Глава 10 Японская пословица: Лучше данго, чем цветы*

Я в прозрачном ключе

принимаю целебную ванну —

притаилось на дне

белой лилии отраженье.

В двадцать лет так прекрасно лето!

Автор Акико Ёсано — японская поэтесса. Автор сборников «Спутанные волосы» (1901), «Маленький веер» (1904), «Плащ любви» (1905), «Танцовщица» (1906). Настоящее имя Хо Сё. Выступала также как теоретик поэзии танка и синтайси, литературный критик, прозаик. Ёсано была открытой феминисткой, выступала за права женщин и основала женский институт. Поэтесса была одной из первых представителей в истории японской культуры, понимающей и берущей на себя ответственность за то, что происходит в обществе и жизни. Образ девушки, не желавшей мириться с второстепенным положением женщины в дома в семье, бросившей отчий дом ради любимого, пронизывает её творчество революционным духом романтизма. Её стихотворения говорят об искренности и фальши, срывают «маску лицемерия с учёных, толкующих Путь». В браке Акико Ёсано была счастлива, у супругов было одиннадцать детей.

Перевод с японского А. А. Долина

* * *

— Могущественная хозяйка, мы что, будем ночевать в лесу? — не поверил Бакэ.

— Да, — кивнула я, доставая из Инро циновку, подушку и одеяло, благо теперь я была не в пример запасливее.

— Но тут ёкаи! Они тут бродят! — запротестовал он в который раз.

— Значит положим вакидзаси рядом с головой и будем начеку, — пожала я плечами.

— Вы будете сражаться с полчищами ёкаев?

— Да, если придется, — хладнокровно заявила я. — Бакэ, если мы вернемся домой, то никакого болота нам не видать, как твоих ушей! — и я снова рассмеялась, потому что ушей у него и в самом деле не было, и он так забавно принялся их искать у себя на голове.

— Думаете, завтра появится болото? — завершив ничем не увенчавшиеся поиски спросил Бакэ.

— Да. Ну… или не появиться. Тогда переночуем еще раз. Но из леса я не уйду, — ответила я, укладываясь на циновку и накрываясь одеялом.

Баке юркнул ко мне и, завозившись, устроился рядом.

— Спите хозяйка. Бакэ покараулит, — шепнул он. — Тут столько магии, Бакэ впрок накушается, и ему надолго хватит. К тому же запасы нам теперь не помешают. Я в Инро буду складывать.

— Договорились, домовитый ты мой, — и я расслабилась.

Утром, после того, как я позавтракала, мы снова двинулись в путь. Ночь, кстати, прошла спокойно, и ни один ёкай даже близко не подошёл к нашей стоянке.

Я шла все дальше и дальше, и вот, наконец, деревья стали ниже, и листьев на них становилось все меньше, а под ногами захлюпала вода.

Лес уже напоминал не цветущий сад, а длинные мертвые палки, торчащие из земли, но и они становились все реже и реже.

Я шла, поминутно проваливаясь по колено в болото, но все же тащилась вперед. Здесь было неглубоко. Сколько бы не проверяла палкой путь — глубина была всё время одинаковая, примерно по колено. Я хорошо помнила, как именно стоит передвигаться по болоту, и не спешила, твердо зная, что можно провалится в любой момент, и вряд ли меня кто-то придёт вытаскивать. И тогда придется, как Мюнхгаузен, магией себя вместе с конем… Ну… С Бакэ. Но магию я собиралась экономить, потому что никто не знает, как оно все повернется.

Свои клинки мне все же пришлось убрать в Инро, но после того, как ночью нас не побеспокоили, я решила, что в ближайшее время они мне не понадобятся.

Испытательный домик я увидела издалека, потому что деревья к тому времени закончились, и передо мной простиралось болото во всей своей красе: с мелкими кусачими мошками, вредными испарениями, странными, летающими над булькающей водой, огненными шариками и подозрительными болотными кочками. Только вот домик скорее напоминал избушку ведьмы или Бабы Яги из русских сказок, что каким-то неведомым образом оказалась на островке среди болота.

Я, опираясь на палку, добрела до твердой земли и выдохнула.

— И в самом деле. Все пришли посмотреть, могущественная хозяйка, — шепотом сказал мне Бакэ.

Я огляделась, но никого не увидела. Но если ёкаи хотели, я могла их и не увидеть. Бакэ же видел, и я ему поверила. Не нападают — и ладно.

Но мне нужно в домик. Я уже было собиралась войти, когда вспомнила о том, что меня просили «проявить милосердие», и огляделась.

Я ничего ровным счетом не увидела. Но я же упорная? Не путать с «упрямая»! И я двинулась вокруг домика.

С другой стороны все тоже было тихо, но, когда я уже было протянула руку к дверной ручке, за моей спиной послышался писк.

Я вернулась и пристально осмотрела болото.

— Помогите, — жалобно позвали меня, и я, ориентируясь скорее на звук, подошла и присела перед маленькой мохнатой кочкой, у которой оказались глазки.

— Ты кто, пушистик? — спросила я, но существо жутко смутилось и показало на лапки, которые крепко увязли в болотной жиже, и запищало.

— Могущественная хозяйка, и даже не думайте! Это Абуми-гути**. Не трогай его! — возмутился Бакэ у меня на плече.

— Стремя? Серьезно? То есть мало мне сандалии, теперь у меня еще к нему и стремя есть? — хмыкнула я, впрочем, не спеша дотрагиваться до пушистика.

— Это стремя воина, которое он потерял в бою. И никто его не подобрал. Значит воин погиб! — продолжал упорствовать Бакэ.

— Ну почему сразу погиб? Может просто потерял? — и я все же протянула руку и погладила пушистика.

А существо вдруг открыло довольно большой рот и издало звук, похожий на ржание лошади. Я удивленно отдернула руку.

— Вот! Хозяйка! Мы его не прокормим. Знаете сколько он магии будет есть? Это вам не скромная дзори! — продолжал упорствовать Бакэ.

А я прислушивалась к его словам, потому что, прежде чем брать ещё одного питомца… в смысле ёкая, нужно все же выслушать того, что уже живет с нами.

— Кроме того, что он прожорлив, еще есть аргументы?

— Если его хозяин погиб, а его друзья не подобрали стремя на поле боя, значит оно совершенно никчемное. А зачем нам никчемный ёкай?

— Это он тогда был никчемный, потому что у него велосипеда не было, — развеселилась я.

— Вы про что это, хозяйка? — насупился Бакэ.

— Это я так. Я не слышала, чтобы лошадиная амуниция была агрессивной.

— Нет, он не злой. Он приставучий и плачет все время. Хозяина зовет, — скривился Бакэ.

— Давай возьмем? — все же попросила я Бакэ.

— Он грязный и вонючий! И куда вы его денете? Вам же испытание проходить! — привел он последний аргумент.

— В Инро посажу?

— Куда? Он мне еду перепачкает! И ваши дорогие кимоно! Нет! — запротестовал Бакэ, но я уже видела, что он принял нового ёкая.

— Вот ты за ним и проследишь.

Я вытащила пушистика из болота и отряхнула. Магию по-прежнему не использовала.

— Оба полезайте в Инро. Придем домой — разберемся. Бакэ, и вправду, проследи, чтобы он ничего там не испачкал, — я отправила обоих ёкаев в Инро.

— Стремя и сандаля… Нда… Похоже, я вляпалась. Символично, учитывая, куда я иду, — обреченно подумала я и открыла дверь домика для испытаний.

Я прекрасно помнила миф о Геракле, который расчищал Авгиевы конюшни, и как ему этот подвиг не засчитали. В детстве я всегда возмущалась! Ну как же? Не засчитали, а он ведь такой молодец! А не засчитали потому, что он должен был поработать ручками, а вместо этого он провел туда русло реки и все смыл. Я восхищалась его находчивостью и морщила нос. Кидать навоз? Это же фу? Разве может настоящий герой, весь такой в шкуре и при мускулах, и кидать навоз? Нет, конечно! И только гораздо позже я поняла, что герой это тот, кто может поменять памперсы своему ребенку и не поморщится при этом, и не попросить противогаз и противочумной костюм с таким длинным клювом.

А еще в моем детстве был такой замечательный фильм про незадачливых жуликов. И там рассказывалось, что в Турции был такой серьезный и страшный обычай поступать с ворами. Про чан с дерьмом и голову воришки, что из чана торчит. Про янычара с мечом, который проводит над чаном каждые пять минут, а вор должен нырять, а если не ныряет, то голова с плеч. В детстве мне все время казалось это жутким варварством, и что я бы вот ни за что бы не нырнула!

Годы идут и постепенно ты понимаешь, что чан с дерьмом — это не самое страшное, что может случиться с тобой в жизни. Гораздо хуже, когда родные тебе люди вываливают этот чан с дерьмом тебе в душу. Всегда можно отмыться, сходить в баню и смыть всю грязь с тела. А как ты вымоешь ее из души? С годами я совершенно по-другому стала относиться к таким вещам.

Но я при этом прекрасно понимала, почему это испытание не проводится в самом начале. Сейчас, когда у тебя все пять хвостов, ты вся такая сильная, гордая и могущественная лисичка! А ты при этом что? Должна сражаться с ёкаеми, стоя по колено в навозе? Это вообще как? Того и гляди, испачкаешься и измажешься. Оно еще и воняет отвратительно и постоянно тебя отвлекает.

Меня не отвлекало.

Я знала, что от этого зависит моя жизнь, и что, если я не буду уходить от атаки, то я погибну. А к тому, что творилось у меня под ногами, относилась, как к обычной грязи.

Мечи в этом испытании задействованы не были. Это не достойно и неправильно их использовать в таком деле. Их даже и не доставали, еще и потому, что особого смысла в этом не было. Ёкаи, которые нападали в этом испытании, тел не имели. И мечи против них были совершенно бесполезны. Только магия, так что, не зря я её так берегла.

Я вошла в дом и почти точно так же, как и тогда, когда я сражалась в испытании силы на мечах, стены домика стали прозрачными, и к нему подтянулось множество любопытствующих ёкаев. Но мне некогда было их рассматривать, хотя посмотреть там было на что. Только и успела заметить с удобством расположившегося на подушках Нурарихёна, попивающего чай.

Я почти мгновенно полетела на пол, покрытый вонючей жижей экскрементов, уворачиваясь от огненного дуновения ёкая.

В домике летало не меньше пяти Убага-би***. Выглядели они, как огненные мячи для баскетбола и при этом в центре угадывалось лицо старухи, вредной, как все мои бывшие свекрови вместе взятые, и при этом она плевалась огнем. Ну, все по классике. Чем еще может плеваться свекровь? Только огнем. Нет, бывает, что кому-то со свекровью и везет, но тогда точно не везет с бабушкой у подъезда, или с соседкой по лестничной клетке. В любом случае, в жизни каждого бывает вот такая старушенция, плюющаяся огнем почём зря!

Я уворачивалась и отправляла в ответ огненные шары.

Постепенно количество парящих огненных бабок стало сокращаться. Моя магия и лисий огонь разили точно в цель. Сама я ставила щиты и уворачивалась, не боясь испачкаться. Могло не хватить магии? Да, могло! И тогда в тебя прилетит огненная струя и спалит тебя дотла. Поэтому на щитах стоило экономить и ставить их не на… дерьмо… а на струю огня, что в тебя летела.

Я выдохнула, когда все Убага-би в комнате закончились. Но радовалась я рано.

Прямо на полу стали вырастать большие гнойники, похожие на гигантские прыщи. И в домике, к и так не самому приятному запаху, стал примешиваться запах гноя.

— Уван! — громко разнеслось вокруг, а я просто чудом успела поставить щит и уйти от мощной звуковой волны.

Я мысленно застонала, но не дала себе и мгновенья, чтобы расслабиться! Новый бестелесный ёкай, которого так и называют по звуку, который он издает — уван****.

Звуковая магическая волна должна была сбить меня с ног, оглушить и контузить. Но я чудом успела и, увеличивая голос магией, громко заорала в ответ:

— Уван!!!

И ёкай показался. Это было огромное, похожее на тесто тело. Вот его вынули из плошки, в которой оно поднималось, положили на стол, накрыли полотенцем и оставили дозревать. Но что-то пошло не так, и оно зажило своей жизнью. Это существо и было похоже на тесто, в которое добавили слишком много дрожжей.

Уван летал, оглушал и орал на меня. Я уворачивалась и орала в ответ.

Стараться при этом не сбить ногами, руками и телом огромные гниющие и взрывающиеся пузыри? Ага… Щаз! Я жить хочу! Хочу вернуться к Тамэ, хочу любить его и быть любимой. Если при этом мне нужно вот так изгваздаться? Ну, значит нужно!

Магии хватило. Я сначала измотала Увана, а потом и добила, спалив его бестелесную магическую тушку лисьим огнем.

Я начала медленно вставать с колен, на которые приземлилась. Руки скользили по жидкой противной жиже, но я была упорной. Я встала и огляделась. Стен не было, и со всех сторон на меня смотрели рожи, разной степени противности. Просто цирк уродов. Мне страшно? Нет. Я сама согласилась на это. Рожи скалились, некоторые хохотали и показывали на меня пальцами. Но мне было совершенно всё равно. Этот смех до меня даже не доносился. Магическая преграда домика надежно защищала, и вокруг стояла тишина.

Вдруг пол подо мной зашевелился, и по нему поползла… плесень. И к остальным запахам прибавился запах гнили. Плесень была голубоватого и зеленого цвета. Из нее тянулись длинные щупы, образующие ветвящийся мицелий с крупными плодовыми телами.

И вот из этой зеленовато-синей массы стали вылетать шарики такого же цвета с длинными хвостами. Я не сразу их и заметила, приняв за плесень. Но вот эти шарики стали подбираться ко мне, стараясь ужалить. Хитодама*****, вредный ёкай, стремящийся все запутать, перепутать и увести с правильного пути. Говорили, что, когда человек умирает, его душа избавляется вот от такой гнили и выкидывает всю грязь за ненадобностью, как мы выкидываем забытые и заплесневелые продукты из холодильника. И важно, чтобы этих сине-зеленых шариков с длинными хвостами не было, когда рождается ребенок. И я принялась уничтожать их с особой свирепостью. Они тоже не имели телесной оболочки и только магия могла быть применима. Но ее становилось все меньше.

Не поторопилась ли я? Может быть стоило все же стать взрослее? Все же по меркам кицунэ я очень маленькая. «Ребенок», как назвал меня Нурарихён. Юри вот верила в то, что иногда кицуне удавалось стать очень сильными и проходить это испытание, даже не испачкав полы кимоно. Хватало магии и на монстров, и на щиты, не пропускающие даже запахи. И собиралась откладывать это испытание, пока можно будет.

Но я не могла ждать. За это время Тамэ убьют. Я отсутствовала всего три месяца. Там я только и успела, что намыть руды, сделать клинки и… влюбиться. А тут, в Долине, прошло почти три года. Я не могу этого допустить.

Один из синих шаров все же задел меня длинным хвостом, больно ударив по плечу. До этого раны не были такими серьезными. Тань грязного кимоно порвалась и на руке вспухал рубец, как будто меня ударили кнутом. Было больно и жгло, наверняка еще и яд в придачу к остальным моим проблемам.

Я уничтожила последнюю хитодаму и поняла, что магия закончилась.

Я зажала онемевшую руку и осознала, что даже если бы магия и не закончилась, то я бы все равно с такой рукой толком ничего путного и не наколдовала бы.

И тут я с удивлением увидела, как плесень исчезает, пол становится идеально чистым и гладким. И вот уже я стою, вся грязная и вонючая, на идеально чистом полу, который пачкаю кровью, что стекает по моей руке. Грязная и вонючая жижа, обильно украшающая мою одежду, тоже стекала и пачкала пол.

Ёкаи стали отступать от прозрачных стен, а за мной появилась дверь, которая открылась сама.

Я сделала шаг, а за ним еще один. Нужно уходить.

Я вышла из домика и увидела красную арку Тории.

Я с трудом до нее доползла, но все же доползла, сцепив зубы. Что было особенно замечательным, так это то, что за аркой Тории сверкал и переливался золотом сад перед замком Владыки Куцунэ. Как бы приглашая меня на прием к Владыке. Замок Владыки сиял белизной, издеваясь над моей испачканной и вонючей одеждой. Мне затормозить? Не идти дальше? Испугаться испачкать это бело-золотое великолепие?

Не дождетесь! Очень хорошо помню, что «Не все то золото, что блестит», и я вступила в ворота Тории.

И опять знакомая боль, потому что всю магию я израсходовала, а теперь она заново наполняла мое тело. А потом раны затягивались, одежда и кожа чистились, а я как будто вымылась прямо в одежде. И даже кимоно арка выбелила и расшила розовыми цветами, хотя до этого оно было серым и невзрачным, я в таком у людей железный песок мыла.

Волосы сами заплелись в причудливую прическу, и в них появились золотые шпильки.

Я вывалилась из арки Тории, но упасть мне не дали. Сильные руки Нобу схватили меня за локти и поставили на ноги.

— Ты как? — спросил он, но при этом в голосе не слышалось особой тревоги, как будто он за меня совершенно и не волновался, будучи уверенным что я справлюсь.

— Нормально, — ответила я и пошевелила еще одним, шестым, розовым хвостом. — Ну, стать чёрной лисой я даже и не рассчитывала. Не с моим везением.

— Размечталась! — и меня потащили по саду прямо к замку Владыки Кицунэ.

У ступеней нас встретил Кио, сладко мне улыбнулся и проворковал:

— Ты долго!

— Долго⁈ — возмутилась я.

— Твой Тамэ влип в историю, пока ты тут прохлаждаешься! — коварно ответил он и, подхватив меня с другой стороны, потащил вместе с Нобу вверх по лестнице в замок.

— Я сама умею! — попыталась я было возмутиться, но на ноги мне встать так и не дали.

Они несли меня, зажав с двух сторон, по замку. А я только и успела спросить прежде, чем мы затормозили перед знакомой дверью.

— Он жив?

— Да, — кивнул Нобу.

— Но это ненадолго, — обнадежил и утешил меня Кио, хитрый белый гад… в смысле лис.

Меня втолкнули в знакомые розовые комнаты, с той лишь разницей, что в этот раз оба учителя зашли со мной, а Владыка Кицунэ уже ждал нас.

Он рассматривал еще одну кружащуюся розовую девушку, появившуюся на стене. Она была так же, как и другие — размыта и нечётка. Не трудно догадаться, что вот это была я. Вся такая криворукая и неуклюжая. Но зато на стене во дворце Владыки Кицунэ! Я бы возгордилась, да рассмотреть толком ничего и не успела. Нобу отвесил мне подзатыльник, и я склонилась в традиционном поклоне.

Учителя поклонились вслед за мной, и Нобу тихо произнес:

— Приветствуем тебя, Владыка!


*Под Новый год принято вешать дома 12 данго, символизирующие 12 месяцев, на сухие ветки в качестве пожелания благополучия. Отсюда пошла поговорка «Лучше данго, чем цветы». Русский аналог поговорки «Соловья баснями не кормят».

**Абуми-гути — «стремя-рот» ёкай в японском фольклоре. Странное пушистое существо, которое появляется на свет из старого лошадиного стремени, которое принадлежало воину-всаднику, погибшему на войне, в том случае, если соратники оставляли стремя брошенным на поле брани.

Считается, что абуми-гути, подобно преданному псу, будет ожидать своего господина в том месте, где забыли стремя, а так как павший в бою прежним уже не вернётся, то его абуми-гути навсегда обречён на одиночество.

***Убага-би — это вид хи-но тама, то есть ёкаев в виде огненных шаров, известный по легендам провинций Тамба и Кавати. В дождливые ночи он появляется на берегах рек, в виде огненного шара, около фута в поперечнике, в глубине которого можно разглядеть старушечье лицо.

Иногда он принимает облик курицы, но никогда не остается в таком виде надолго. Убага-би зарождаются из призраков старых женщин, уличённых в краже лампового масла и умерших от стыда. Убага-би может в мгновение ока переноситься на большие — до четырех километров, — расстояния. Иногда они слегка касаются чьего-нибудь плеча и улетают в темноту. Бедняги, которых коснулся убага-би, неизменно умирают в течении трёх лет. Однако, если человек успеет крикнуть «Абура-саси!» «Воровка масла!» до того, как убага-би коснётся его, то ёкай исчезнет. Похоже стыд из-за этого обвинения так велик, что его невозможно стерпеть даже после смерти.

****Уван — в японском фольклоре — бестелесный голос, который населяет старые, заброшенные храмы и дома. Согласно древним легендам из префектуры Аомори, когда человек входит в одно из подобных зданий, этот бестелесный ёкай кричит пронзительным голосом слово «уван!», причём звук слышен только людям внутри здания — те, кто находится снаружи — не слышат ничего.

Так как уван не имеет физического или астрального тела и состоит только из звука, он не представляет никакой опасности. Старинные японские легенды приводят несколько примеров встреч с такими ёкаями как уван, которые состоят только лишь из звука, света или других природных явлений. В период Эдо, однако, художники наделяют этих духов физическими телами.

*****Хитодама — Ёкаи, представляющие собой голубые или зелёные сферы с длинными хвостами. Обычно Хитодама появляются летом, вблизи кладбищ и в мрачных лесах.

Если верить японским слухам, то они появляются рядом с умирающим человеком, как проявление души, покидающей тело и готовой отойти в иной мир. Некоторые рассказывают, что видели Хитодама перед рождением ребёнка. Большая часть Хитодама гаснет или падает на землю после того, как люди замечают их. А ещё Хитодама уводят путников с правильного пути и делают так, чтобы они заблудились.

Загрузка...