Чэч: Становление бродяги

Глава 25

— Просыпайся, парень, — толкнул меня вбок Агееч, — Иван свистит да с переливами, что твой бильбиль. Заметил что-то, знак подаёт.

— Ага, — я сел на тюфяке, который вчера вечером бросил прямо на пол сторожевой вышки, возвышающейся над частоколом. Мотнул головой, прогоняя сонную одурь. Не спеша, поднялся, одновременно прогибаясь в пояснице. Если Иван свистит, значит особой опасности пока нет, и можно не нестись сломя голову. Проверил топор — на поясе родной. За последнее время я так привык с ним спать, не снимая, что теперь без него голым себя чувствую. Улыбнувшись, поправил одеяло у распинавшегося Муклуша. Сопит наш вояка, ничего не слышит. Не захотел один на сеновале ночевать, с нами в будку попёрся. Да ещё приятеля своего нового, котёнка нхан су, прихватил. Тот тоже спит, свернувшись комочком и засунув мордочку мальчишке подмышку. Ну, пусть спят. Подхватив прислонённые к стене арбалет и копьё, вышел на мостки, прикреплённые к верхней части брёвен частокола, и поспешил за ушедшим уже вперёд стариком.

Вчера, пока Гнарлак и Агееч уже готовились друг другу бока намять, торгуясь за быка, второй хозяин хутора Карл, показал, куда можно фургон загнать. Место нам под навесом выделили, примыкающим к частоколу.

— Долго думали, куда вас на постой определить, — как бы извиняясь, развёл руками хозяин. — Чтобы и самим не стесниться, и вам удобно было. Уж извините, в дом не приглашаем, жёны там и детишки малые, а гостевой избы не построили. Незачем было. В хлев или сарай тоже вроде не дело. Так что самый лучший вариант — на сеновале. Вон, на него вход по лестнице, а в хлеву ещё вторая есть. Сена там ещё хватает, так что спасть на мягком будете. Мы там ещё тюфяки и одеяла шерстяные положили — так что ночью не замёрзнете. Одна просьба — с открытым огнём поаккуратнее.

Замолчав, старик внимательно на меня посмотрел, ожидая, как я отреагирую на его слова.

— Мы все тут некурящие. А сеновал? Сеновал — это просто здорово! — успокоил я главу хутора. — Мы-то последние два месяца вообще в фургоне спали и до этого не барствовали.

— Быка можете распрягать и вон в тот загон определять, гоблины его накормят и напоят. Раньше мы там Волата держали, пока его волки, чтоб им пусто было, не задрали. Кормить вас…

— Кормить будем! — послышался квакающий голос второго главы. — Два раза в день, завтраком и ужином!..

— Кормить ты нас и по Укладу должон! Ибо не на постой к вам заехали, а работу делать, с которой сами не справляетесь! Да и чем ты нас кормить будешь, это весной-то? Кашей пустой, на воде сваренной? Так, мы себе сами этой каши в любой момент наварим, да ещё с мясом. Бродяги мы или прощелыги какие? Ты что дельное предлагай…

— Ну, — виновато улыбнулся мне Карл, — прав твой ватажник, с мясом у нас сейчас тяжко, детишкам малым только его и даём. Им для росту требуется. Но кашу маслом сдабриваем не жалея. Да и рыба каждую неделю есть — не голодаем. Сегодня мы поужинали уже, но вам соберём и накормим. А потом в баньке помоетесь. Только попариться не получится — веники закончились. Они у нас привозные. Я сейчас распоряжусь, воды натаскают и подтопят.

Пока я распрягал Бурого, к нам подошёл молоденький гоблин и сказал, что он уже быку в загоне и сена наложил и поилку свежей водой заполнил, можно заводить. А как бык поест, он его расчешет и здоровье проверит и, если надо, подлечит — умения у него соответствующие есть. Слушая гоблина, я невольно улыбнулся. Больно уж тот на гнома Бигора, внука Сайроса, манерой был похож. Не став разочаровывать малого, разрешил:

— Хорошо отведи Бурого в загон и осмотри.

— Миклуш, — позвал я нашего пацанёнка, всё ещё сидящего на облучке, — выдай парню меру зерна, пусть в кормушку добавит. Думаю, нашему Бурому скоро сил много потребуется, на одном сене не вывезет. А потом вещи наши на сеновал подними.

— Уважаемый Карл, просьба к вам небольшая. Пока ужин да баньку ждём, дай провожатого, пусть они с Иваном по периметру пройдутся, посмотрят.

— Иван, посмотришь, мыслями своими поделишься.

— Хорошо.

Тут ко мне подошёл довольный, словно кот, валерьяны нанюхавшийся, Агееч.

— Уломал-таки я этого сквалыгу. Он нам, если ночью сторожить станем, по две склянки на брата зелье «Бувов глаз» выдавать пообещался, что в темноте лучше видеть позволяет. Качество говорит отменное, его их мужики пьют, когда под землю в шахту лезут.

— Услышал всё-таки, о чём мы с Яковом говорили.

— Так, вы особо и не скрывались, всего надо было только прислушаться. Так вот, я этого сквалыгу уломал рецепт зелья дать. Оказался очень простой, хоть и гоблинский, траву, в его состав входящую, почитай в любом месте, сыскать можно в нужном количестве. Эх, раньше бы про него знать…

— А он тебе обманку не подсунул?

— Попробовал бы, — отмахнулся Агееч. — Что я сапог, прохудившийся какой, чтобы на обманку повестись. Да и Суть этот рецепт подтвердила. Я тебе его попозже расскажу — тебе, как бугру ватаги, знать его желательно.

Позже, когда мы ужинали, чем хозяева угощали, бывший полусотник делился впечатлениями.

— Частокол высокий, крепкий не такой, конечно, как в тех же Ясенках отстроен, но там и от других тварей, двуногих, обороняться приходится. Волкам такой частокол никак не преодолеть, не перепрыгнут они его. На такое, наверное, только нхан су способны с их умением телепортироваться. Но их тут сроду не видели. Специально у местных уточнял. А чтобы у волков такая способность была — не слышал. Рвануть с места, цапнуть так, чтобы быку заднюю ногу за раз перекусить или целый шмат мяса с жертвы выдрать — это да. Это они умеют, а чтобы телепортироваться…

— Подкоп? — продолжал делиться мыслями Иван. — Да, пусть попробуют — глубже трёх метров копать замучаются, а выше всё тот же частокол, да ещё камнем с двух сторон укреплённый. Да такой частокол, наверное, только маммут сломать сможет, да и если не один, втроём-вчетвером наваляться. Но откуда в наших краях маммуты, их только далеко не севере видели. И то не понятно, что там правда в тех рассказах, а что байка очередная.

— Значит, местным ничего не угрожает?

— Пока они здесь, на подворье, думаю, что нет.

— Хорошо.

— Им хорошо, а нам нет.

— Поясни.

— Прошлой ночью, когда зверьё под самой стеной выть вздумало, местные постреляли да пошумели, чтобы их отогнать. Да ни разу не попали. Возможно, сегодняшней ночью твари снова пожалуют. Если нам повезёт — двоих-троих завалим. И всё. Волк — зверь умный. Больше на дистанцию выстрела не подойдёт. Придётся нам наружу выходить и там волков бить.

— Надо — выйдем, — вставил своё слово Агееч. — Я и не надеялся их, тут сидя, перебить.

— Я свами пойду, — тут же вставил Иван, — лишним не буду. Долина небольшая, далеко бегать не придётся.

— И я пойду! — тут же влез Миклуш.

— Нет, Миклуш. А кто тогда наш отход, в случае чего прикрывать будет? Ты и будешь. А кому я это дело доверить могу?

И вот волки в гости пожаловали. Вечером мы долину осматривали, она со стены как на ладони вся видна, ни одной твари не заметили.

— Вон они, — указал рукой полусотник куда-то влево на западную сторону долины. — Видишь вон ту плоскую вершину, прямо через неё и идут в открытую, то ли дурные, то ли наглые. Что, впрочем, одно от другого почти не отличается. Больше десяти голов насчитал, но их гораздо больше.

Я вгляделся в ту сторону, пытаясь хоть что-то рассмотреть на склонах холмов, едва подсвеченных тусклым светом луны, прикрывшейся полупрозрачной вуалью облаков. И как только Иван что-то видит в этой темноте? Чёрт! Я же про гоблинское зелье совсем забыл! А когда? Тут спать завалились, не перед сном же его было пить? Открыв поясную сумку, я достал скляночку. Зубами вытащив деревянную пробку, выпил содержимое, которого было-то на два глотка, и чуть тут же не выплюнул обратно. О таком омерзительном вкусе меня не предупреждали! С трудом проглотил. Ещё немного постоял, ожидая, пока эта бурда в желудке уляжется. А потом вновь заткнул склянку пробкой и засунул обратно в сумку. Как сказал Агееч, старик-гоблин, оказавшийся шаманом,

— Что, бугор, прочувствовал? — хмыкнул полусотник.

— Гадость изрядная, — сплюнул я через частокол. И ведь запить нельзя, Агееч об этом особо предупредил. Он, кстати, тоже вон морщится. — И когда она действовать начнёт?

— Минут через десять где-то, — ответил Иван. — Но снадобье стоящее, лучшее из того, что я пробовал. Видно, конечно, далеко не как днём, но и это просто отличное подспорье.

Вдруг раздался громкий полный несдерживаемой ярости и леденящий душу вой. Он пронёсся над долиной и отразился эхом от холмов. И тут же был подхвачен десятками глоток.

Пробрало до ледяных мурашек, толпой пробежавших снизу-вверх по позвоночнику и тут же обратно. А ещё меня грызла какое-то подспудное чувство о неправильности происходящего.

Но тут подворье переполошилось. Загомонили, захлопали крыльями, птицы, чем-то напоминающие то ли крупных уток, то ли мелких гусей в птичнике. В соседнем хлеву заметались переполошённые коровы. Невольно обернувшись на этот переполох, увидел, как бесшумными тенями вдоль частокола заметались две крупные собаки-пастуха, недавно опростоволосившиеся и не спасшие своего подопечного быка. Зато третья, мелкая собачка-звоночек, проснувшаяся от воя, завизжала, заскулила так, будто волки уже за ней по пятам гнались. И тут над подворьем раздалось трубное протяжное мычание. Наш Бурый на всю долину заявил, что один готов биться с волками, сколько бы их там ни было! И волки замолчали, видимо, удивлённые тем фактом, что кто-то осмелился бросить им вызов. И живность подворья замолчало. Стих гогот в птичнике, перестали метаться коровы и лишь был слышен негромкий скулёж собачонки, забившейся куда-то в дальний угол.

— Мужик! — хмыкнул, ухмыляясь, Иван.

— Настоящий бродяга! — поддержал его Агееч.

Тут послышались быстрые шаги по настилу. Обернувшись, я увидел Миклуша, с трудом удерживающего в одной руке арбалет, четвёртый запасной, оставленный нами в будке. Ремень от колчана съехал ему на локоть той же руки и теперь сам колчан волочился за ним по доскам. Но поправить его мальчишка не мог, потому что левой рукой придерживал котёнка за пазухой, откуда торчала круглая злобно ощерившаяся морда нхан су. При этом котейка никак не пытался укусить или поцарапать своего нового приятеля. Самого Миклуша нехило так трясло, то ли спросонья, то ли от испуга, то ли от возбуждения.

— Вол-ки да? Г-где? Я готов!

— Волки-волки, — я приобнял пацана и на миг прижал его к себе, желая успокоить. — То, что арбалет принёс и болты не забыл, молодец. Давай, их вот сюда на полку поставим. А котёнка-то зачем притащил? Мешаться же будет.

— Да он сам! На ногу запрыгнул, в штанину вцепился, а потом за пазуху забрался. Я попробовал вытащить — шипит и скалится.

— О, ещё один настоящий боец растёт, — похвалил Иван, правда, непонятно кого он имел в виду.

— А чего вы тут столпились? Чего делать удумали? — неожиданно раздался квакающе-скрипящий голос с другой стороны помоста. И как только старику-гоблину удалось так неслышно подобраться.

— Мы-то службу несём, твоё хозяйство караулим, — вздрогнувший от неожиданности Агееч, тут же вполголоса наехал на главу подворья, с которым, похоже, уже завёл панибратские отношения. — А вот ты чего, лягуха бородатая, сюда припёрся, под ногами мешаться? Чего тебе на печи не лежится, кости не греется?

— Ты мою бороду не тронь, дылда храстовая. Своё достоинство-то сбрил, тьфу, смотреть тошно.

— Твоё достоинство — для вшей да клещей пастбище, а мы бродяги не такие — мы чистоту да порядок любим!

— Порядок? То-то я смотрю, как на стену поднялись, так втроём спать завалились. Один здоровяк туда-сюда по стене и шастает. А он один чего углядит?

— Так углядел же. Ещё скажи спасибо, что у тебя сквалыги, зелье буева глаза выпросил. А то очухались бы, когда уже волки уже у самой ограды были, — и тут же уже совсем спокойным голосом, будто и не собачились только что, поинтересовался. — Слушай, Гнарлак, а чего зелье-то, такое вырвиглазное у тебя на вкус получается? Неужто исправит никак нельзя?

— Так дети же на подворье. За этими пострелятами глаз да глаз нужен и то не уследишь порой, — также спокойно ответил гоблин. — Вот и добавляю отвороты всякие. Кружевец из рецепта убери — не так горько будет.

— Ох и вредный ты, Гнарлак, натуральная лягуха и есть. Не мог сразу сказать, — тут же вызверился Агееч, не отрывая при этом взгляда от долины.

— А я хотел, чтобы ты потом пил и меня добрым словом вспоминал. А так спросил — чего не ответить.

Пока я слушал перебранку стариков, меня всё не покидала мысль о какой-то неправильности в поведении волков. Не то чтобы я был хоть каким-то специалистом в этом вопросе, просто ролики смотрел. И всё же, и всё же… И тут до меня дошло.

— Скажите, мужики. А вам ничего странного в поведении волков не показалось? Ну, ладно дикая волна прошла, краем эту долину зацепила. Но она во время сезона дождей прошла. А сейчас весна силу набирает. Не знаю, как тут дело обстоит, но у меня на родине, конец зимы — начало весны — время брачного периода. Стаи распадаются и им точно не до хорового воя, которое мы только что услышали. Пары норы да логова ищут, чтобы волчат рожать да кормить. А долинка эта небольшая, живности кормовой для них мало, а та, что есть — вся мелкая. Не знаю, хватит ли на то, чтобы выводок выкормить. Не так ли, уважаемый Гнарлак? — от волнения я стал подражать манере разговора стариков. — Ну, пришла стая, ну, задрала быка — повезло. Второй раз наведалась — ушла ни с чем. Чего ей в третий раз на то же самое место переться? Голод — не тётка, а тут доступной еды нет, не лучше ли в пустошах другое место поискать?

— А ты ведь прав, парень, — ахнул Агееч, совсем забывший, что весь вечер при посторонних меня бугром звал. — А это значит…

— Тихо, — шёпотом оборвал нас Иван, — волки почти на выстрел подошли и их… Много! Заряжай!

Я тут же выполнил команду полусотника и, вскинув арбалет, посмотрел за ограду и охренел. Сначала я увидел жёлто-зелёные флюоресцирующие огоньки. Вспыхивающие, пропадающие, то вновь появляющиеся, но уже в другом месте. И их было много. Пять пар. Десять. Пятнадцать, а потом я сбился со счёта. Огоньки подлетели ближе, и я стал различать контуры волчьих тел.

— Стрелять по команде. Пусть ближе подойдут.

И снова тишину ночи разорвал многоголосый волчий вой. И снова загомонили птицы, захрипели испуганно коровы и заголосила-запричитала мелкая шавка. Грозно замычал в ответ, бьющий копытом землю, Бурый, зарычали, носящиеся вдоль стены четвероногие пастухи…

— Залп! — рявкнул полусотник и первым же спустил тетиву. И тут же наклолся, чтобы перезарядить арбалет.

Медленно тяну спусковой крючок. Хлопок тетивы на миг перекрывает многоголосый вой. Ещё болт летел, но я уже понял, что попал. Но удостовериться не было времени — нужно перезарядиться и попытаться попасть ещё. Ведь чем больше убьём сейчас, тем проще нам будет завтра. Один за другим раздаются взвизги раненых волков, заставившие замолчать других.

Вскидываю снова арбалет и почти не целясь стреляю в убегающего зверя. Попал — не попал, не знаю. Взвизг. Попал. Но Система пока молчит. И снова вспыхнули жёлто-зелёные флюоресцирующие огоньки. Вдруг послышалось рычание, визг, но теперь уже не собачки-будильника, впрочем, быстро затихший. Тут и Система ожила, выдав мне сообщение о получении опыта нашей ватагой за семь побед. Две мои, две Ивана, две Агееча. У шамана в руках арбалета не было. Ай да Миклуш! Ай, молодец!

Друзья, не забываем комментировать главу. Для меня это очень важно.