Глава седьмая

Деклан

Жена и ребенок. Господи, мог бы он хотя бы немного подождать? Я знаю, что он любит Элли, и очевидно, что они подходят друг другу, но это кажется таким чертовски быстрым.

— Можешь стереть это выражение со своего лица, — говорит Коннор, протягивая мне пиво. — Никто не просит тебя идти по моим стопам.

Я беру бутылку и поднимаю ее вверх.

— За это…

— Что?

— За то, что я не пойду по твоим стопам.

Он хихикает, а затем делает долгий глоток пива. Сделав глубокий вдох, он на несколько мгновений замолкает. Мы сидим на крыльце дома, который хранит в себе чертову уйму воспоминаний. Некоторые хорошие, некоторые плохие, я бы отдал все, чтобы забыть некоторые из них.

— Ты ведь знаешь, что мы совсем не такие, как он?

Вопрос заставляет меня сесть ровнее.

— Кто?

— Папа. Мы совсем не похожи на него. Мы не жестокие, не бессердечные, ну, может, ты и бессердечный, мне еще предстоит это выяснить.

— Смешно.

Коннор пожимает плечами.

— Я просто хочу сказать, что клятва, которую мы все дали, должна была защитить не только нас, но и женщин, которых мы могли любить, и детей, которых мы могли иметь. Я никогда не поднимал кулаки в гневе, даже если слишком много пил. Мы не похожи на него.

Он не может этого знать. Может, он и не похож на него, но я в этом не уверен. Я злюсь. Мне хотелось швырнуть кого-нибудь в стену, и это пугало меня больше всего на свете. Я никогда этого не делал, но я видел ярость.

— Я никогда не рискну.

— Значит, ты собираешься провести остаток жизни в одиночестве и бешенстве?

— Нет, — быстро говорю я. — Я буду богатым, счастливым, незамысловатым и все еще буду беспокоиться о своих трех братьях и их дерьмовом жизненном выборе.

Я смотрю в окно, вижу Сидни и Элли, которые над чем-то смеются, и моя грудь сжимается. Почему видеть ее так чертовски больно? После всего этого времени я надеялся забыть ее, но как по-настоящему смириться с потерей единственной, кого ты когда-либо хотел?

Она прекрасна, даже больше, чем когда мы были подростками. Ее волосы волнами спадают до середины спины, а голубые глаза еще ярче, чем я помнил. Я бы все отдал, чтобы вернуться в прошлое и обладать ею так, как раньше.

Сидни была свободна в своей любви. Она не сдерживалась и не заставляла меня добиваться ее. Она отдавала ее. Я не был достоин этого, но, Боже, я принял все это.

— Она могла бы простить тебя, знаешь? — говорит Коннор, заметив, куда упал мой взгляд.

— Нет.

— Ты также мог бы простить себя, но мы оба знаем, что этого не произойдет.

— Когда ты стал гребаным психоаналитиком? Я бросаю в него ответный взгляд, желая прекратить этот разговор.

Он смеется, а затем осушает свое пиво.

— Знаешь, я знаю, что ты старше и должен быть мудрее, но ты тупой.

Я поднимаюсь на ноги и бросаю взгляд на младшего брата.

— Тупой? Я тупой? Я тот, кто спасал твою задницу снова и снова. Я тот, у кого нет ничего в мире, что я боялся бы потерять.

— И ты думаешь, что это делает тебя лучше? Я скажу тебе, Дек, в этой жизни нет ничего лучше, чем иметь кого-то рядом с собой и детей. Ничего. Мы не гордимся прошлым, но мы прожили в нем восемь лет.

Он нереален. Он нашел Элли и вдруг решил, что все мы можем просто вернуться к той жизни, которая нам никогда не предназначалась? Это не так просто. Восемь лет назад я отказался от всего ради них. Я уехал от Сидни, чтобы защитить не только своих братьев, но и ее.

Я знал, что никогда не смогу здесь остаться. Мне не нужна жизнь на ферме или что-то подобное. Возможно, если бы я не жил в Нью-Йорке, я бы нашел способ, но когда я поступил в колледж, я изменился. Я увидел, что мир полон возможностей, которые не имеют ничего общего с коровами и землей. Я понял, что умен и могу вести бизнес без чьей-либо гребаной помощи.

Я сделал все это.

Я слишком часто работаю допоздна. Слишком много недель, когда меня заваливают делами, которые нужно делать, и я никогда бы не справился с этим, если бы был с ней.

Поэтому уход от нее был самым трудным и самым самоотверженным поступком в моей жизни.

И я бы сделал это еще раз.

Любовь к ней принесла бы ей только боль, и я бы отрезал себе руку на хрен, прежде чем позволить этому случиться снова.

— Ты ведешь себя так, будто все это так просто, Коннор. Некоторые из нас той ночью приняли решения, которые нельзя отменить.

— И я думаю, что мы с Элли понимаем это больше, чем многие другие.

Я откинул голову назад и уставился в ночное небо. Он прав. Боже, все так запуталось, и я устал от этого.

— Помнишь, когда жизнь была легкой?

— Я помню, когда мама была жива, но после этого…

— Определенно было нелегко.

Печально видеть, как один миг может изменить траекторию жизни. У меня были планы даже в одиннадцать лет. Я собирался стать таким же, как мой отец. Я хотел управлять этой фермой, жить здесь и растить семью, иметь все это, как мои родители.

Потом она умерла, и мечта исчезла.

— Быть здесь — это чертовски ужасно. Я думал, что раз уж я несколько раз возвращался, то это не будет так тяжело.

Рука Коннора ложится мне на плечо.

— Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Это нелегко, и тебе кажется, что ты вылезешь из своей кожи.

— А легче становится? — спрашиваю я его.

— И да, и нет. Иногда я клянусь, что слышу, как он кричит, и помню ощущения перед тем, как его кулак ударил меня по лицу. Воспоминания и кошмары таятся в каждом уголке этого места.

Я поворачиваю голову назад к дому и вижу девочек и Хэдли, танцующих в гостиной.

— Но они никогда не были кошмаром.

Коннор смотрит на меня с мягкой улыбкой.

— Нет, они — свет, который сияет, когда ты открываешь глаза и понимаешь, что ты больше не в этом аду.

— В первый раз, когда папа ударил меня, я пошел к Сид.

Она привела меня в свой дом, приложила к глазу лед и дала мне молоко с печеньем. Помню, я подумал: вот на какой девушке я хочу жениться.

— Я любил ее больше всего на свете и до сих пор считаю, что уйти от нее было правильным поступком.

— Но? — спрашивает Коннор.

— Но вернуться сюда, увидеть ее — это будет мучительно.

Коннор отставляет пиво и глубоко вздыхает.

— Ты упрямишься — вот что мучительно. Скажи ей правду, Дек. Пусть она узнает обо всех этих глупостях и обидах, через которые мы прошли. Не лги ей больше и перестань притворяться, что не любишь ее и не хочешь ее.

Хотеть ее и иметь ее — две совершенно разные вещи. Дело не только в обещании, которое мы дали, но и в понимании того, что такая жизнь нам не подходит. Ей нужен тот, кто не разрушен и готов отдать свое сердце без оговорок, и тот, кто останется. Этот человек — не я.

— Я никогда не полюблю никого настолько, чтобы захотеть жениться. У меня никогда не будет такой жизни, как у тебя, и в этом нет ничего такого, что бы меня печалило. Мне нравится быть одиноким. Мне нравится не беспокоиться ни о ком и ни о чем. Одна мысль о том, что я буду привязан к какому-то ребенку, заставляет меня броситься со скалы. Я никогда не стану отцом, и я чертовски уверен в этом, потому что это последнее, чего я хочу. Так что я счастлив, что это твоя мечта, брат, потому что это мой гребаный кошмар.

Я слышу вздох, а когда смотрю на дверь, Сидни уже стоит там, услышав каждое чертово слово из моей лжи.

Загрузка...