как брат-драчун уехал, а Сыромясов остался…

— Вы еще желали бы мне расписать, как любовница утешала избитого дружка-развратника? — раздул ноздри вошедший-таки в начальственный раж Тернов. — Совсем все помешались на любовных материях. Не в полиции вам служить, не в сыске! Во «Флирте» писаниной пробавляться!

— Виноват, исправлюсь, — опустил очи долу агент.

— И вы, наконец, — Тернов надвинулся на последнего в шеренге. — Вас зачем поставили наблюдать за происходящим в «Бомбее»? Почему вы не сообщили, что бесследно исчез один постоялец?

— Так я хотел вас информировать, но госпожа Смит объяснила мне, что в свободной стране свободный человек может ходить куда и когда хочет с вещами или без вещей. Кроме того, грозила международными осложнениями…

— Вы, черт бы вас побрал, пока еще мне подчиняетесь, мне! А не какой-то госпоже Смит! Почему о пропаже постояльца я узнаю из уст посланного Хрисанфом Тихонычем человека, а не от вас?

— Да мало ли людей пропадает? — возразил агент. — Обо всех сообщать, что ли? Вон в гостинице швейцар пропал — и ничего! Никто шуму не поднимает. Свободный человек в свободной стране…

— Молчать! — прорычал следователь. — Куда пропал швейцар?

— Хозяин говорил, не вышел на службу. Запил, верно.

— Это тот… как его… Кузьма?

— Кузьма Гаврилыч Бражкин, — пояснил с готовностью письмоводитель.

— Кузьма Гаврилыч… — Павел Миронович, с трудом припоминая бомбейского швейцара, отошел от шеренги агентов, те с облегчением вздохнули. — Так, видел его, человек обстоятельный. Голос оперный. Крепыш, семьянин порядочный. И что — запил?

— Может, вместе с пропавшим Забродиным и пьянствует в злачных местах, — подал голос агент, — а мы здесь огород…

Договорить он не успел, потому что резко и громко затрезвонил телефонный аппарат и следователь, отвернувшись от говоруна, направился к своему столу. Он снял трубку и услышал взволнованный голос своего помощника.

— Господин Тернов! Господин Тернов! Срочное сообщение!

— Лев Милеевич, не кричите так. Говорите медленнее, — оборвал его Тернов.

— Так я тороплюсь, буквально на минутку отлучился от милейшей госпожи Смит, потому что она вступила в беседу с английским дипломатом. Забежал в конторку и звоню вам.

— Где вы пропадаете? Почему не на службе?

— Нахожусь в Манеже, на открытии чемпионата по борьбе. И здесь много любопытного. В том числе есть и возможность, как сказал мудрейший Раджи-Бабай, встретить нашего дорогого Джоника…

— Хватит нести чушь! — взвизгнул Тернов, — мне наплевать на вашего проклятого Джоника! Говорите по существу.

— Много, слишком много существа, Павел Мироныч, — продолжил частить Лапочкин, — например, афиша у входа в Манеж: на ней появилось имя, возможно, победителя чемпионата, а, возможно, и будущего русского олимпийца…

— Короче, мне некогда.

— Но самое главное не это. Тут такое творится, такое творится! А сколько флиртовцев! Уже Фалалея и Самсона видел, поздоровался с душкой Синеоковым, а сейчас наблюдал, как к Модестушке сам Сыромясов направился, да под ручку со своей кралей. Не сомневаюсь, и остальные фигуранты преступления вскоре пожалуют;..

— Еду, — Тернов бросил на рычаг трубку и нахмурился.

Как ему в голову не приходила такая версия? Для своих тайных сборищ преступные флиртовцы облюбовали спортивные залы! И теперь вот на чемпионат явились! Там-то легко сговариваться, никто ни в чем не заподозрит.

— Всем за мной! — скомандовал агентам Тернов и направился к вешалке.

Через четверть часа в сопровождении группы захвата он входил в многоголосое помещение Манежа. Во всех коридорах и фойе толпились сотни людей: борцы, спортивные репортеры, фотографы, художники и просто любители спорта. Перебивая друг друга, они сыпали непонятными терминами: «мост», «скамейка», «боковой пояс», «обратный пояс», звучали и известные имена: Поддубный, Заикин, Бамбула, Казбек-гора, Циклоп, Буйвол, Карло Милано. Особенно горячились фотографы, которые в такой толкотне никак не могли сделать нужных снимков.

Павел Миронович с трудом пробрался к служебному входу и занял позицию для наивыгоднейшего обзора. Многие зрители уже расселись вокруг арены на стульях и креслицах, кто-то бродил между рядов, рассчитывая придвинуться ближе к самой арене.

Сначала Тернов увидел неразлучных друзей: Самсона Шалопаева и Фалалея Черепанова. Оба расположились во втором ряду, были в порядочных костюмах и с дамами. Слева от Шалопаева сидела эффектная, смуглая женщина с орлиным профилем, пальцами она перебирала четки. Справа от Фалалея расположилась, потряхивая кудряшками, девица попроще. Она гримасничала и жеманилась, отправляя в рот шоколадные конфеты из коробки, которую держала в руках. Сам Фалалей что-то быстро строчил в блокноте.

Сбоку, в первом ряду, развалился разнаряженный Модест Синеоков, рядом с ним хлопал глазами краснощекий корнетик.

Дольше всех Тернов искал взглядом Сыромясова. И нашел его с трудом, поскольку Сыромясов делал вид, будто погружен в чтение газеты и лицо его было скрыто бумагой. Барышню рядом с ним Тернов узнал: эта она приносила в следственное управление теплые брюки для своего дорогого Мишутки.

Увидел следователь и проклятую миссис Смит, рядом с принаряженной старухой восседал, судя по лошадиному лицу и деревянной осанке, английский дипломат. Но Лапочкина около нее не обнаружил.

Восторженный гул публики побудил Павла Мироновича обратить взор к арене. Жеребьевка уже состоялась, борцы готовились в своих уборных, а пока на арене появились силачи в спортивных трико, дающих публике возможность оценить превосходно развитую мускулатуру шеи, грудной клетки, предплечий. Начались атлетические игры со штангами, гирями, гнутыми балками. С минуту Павел Миронович понаблюдал, как плотный, атлетически сложенный человек на глазах у публики свивал веревку из семидюймовых гвоздей. Потом свой номер демонстрировал кряжистый детина, с кривоватыми, похожими на бутылки ногами. Уложив на бугристые плечи длинное металлическое коромысло, он осторожно поворачивался. Фокус состоял в том, что по обоим концам коромысла, ухватившись за них руками, повисло по шесть-восемь мужиков из публики. Темп раскручивания увеличивался, мужики не выдерживали, отлетали в стороны…

Тернов с трудом оторвал глаза от арены, и вновь принялся выискивать среди публики интересующих его особ. Потом его внимание сосредоточилось на вновь появляющихся зрителях. Теперь он горел желанием увидеть в зале остальных флиртовцев и в первую очередь зловредную госпожу Май…

Наконец человек в униформе объявил первую пару борцов: негра Бамбулу, борца Коли Соколова, и Шимона Агебора, выставленного дядей Пудом. Публика взревела, зааплодировала. Но Тернов только вскользь бросал взгляд на арену, чтобы увидеть, как еврейский Самсон, почему-то покрывающийся в ходе борьбы темными пятнами, без особого труда расправляется с чудовищем из Сахары. Бамбула все чаще убегал от соперника, спасаясь на опилках за краем брезента, потом оступился, и Шимон, сделав полуоборот к негру, перебросил его через бедро и, упав на него, прижал лопатками к брезенту. Вторая пара вообще боролась под дикий шум, публика ревела, женщины вскакивали, визжали от восторга, мужчины не скрывали разочарования: любимец дам, красивый, как Антиной, итальянец Карло Милано, уложил внезапным броском через себя курносого, с торчащими черными усищами Казбек-гору. Этого зрелища Тернов пропустить не мог: Милано рванул правую руку Казбека, тот на мгновение повернулся спиной к красавчику-итальянцу, и тот поймал Казбека за задний пояс, перевернул вниз головой, и лопатки человека-горы вдавились в ковер.

А вот озабоченных лиц Коли Соколова и дяди Пуда он не видел. Антрепренеры держались друг от друга на изрядном расстоянии. Особенно злобно выглядел Коля Соколов. Время от времени к нему подбегал распорядитель соревнований и о чем-то с ним тихо переговаривался.

Из афиши у входа Тернов знал, что в чемпионате участвуют знаменитые чемпионы мира из России, Марокко, Галиции, Японии, Германии, Швейцарии. Срок борьбы каждой пары — не более двадцати минут. Призы по двести рублей. Кроме того, внизу афиши аршинными буквами было выведено, что сегодня впервые на арене выступит сибирский самородок, найденный дядей Пудом: Русский Великан. До следователя долетали разговоры и шепотки, из которых он понял, что Коля Соколов умудрился переманить от дяди Пуда любителя-атлета, готовившегося к участию в Олимпийских играх. Но это меньше всего интересовало Тернова. Состязания уже приближались к финалу, а госпожи Май все не было и не было…

Наконец прозвучал гонг, и человек в униформе объявил, что на ковер вызываются победитель прошлогоднего турнира, выставляемый Колей Соколовым, непобедимый чемпион Эркюль Руси и его соперник, выставляемый дядей Пудом, несравненный силач Русский Великан.

Грянул гром аплодисментов, кое-кто из зрителей даже повскакивал с мест, чтобы получше разглядеть новую спортивную звезду, но всеобщее воодушевление сменилось разочарованным вздохом…

На арене, широко расставляя ноги, поигрывая блестящими мышцами, появился атлет с несимпатичным, корявым лицом — прошлогодний чемпион. А напротив него встал невысокий человек, ладно сложенный, но отнюдь не великан. Лица восходящей звезды разглядеть не представлялось возможным: его скрывала черная маска, из-под которой торчали клочья рыжей бороды. Правда, по крепкой фигуре, по свежести веснушчатой кожи можно было догадаться, что человек этот молод. Но почему он прятал лицо? Неужели урод?

Распорядитель, оглянувшись на низкорослого Колю Соколова, застывшего с кривой усмешкой на лице в позе Наполеона, громко объявил:

— Самородок, впервые представленный вашему вниманию, лицо высокопоставленное, потому и скрывает свою внешность. Господин Соколов не возражает против маски на лице соперника.

По залу пробежал глухой ропот.

Борцы настороженно потоптались на своих местах, потом мягкими, упругими шагами двинулись навстречу — и, обменявшись сильным рукопожатием, разошлись, чтобы через секунду одновременным прыжком повернуться друг к другу. Русский Великан начал наступать так энергично, что переполнявшая зал публика стихла и в едином порыве нетерпеливого и тревожного ожидания подалась со своих мест вперед.

Но тут Тернов заметил, как Синеоков, прижавшись плечом к юному спутнику, что-то шепчет ему на ухо и показывает глазами на выход. В ту же секунду следователь, переведя взгляд на Сыромясова, обнаружил, что толстяк уже пробирается вместе со своей спутницей к проходу. Вот злодеи! Дождались самого острого момента — рассчитывали на то, что Тернов увлечется поединком и забудет о своем служебном долге!

Следователь повернулся было, чтобы отдать указания своим агентам, но все они уже растворились по залу, поближе к захватывающему зрелищу. Слава Богу, навстречу ему бежал всклокоченный Лапочкин.

— Я здесь кое-что пронюхал, — прошептал он, не удосужившись как следует приветствовать начальника. — Спешу доложить. Мы идем по верному следу.

— Это я и без вас знаю, — пробурчал Тернов и вновь бросил взгляд на удаляющихся из зала флиртовцев. — Вон они, голубчики, отправились совещаться. А куда, знаете?

— Бросьте вы их, Павел Мироныч, — махнул рукой Лапочкин, — здесь дело поважнее наклевывается.

— Уж не ваш ли Джоник мифический? — злобно ответил следователь.

— Сдался вам этот Джоник, — нисколько не обиделся Лапочкин, — Джоник, верно, здесь был, но уже давно отправился на конкурс красоты. Да и английский посланник такой возможности не отрицает.

— Почему ж тогда старуха здесь сидит? — нелюбезно поинтересовался Тернов, почувствовав себя намного увереннее рядом с вернувшимся помощником.

— Потому что находится под внушением Раджи-Бабая, — пресерьезно ответил Лапочкин и мечтательно добавил. — Она в него уверовала.

— В кого? — не понял Тернов.

— Ну, это не важно, Павел Мироныч, — помощник будто стряхнул наваждение и даже передернул плечами. — Афишу видели? Что у входа висит?

— Видел. Афиша как афиша.

— А ведь имя Русский Великан дядя Пуд самолично туда вписал, в последний момент.

— Ну и что?

— А вы приглядитесь, у вас зрение получше моего! Или мне мерещится?

— Ладно, — не стал спорить Тернов, — быстро сообщайте, что собирались, да самое важное.

— А важное-то вот что. Вы заметили, что дядя Пуд выглядит побитым? Это его Коля Соколов отделал. Слышал в кулуарах, что архаровцы Коли даже в зал наведывались к папе Пуду, хотели поймать его с поличным. Ведь дядя Коля-то как опростоволосился? Обещал своего Русского Слона — и где он? Нету! Залежалый товар выставляет, прошлогодний снег.

— И что нам из того? — Тернов пожал плечами, заметив, что на арене Великан зажал правую руку соперника под мышкой и резким движением опрокинул Руси на арену, а Черепанов и Шалопаев вместе с подружками с трудом протискиваются к выходу. — Вон и эти молодчики поспешают на тайную встречу. Причем каждый с дамой, так сказать. Где они могут здесь оргию проводить?

— Есть, есть здесь укромные уголки, — заторопился Лапочкин, — да пусть раскочегарятся хорошенько, чтобы их с поличным поймать, согласно вашей версии.

— А согласно вашей?

— А по моей получается, они все на конкурс красоты кинулись, боятся опоздать. Сейчас и все остальные туда перебегут. Здесь неинтересно.

— Тогда что мы здесь делаем?

— Ждем финала, — лапидарно ответил помощник. — Недолго уж осталось. Самое же подозрительное, что встретил я здесь Чакрыгина. Тот еще жук, но бывает полезен, сами могли убедиться по пиджаку из ломбарда.

— Ни в чем я не убедился по пиджаку, — обиженно возразил Тернов.

— А Чакрыгин сам ко мне подошел, хотел подзаработать. Продал мне сведения. Полезные. О Буйволе, который сегодня одержал слишком быструю победу над атлетом Коли Соколова.

— Ну и что?

— Похоже, Буйвол переметнулся к Коле Соколову и победу купил предательством.

— Чьим предательством?

— А вы посмотрите, посмотрите на самодовольную физиономию Коли Соколова! Буйвол перекинулся к Коле Соколову, поддался. Возьмите во внимание, что Соколов разрешил беспрекословно выйти сопернику Эркюля в маске и с бородой. Это же против всяких правил!

— Ничего не понимаю, — Тернов отпрянул. — И Гаврилы Мурина здесь не вижу. И Платонова не хватает…

Над ареной раздался восхищенный вопль тысячи зрителей, аплодисменты, свист, улюлюканье.

Наваливаясь на Руси всей тяжестью и надавливая на его шею, Русский Великан медленно прижимал тело противника к ковру, переворачивая его на спину. Лицо француза налилось кровью, мускулы напряглись и вздулись так, что, казалось, вот-вот лопнут, но Великан уже довел к ковру левое плечо Руси, еще мгновение — и Руси лежит, прижатый лопатками к брезенту. Русский Великан распластался на нем и не давал шевельнуться. Великана оттащили за ноги. Он встал и принялся раскланиваться.

Уже звучал бравурный туш, уже летели на сцену букеты цветов от самых экзальтированных дам, а сверху, с галерки, — картузы и студенческие фуражки, уже бежали к арене с дальних рядов возбужденные зрители, и поэтому никто не заметил, как жилистый карлик Коля Соколов выскочил на сцену, взмахнул своим фирменным хлыстом и ожег им икры Русского Великана.

Победитель дернулся и рухнул рядом с побежденным. Тут уж к Коле Соколову бросился дядя Пуд.

Он повалил карлика на арену и стал его душить. Но карлик извивался, рвал руками уши нападающего, отчаянно дергал головой и пронзительно вопил:

— Убийца! Ты убил моего Слона! Признавайся, куда его закопал?

— Заткнись, сволочь! — орал дядя Пуд, — это ты убил моего Слона! Ты! Вор, разбойник! Гиена!

Последнее слово заставило Лапочкина вздрогнуть. Он оторвался от зрелища дерущихся антрепренеров, которых уже разнимали гвардейские офицеры из публики, и поискал глазами миссис Смит. Шустрая старушка давно оставила английского посланника и, прорвавшись на арену, склонилась над поверженным Великаном. Она смотрела на него с состраданием, затем опустилась на колени и решительно сняла с него маску. Лицо дамы вытянулось и приобрело жалобное выражение.

— Лев Милеевич! — как маленькая девочка позвала она на помощь. — Лев Милеевич!

Лапочкин намеревался броситься на помощь старушке, но увидел, как из-за барьера прыгнул ловкий верзила, оттолкнул непочтительно бабушку доктора Ватсона, схватил за руку победителя чемпионата и повлек его прямо к служебному выходу.

Тернов и Лапочкин рванули наперерез и выхватили револьверы.

Беглецы встали перед оружием как вкопанные.

— Как вы смели толкнуть миссис Смит? — грозно надвинулся на верзилу Лапочкин.

— Что это у вас на щеке? — Тернов резким движением сорвал пластырь со щеки Русского Великана.

— У него на щеке укус господина Сыромясова, — послышался за спиной сыщиков голос агента.

— А старую даму толкнул этот вот Забродин, — Чакрыгин, взявшийся как из-под земли, указал на верзилу.

— Он лжет, — возразил верзила. — Меня зовут Арсений Винников. Я ассистент дяди Пуда и обязан спасать от врагов нашего будущего Олимпийского чемпиона.

— Ассистент? Где-то это слово я слышал. В следственной камере разберемся, — заявил Тернов. — Всех участников побоища арестовать сию же минуту. Мало у меня своих мертвецов, так еще с вашими слонами разбирайся! Всю статистику мне портите!