Деклан
Жена и ребенок. Господи, мог бы он хотя бы немного подождать? Я знаю, что он любит Элли, и очевидно, что они подходят друг другу, но это кажется таким чертовски быстрым.
— Можешь стереть это выражение со своего лица, — говорит Коннор, протягивая мне пиво. — Никто не просит тебя идти по моим стопам.
Я беру бутылку и поднимаю ее вверх.
— За это…
— Что?
— За то, что я не пойду по твоим стопам.
Он хихикает, а затем делает долгий глоток пива. Сделав глубокий вдох, он на несколько мгновений замолкает. Мы сидим на крыльце дома, который хранит в себе чертову уйму воспоминаний. Некоторые хорошие, некоторые плохие, я бы отдал все, чтобы забыть некоторые из них.
— Ты ведь знаешь, что мы совсем не такие, как он?
Вопрос заставляет меня сесть ровнее.
— Кто?
— Папа. Мы совсем не похожи на него. Мы не жестокие, не бессердечные, ну, может, ты и бессердечный, мне еще предстоит это выяснить.
— Смешно.
Коннор пожимает плечами.
— Я просто хочу сказать, что клятва, которую мы все дали, должна была защитить не только нас, но и женщин, которых мы могли любить, и детей, которых мы могли иметь. Я никогда не поднимал кулаки в гневе, даже если слишком много пил. Мы не похожи на него.
Он не может этого знать. Может, он и не похож на него, но я в этом не уверен. Я злюсь. Мне хотелось швырнуть кого-нибудь в стену, и это пугало меня больше всего на свете. Я никогда этого не делал, но я видел ярость.
— Я никогда не рискну.
— Значит, ты собираешься провести остаток жизни в одиночестве и бешенстве?
— Нет, — быстро говорю я. — Я буду богатым, счастливым, незамысловатым и все еще буду беспокоиться о своих трех братьях и их дерьмовом жизненном выборе.
Я смотрю в окно, вижу Сидни и Элли, которые над чем-то смеются, и моя грудь сжимается. Почему видеть ее так чертовски больно? После всего этого времени я надеялся забыть ее, но как по-настоящему смириться с потерей единственной, кого ты когда-либо хотел?
Она прекрасна, даже больше, чем когда мы были подростками. Ее волосы волнами спадают до середины спины, а голубые глаза еще ярче, чем я помнил. Я бы все отдал, чтобы вернуться в прошлое и обладать ею так, как раньше.
Сидни была свободна в своей любви. Она не сдерживалась и не заставляла меня добиваться ее. Она отдавала ее. Я не был достоин этого, но, Боже, я принял все это.
— Она могла бы простить тебя, знаешь? — говорит Коннор, заметив, куда упал мой взгляд.
— Нет.
— Ты также мог бы простить себя, но мы оба знаем, что этого не произойдет.
— Когда ты стал гребаным психоаналитиком? Я бросаю в него ответный взгляд, желая прекратить этот разговор.
Он смеется, а затем осушает свое пиво.
— Знаешь, я знаю, что ты старше и должен быть мудрее, но ты тупой.
Я поднимаюсь на ноги и бросаю взгляд на младшего брата.
— Тупой? Я тупой? Я тот, кто спасал твою задницу снова и снова. Я тот, у кого нет ничего в мире, что я боялся бы потерять.
— И ты думаешь, что это делает тебя лучше? Я скажу тебе, Дек, в этой жизни нет ничего лучше, чем иметь кого-то рядом с собой и детей. Ничего. Мы не гордимся прошлым, но мы прожили в нем восемь лет.
Он нереален. Он нашел Элли и вдруг решил, что все мы можем просто вернуться к той жизни, которая нам никогда не предназначалась? Это не так просто. Восемь лет назад я отказался от всего ради них. Я уехал от Сидни, чтобы защитить не только своих братьев, но и ее.
Я знал, что никогда не смогу здесь остаться. Мне не нужна жизнь на ферме или что-то подобное. Возможно, если бы я не жил в Нью-Йорке, я бы нашел способ, но когда я поступил в колледж, я изменился. Я увидел, что мир полон возможностей, которые не имеют ничего общего с коровами и землей. Я понял, что умен и могу вести бизнес без чьей-либо гребаной помощи.
Я сделал все это.
Я слишком часто работаю допоздна. Слишком много недель, когда меня заваливают делами, которые нужно делать, и я никогда бы не справился с этим, если бы был с ней.
Поэтому уход от нее был самым трудным и самым самоотверженным поступком в моей жизни.
И я бы сделал это еще раз.
Любовь к ней принесла бы ей только боль, и я бы отрезал себе руку на хрен, прежде чем позволить этому случиться снова.
— Ты ведешь себя так, будто все это так просто, Коннор. Некоторые из нас той ночью приняли решения, которые нельзя отменить.
— И я думаю, что мы с Элли понимаем это больше, чем многие другие.
Я откинул голову назад и уставился в ночное небо. Он прав. Боже, все так запуталось, и я устал от этого.
— Помнишь, когда жизнь была легкой?
— Я помню, когда мама была жива, но после этого…
— Определенно было нелегко.
Печально видеть, как один миг может изменить траекторию жизни. У меня были планы даже в одиннадцать лет. Я собирался стать таким же, как мой отец. Я хотел управлять этой фермой, жить здесь и растить семью, иметь все это, как мои родители.
Потом она умерла, и мечта исчезла.
— Быть здесь — это чертовски ужасно. Я думал, что раз уж я несколько раз возвращался, то это не будет так тяжело.
Рука Коннора ложится мне на плечо.
— Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Это нелегко, и тебе кажется, что ты вылезешь из своей кожи.
— А легче становится? — спрашиваю я его.
— И да, и нет. Иногда я клянусь, что слышу, как он кричит, и помню ощущения перед тем, как его кулак ударил меня по лицу. Воспоминания и кошмары таятся в каждом уголке этого места.
Я поворачиваю голову назад к дому и вижу девочек и Хэдли, танцующих в гостиной.
— Но они никогда не были кошмаром.
Коннор смотрит на меня с мягкой улыбкой.
— Нет, они — свет, который сияет, когда ты открываешь глаза и понимаешь, что ты больше не в этом аду.
— В первый раз, когда папа ударил меня, я пошел к Сид.
Она привела меня в свой дом, приложила к глазу лед и дала мне молоко с печеньем. Помню, я подумал: вот на какой девушке я хочу жениться.
— Я любил ее больше всего на свете и до сих пор считаю, что уйти от нее было правильным поступком.
— Но? — спрашивает Коннор.
— Но вернуться сюда, увидеть ее — это будет мучительно.
Коннор отставляет пиво и глубоко вздыхает.
— Ты упрямишься — вот что мучительно. Скажи ей правду, Дек. Пусть она узнает обо всех этих глупостях и обидах, через которые мы прошли. Не лги ей больше и перестань притворяться, что не любишь ее и не хочешь ее.
Хотеть ее и иметь ее — две совершенно разные вещи. Дело не только в обещании, которое мы дали, но и в понимании того, что такая жизнь нам не подходит. Ей нужен тот, кто не разрушен и готов отдать свое сердце без оговорок, и тот, кто останется. Этот человек — не я.
— Я никогда не полюблю никого настолько, чтобы захотеть жениться. У меня никогда не будет такой жизни, как у тебя, и в этом нет ничего такого, что бы меня печалило. Мне нравится быть одиноким. Мне нравится не беспокоиться ни о ком и ни о чем. Одна мысль о том, что я буду привязан к какому-то ребенку, заставляет меня броситься со скалы. Я никогда не стану отцом, и я чертовски уверен в этом, потому что это последнее, чего я хочу. Так что я счастлив, что это твоя мечта, брат, потому что это мой гребаный кошмар.
Я слышу вздох, а когда смотрю на дверь, Сидни уже стоит там, услышав каждое чертово слово из моей лжи.