Бомбейские чудовища

Глава 8

Гостиница «Бомбей» находилась хотя и недалеко от Окружного суда, но все-таки не на самой фешенебельной улице столицы, поэтому помощник следователя Лапочкин счел необходимым доставить навязчивую посетительницу к месту ее обитания на извозчике. Поздно уже было. Мороз. Мела метель. Идти пешком не хотелось.

Однако Лев Милеевич Лапочкин обладал превосходным свойством, редчайшим среди людей нынешнего века: сталкиваясь с неприятными ситуациями, он умел извлекать из них и приятное и полезное. Вот и сейчас ему вовсе не хотелось слушать даму, которая отрекомендовалась бабушкой доктора Ватсона, чья фамилия не сходила со страниц столичных газет и журналов, изощрявшихся в рассказах о приключениях Холмса и его помощника в Петербурге, Москве, Ярославле, Нижнем Новгороде, на Кавказе. Но Лапочкин надеялся, что беседа с дамой даст ему неформальную возможность еще раз без лишних глаз осмотреть место утреннего происшествия и, может быть, обнаружить не замеченное в горячке первоначального дознания.

У дверей гостиницы действительно дежурил уже другой швейцар. Он поклонился старушке, определенно узнав ее, и остановил рыбий взгляд на Лапочкине.

— Господин следователь со мной, — властно оповестила постоялица, — по сугубо конфиденциальному делу.

Лапочкин, пропустив даму вперед, показал швейцару удостоверение, после чего тот быстро открыл перед ними дверь, увязался за ними в холл, где выразительно закашлял, явно стремясь привлечь внимание дремавшего за стойкой портье.

— Вы не представляете, господин Лапочкин, — говорила дама, поднимаясь по лестнице на второй этаж, — как нынче измельчали мужчины. Особенно в столице — и приезжему человеку это бросается в глаза. Поэтому встретить такого Геракла, как вы, — истинная удача. Вы занимаетесь спортом?

От неожиданности низкорослый Лапочкин даже вздрогнул.

— Разумеется, — буркнул он сердито, надеясь скрыть лживость за внешней суровостью.

— Так я и знала! Бокс укрепляет мужские кондиции, — одобрительно улыбнулась старушка. — А современные мужчины выродились. Вы только посмотрите, киньте свежий взгляд — вокруг одни колышущиеся животы, отвислые щеки, узкие плечи, жирная грудь, двойные подбородки, широченные зады… Тьфу!

Лапочкин мысленно поблагодарил господа Бога за то, что тот дал ему худощавое телосложение, выкатил грудь колесом и расправил плечи.

В гостинице царила тишина, кажется, все постояльцы уже отошли ко сну. На площадке второго этажа в углу сидел, склонив голову на грудь, коридорный. Раздавался легкий храп и присвистывание.

— Эй, вы, соня, — почтенная дама похлопала спящего муфтой по затылку, — просыпайтесь же.

Коридорный вздрогнул, вскочил и ошалело уставился на полуночников.

— В Соединенном королевстве вас бы сию же минуту уволили, — объявила ледяным тоном постоялица, — а в России принято дрыхнуть беспробудно. Никак прислугу не вышколить. Где хозяин гостиницы?

— Д-д-дома, — пробормотал растерянный малый, с опаской вглядываясь в Лапочкина. — Как всегда в это время.

— Завтра же велю ему, чтобы начинал школить прислугу, — въедливая особа неприязненно обозрела коридорного с головы до ног, — я понимаю, если бы гостиница была захудалая. А то ведь — бывший дом английского часовщика, сподвижника Петра Великого. И прислуга должна соответствовать древним традициям. Тем более что и название «Бомбей» обязывает. Не правда ли, мистер Лапочкин?

Лапочкин, ошалевший от речей спутницы не менее, чем коридорный, впервые слышал о том, что это непрезентабельное облупленное здание из двух этажей, подвальные окна которого уже по наличники вросли в землю, имеет историческое значение.

— О, йес, — непроизвольно перешел он на английский, из которого знал два слова, и тут же предположил, что эти россказни — плод господина Либида, дорожного попутчика дамы.

— Вот вам ключ, — властно обратилась старушка к несчастному парню, — отоприте дверь в мой номер, зажгите свечи и подайте анисовый чай. Да не вашу дрянь, а настоящий, английский. Я не могу потчевать господина констебля всякой поддельной травой.

Коридорный осторожно обогнул по дуге придирчивую каргу и побежал — весь вид его свидетельствовал о том, что он считает постоялицу сумасшедшей. Некоторую опасность почувствовал и Лапочкин. Он опустил руку в карман, но, как назло, револьвера в кармане не было, только электрический фонарь и складной нож. Кстати, английский.

Лев Милеевич ощущал себя будто в дурном сне: когда известные люди в известных обстоятельствах и интерьерах действуют необычно. Особенно неприятным для него оказался тот факт, что въедливая особа поселилась в крайней комнате, смежной с той, где утром было совершено убийство. Войдя в покои беспокойной бабушки доктора Ватсона, Лапочкин остановился справа от притолоки и, нажав на кнопку электрического выключателя, огляделся: обычный номер, аналогичный тому, в котором поутру обнаружили мертвое тело Трусова. Только окон было два, поскольку комната угловая. В связи с этим кровать с пологом располагалась вдоль левой стены, сразу же за внушительным платяным шкафом, а стол стоял ближе к правому углу.

— Почему вы не зажигаете свечи? — не отставала постоялица от коридорного.

— Но электрический свет лучше, — нерешительно ответил тот, вороша уголья в прогоревшей печи.

— Я сама знаю, что лучше, и нечего там копошиться. Развели баню в номере, дышать нечем.

Коридорный закрыл заслонку и покорно бросился зажигать свечу в канделябре, стоявшем на столике у кровати.

— И не забудьте про анисовый чай, — угрожающе напомнила дама с такой интонацией, что Лапочкин явственно расслышал: «Пшел вон!».

Малый, пятясь задом, скрылся и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Прошу вас, господин Лапочкин, — почтенная особа уже вынудила помощника следователя принять у нее шубу, муфту, шляпу, даже ботики и теперь была само радушие: голубые глаза светились неземной кротостью, приветливая улыбка озаряла сухенькое личико, обрамленное вокруг лба и висков седыми буклями, — прошу вас, присаживайтесь к столу. Форменное безобразие, что творится в России! А все почему? Потому что в России нет гражданского общества, как в Британии, например. Граждане этой страны привыкли раболепствовать и вовсе не задумываются о том, что надобно уважать свое достоинство.

Лапочкин, сняв шинель и фуражку, просеменил к столу и сел на указанный стул.

— Да как его уважать-то? — спросил он. — Воспитание уважения должно сверху идти.

— Согласна, — милостиво кивнула хозяйка, уютно угнездившаяся на мягком диванчике, расправила какую-то невидимую миру складку на аккуратном платьице, и продолжила свою безапелляционную декларацию, — но что у нас делается сверху? Вы только посмотрите на нашу прессу — любого пошиба. Начиная с самой солидной, заканчивая самой бульварной. Да ведь никто Россию так в мире не поносит и не топчет, как мы сами. Иностранцам даже придумывать ничего дурного о нас не надо — читай себе русские газеты и наслаждайся той мерзопакостностью, которую русские сами о себе говорят. А наши депутаты! Чего только не мелют с трибуны Государственной думы! Я, знаете ли, в своей Тмутаракани от корки до корки газеты прочитываю — и что же? Могу работать не хуже любого шпиона: из газет можно столько государственных тайн узнать, что обогатишься. Вы меня слушаете?

Лев Милеевич вздрогнул, перестал шарить глазами по комнате, и, изобразив внимание, уставился на помолодевшее, задорное личицо своей визави. На ее резкий вопрос отозвался незамедлительно:

— Да, сударыня, то есть миссис Ватсон?

— Нет-нет, дорогой друг, меня зовут Дарья Эдуардовна, по мужу Смит. Дочь же моя и есть миссис Ватсон, а внук мой — знаменитый сподвижник Шерлока Холмса.

Лапочкин несколько повеселел: вроде бы дело начинало приближаться к существу, — сложил морщины в приветливую улыбку:

— Так чем я могу быть вам полезен, миссис Смит?

— Для начала, друг мой, возьмите вон тот сак, откройте его и выньте оттуда несессер. Там у меня кое-что есть.

Заинтригованный Лев Милеевич проделал несложные операции со всей возможной для его немолодых суставов грацией, ибо старался не упасть в грязь лицом пред бабушкой такой знаменитости. Дама открыла несессер и достала оттуда внушительную флягу и две серебряные стопки.

— Разумеется, если по-английски все делать, так нужен был бы джин, или виски, — сообщила она, — но русская водочка мне более по душе. Сама делаю, настаиваю на черносмородиновых почках. Согреемся?

— В комнате хорошо натоплено, — нерешительно заметил Лапочкин, — и я уже вроде отошел от метельного ветра.

— Так это только снаружи, — возразила Дарья Эдуардовна, — а снаружи должно быть прохладно. Тепло должно быть внутри.

Лапочкин свел мохнатые брови к переносице и молча наблюдал, как старушка разливает водку по стаканчикам.

— За вас, друг мой, — миссис Смит подняла стаканчик, — за русских Ватсонов и Холмсов.

Помощник дознавателя, отдавший сыску много лет, почувствовал себя польщенным.

— Вот вы скажете, что я сама себе противоречу, — Дарья Эдуардовна достала из несессера трубку и принялась весьма ловко набивать в нее табак. — Дескать, мы сами должны говорить о себе хорошо, а я Россию ругаю.

— Да, противоречите, — Лев Милеевич, как завороженный, следил за действиями миссис Смит: он никогда еще ни видел женщины, курящей трубку.

— А что прикажете делать? — Дарья Эдуардовна выпустила маленький клуб дыма и продолжила, — на каждом шагу глупость беспросветная. Судите сами. Приехала я в этот «Бомбей», оглядела его — таких зданий в Англии тысячи. Все они по одному проекту построены. Так что различий, почитай, нет. Велела отвести мне две комнаты, два номера. Этот и соседний. Оба пустовали. И что же? Вот ведь бестолочи! Этот номер отвели, а соседний — ни в какую. Спрашиваю, почему? Молчат. Не велено, дескать. Где хозяин? Дома. Сообщите. Посылают нарочного — так хозяин тоже запрещает пускать меня во второй номер. По какой причине? Без всяких объяснений.

— А что говорит коридорный?

— Вы же видели его: остолоп, каких мало сыщешь и в России, и фартук грязный. — Дама обдала собеседника очередным сладковатым облачком и потянулась к внушительному сосуду. — Давайте заключим пари. Успеем ли мы опорожнить эту флягу прежде, чем появится в номере анисовый чай?

Лапочкин счел нужным тихонько рассмеяться, тем более что и повод был натуральный: из слов старушки следовало, что хозяин гостиницы господин Чудин нашел-таки способ заткнуть рты своим служащим, никто из них не проговорился об утреннем происшествии.

— А зачем вам, сударыня, два номера? — поинтересовался он, занявшись флягой, содержимое которой ему пришлось по вкусу.

— Ну как же! — воскликнула миссис Смит, подвигая ему свою стопку. — А мой внук? Когда я его найду, я хотела бы, чтобы мы жили рядом. Уверена, ему понравилось бы это старинное здание с потайными ходами.

— Здесь есть потайной ход? — от изумления Лапочкин не успел донести свою стопку до рта. — Вы точно знаете?

— Для всякого человека, знакомого с британскими традициями, тут нет никаких секретов, — Дарья Эдуардовна кокетливо наклонила голову к плечу и прищурилась, — а вы, видимо, с англичанами мало встречались.

— Так точно, сударыня, — закивал Лапочкин, с подозрением озирая стены. — Где же здесь потайные ходы?

— Друг мой, вам надо развивать пространственное мышление, — с ехидцей заметила бабушка знаменитой личности. — Для сыщика оно ох как необходимо! Мой внук писал мне неоднократно, что господин Холмс в совершенстве владеет этим воображением. Разве вы не заметили никаких несуразностей в планировке комнаты?

Лев Милеевич встал и двинулся по периметру комнаты, как пес, обнюхивая углы.

— Вы лучше постучите кулаком по стене, — предложила искусительница, — да нет, не там, а рядом со шкафом…

Лапочкин постучал костяшками согнутых пальцев по стене и услышал глухой гулкий звук.

— Слышите? Там пустоты, — объявила важно старушка. — Если б я не была законопослушной гражданкой, я непременно показала бы вам, как действует потайная дверь. Вы, видимо, догадались: она за шкафом.

Помощник следователя с интересом ощупывал резные украшения на створках шкафа, так и сяк нажимал на розанчики и тюльпанчики — шкаф оставался недвижим.

— Между этими двумя номерами есть потайное пространство. Две двери, а также лестница, ведущая на чердак, — с видом строгого педагога разъяснила старая дама. — А вон к тому окну, что выходит на зады, поднимается по стене пожарная лестница. Английский проект — весьма удобен. В случае пожара можно быстро эвакуироваться. А в случае, если в гостинице живут бабушка и внук, очень удобно ходить друг к другу в гости. Без посторонних глаз. То же касается и преступных любовников. Вы меня слышите?

Лапочкин, стоя у окна, уперся лбом в холодное стекло и пытался заглянуть в заоконную темень: не было видно ни зги, и он поковырял пальцами щели у окна.

— Да, миссис Смит, я вас очень внимательно слушаю, — отозвался он.

— А вы женаты?

— Увы, мадам, вдов, — Лев Милеевич придал лицу скорбное выражение. — А ныне чувствую себя недостойным большого чувства.

— Напрасно вы так самоуничижаетесь, — ответила галантно Дарья Эдуардовна — вы мужчина видный, хорошо сохранившийся. Не чета другим. Поэтому я вас и пригласила. Вы, несомненно, читали в газетах, что индийский принц Шунгу скрылся из Лондона с секретными документами. Для его поимки и прибыли в российскую столицу мистер Холмс и мистер Ватсон. Разумеется, они загримированы и пребывают здесь под другими именами. Полагаю, они уже выследили предателя. Но им надо взять его с поличным. А значит, должны дождаться, когда он встретится с тем, кто купит у него бумаги. Я не сомневаюсь, что и русская полиция ведет слежку за преступным принцем. И, рассчитываю, когда принца арестуют, вы дадите мне знать — и я смогу насладиться обществом моего дорогого Джоника. Мальчик не знает, что ради встречи с ним я проехала на поезде тысячу верст по заснеженным русским просторам.

Лев Милеевич молча кивнул и налил водки в стопку. По его сосредоточенному лицу миссис Смит могла счесть, что следователь размышляет, как лучше решить поставленную задачу… Но помощника следователя волновали другие проблемы. В голове его будто рассеивался густой туман. И он уже знал, какие вопросы задаст на завтрашнем допросе гнусному развратнику Сыромясову.

Пауза несколько затянулась, и все-таки старый сыщик собрался с духом, расправил плечи и поклонился не без грации:

— Сударыня, ваше общество для меня столь лестно и приятно, что я непременно исполню все ваши просьбы.

Произнося кучерявую тираду, Лапочкин с изумлением наблюдал, как старушка бесшумно вспорхнула с диванчика к шкафу, и, приложив палец к губам, так же бесшумно прокралась вдоль стены к дверям. Рука ее протянулась к ручке, резким движением она открыла дверь, и их взорам в проеме открылась живописная картина: согнувшись в поясе, перед дверью застыл хозяин гостиницы Чудин, поверх исподнего — расстегнутая шуба, подштанники заправлены в сапоги, на голове ночной колпак. За его спиной замерли сонный истопник с самоваром в руках и коридорный с подносом, на котором располагались чайные принадлежности.

— Позвольте представиться, хозяин гостиницы «Бомбей», Чудин, Яков Тимофеич, — запахивая шубу, отрекомендовался человек в колпаке, заметно смущенный тем, что его застали за подслушиванием через замочную скважину. — Сударыня, позвольте внести самовар. И сочту за честь услужить вам любым иным способом.

— Вы хоть сами-то понимаете, что вы сказали? — игриво обернулась к Лапочкину постоялица. — А за готовность услужить — благодарю.

Истопник и коридорный прошествовали в комнату, установили на столе самовар, чайники и чашки.

— Мистер Чудин, — миссис Смит холодно вскинула голубые глаза, — не будете ли вы столь любезны и не объясните ли мне, почему вы не хотите получить с меня плату за соседний номер?

Чудин, отводя глаза и переминаясь с ноги на ногу, забормотал:

— Сударыня, желание клиента для нас закон, но я должен с сожалением признаться, комната не готова для приема посетителей. И вообще — там неисправна печь. Да и стекло в окне разбито.

— Хорошо, — оборвала оправдания старушка, — время у меня есть. Надеюсь, завтрашнего дня вам хватит, чтобы починить окно и привести в порядок печь. Но даже если вы этого не сделаете, то послезавтра я должна иметь в своем распоряжении соседний номер. Да учтите, я поклонница английского стиля жизни и меня не привлекают удушливые русские печи. Я люблю холодный воздух и холодную постель.

— Хорошо, учту, сударыня, непременно учту, — хозяин гостиницы стрельнул глазами на хитро улыбающегося Лапочкина.

— А сейчас я хочу знать, господин Чудин, что вы мне предложите для того, чтобы эту ночь я могла спать в привычных, комфортных для меня условиях. От вашего пекла у меня уже начинается жар. Чувствую, у меня щеки горят.

— Румянец вам к лицу, — галантно вставил Лев Милеевич, хотя и сам ощущал некоторое удушье: жар от натопленной печи, дополненный жаром алкоголя в крови и жаром самовара, привел его в романтическое настроение.

— Румянец должен быть с утра, — заявила миссис Смит, — а не к ночи. Так что же?

— Не знаю, — Чудин замялся, — не отворить ли окно?

— Но тогда в комнату наметет за ночь сугробы снега, — возразил Лапочкин.

— Лев Милеевич, вы умный мужчина, — удостоила сыщика комплиментом Дарья Эдуардовна.

— Польщен, весьма польщен, — поклонился тот и, довольный, сделал смелое предложение. — А не попробовать ли унять внутренний жар студнем? На свиных ножках.

— Да, вели подать студня. И селедки. Лев Милеевич, чего вы еще желаете к чаю?

— Хлеба и хрена, — скромно потупился Лапочкин, сегодня еще не ужинавший и давно мечтавший закусить смиттовскую водочку чем-нибудь привычным.

— Понял, понял, сейчас же будет исполнено, — засуетился хозяин.

— Погодите, — остановила его постоялица, — а что вы надумали насчет внешнего жара? Как его уменьшить?

Чудин оторопел и уставился на помощника дознавателя.

— Позвольте мне слово молвить, Яков Тимофеич, — выступил вперед, кажется, проснувшийся истопник.

— Чего тебе, Игнат? — нахмурился Чудин.

— Яков Тимофеич, дозвольте оплошность исправить, — прогудел Игнат, — может, нарубить в большой медный таз льду из бочки во дворе, он чистый, да устроить грелку, постель похолодить.

— А что? — миссис Смит повеселела, — прелестная идея. Тащите ваш лед.

Гостиничные бросились выполнять пожелания беспокойной клиентки, а Дарья Эдуардовна с чарующей улыбкой пригласила своего гостя снова к столу.

— Я надеюсь, мое общество не очень вас утомило? — спросила она, и, демонстрируя навыки английской чопорной вежливости, заговорила о погоде: — Зачем же торопиться на улицу, когда там такая скверная погода… А здесь, в тепле да за дружеской беседой…

Лев Милеевич, смирившийся с тем, что ему предстоит всю ночь выслушивать исповедь бабушки доктора Ватсона и готовый скрасить эту повинность студнем, селедкой и водочкой, поцеловал ручку Дарье Эдуардовне.

— Ваше общество доставляет мне массу удовольствия, — объявил он, усаживаясь, — и теперь я понимаю, почему славный мистер Холмс взял в помощники доктора Ватсона. Несомненно, доктор унаследовал от вас зоркость взгляда и проницательность, вкупе с пространственным мышлением.

— Да, вы правы, — горделиво подтвердила старая дама, — я читала, способности передаются только через поколение. Так что это мои дедуктивные способности и проявились в Джонике, их и ценит мистер Холмс.

— Я чувствую, в нас есть много родственного, — осторожно поощрил собеседницу к откровениям Лев Милеевич.

— Наша встреча не случайна, — согласилась Дарья Эдуардовна, — это перст судьбы. Хотя, признаюсь вам откровенно, я не очень-то поверила господину Либиду. Но он ни в чем не виноват. Я вообще никому никогда на слово не верю. А кроме того, давно разочаровалась в представителях сильной половины человечества. Вы стали для меня поистине счастливым исключением.

— Если вы не обидитесь, то я таков же, — признался с задушевной скромностью старый сыщик. — Тоже никому не верю на слово. И тоже давно разочаровался в представительницах половины человечества — только слабой половины. Но вы — исключение. Вы — дама сильная.

— Отлично, — улыбнулась сильная дама, — я рада, что мы нашли с вами общий язык. Сегодня у нас прекрасная возможность получше познакомиться друг с другом. Вы мне расскажете о себе. И о ваших подвигах в криминальной сфере. Англичане хорошие криминалисты, но лучшие среди них — наши люди. Сколько раз я обливалась слезами: если бы дочь моя вышла замуж за русского моряка, то внук стал бы русским сыщиком, умножил бы славу России. Теперь же остается только кусать локти с досады. Почему русский талант должен работать на английский сыск?

— Не огорчайтесь, Дарья Эдуардовна, — доверительно наклонился к собеседнице русский сыскарь, — в России еще полно даровитых людей. И полно преступлений, почище английских.

Захватывающую беседу прервал робкий стук в дверь, и в проеме появился смущенный истопник Игнат с медным тазом у самого брюха, в тазу внушительной горкой лежал колотый лед.

— Куда, ваше сияство, ставить? — обратился истопник к миссис Смит.

Пока старушка объясняла, Лапочкин смотрел на Чудина, топтавшегося у дверного проема: хозяин, выпучив глаза, подавал ему выразительные знаки, приглашая выйти.

Лев Милеевич с тяжелым вздохом поднялся и нехотя поплелся к дверям. Потом проследовал за хозяином гостиницы на площадку, где было значительно светлее.

— Господин помощник следователя, — зашипел Чудин, озираясь на запертые двери, — чрезвычайное происшествие. Не знаю, насколько оно полезно вам, но решил доложить. Игнат-то наш лед в бочке колол, а там, внутри льда — подштанники запечатлелись.

— Чьи подштанники? — похолодев, спросил Лапочкин.

— Не знаю, — продолжил Чудин, — Игнат думает, кто-то хулиганил. Но я велел ему принести их. Вот лежат.

Лев Милеевич перевел взгляд на табурет и узрел там бесформенный темный комок. Двумя пальцами он взялся за край тряпки и встряхнул ее перед собой — оттаявший лед блестящими каплями разлетелся вокруг. А еще через миг Лапочкин уже обеими руками держал на весу чьи-то весьма внушительные брюки, мокрые и изжамканные. Превозмогая омерзение, он засунул руку в правый карман и достал оттуда плоскую пластинку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это сложенный вчетверо лист бумаги. Бросив штаны на табурет, Лапочкин осторожно развернул бумагу — буквы хотя и расплылись, но превосходно читались.

— Что там? — не утерпел Чудин.

— Ничего особенного, — ответил помощник следователя, поворачиваясь так, чтобы нежелательный свидетель не мог прочитать. — Возьму на экспертизу. И штаны тоже упакуйте. Через час заберу. А пока было бы невежливо оставлять даму надолго одну.

Лапочкин не договорил главного: ему не терпелось отведать студня с хреном и положить в рот ломтик селедки. Тем более что теперь у него в руках было вещественное доказательство, по которому можно определить сообщника Сыромясова.

Ведь это сообщник ему писал: «Если желаешь убедиться в измене того, кто дорог тебе, после полуночи будь у “Бомбея”».