Глава XXIII Пять тысяч рублей за любовь

После приезда панны Ядвиги акции игорного дома значительно поднялись. Появление очаровательной молодой женщины среди рыцарей грубого расчета, царящего под этой кровлей, производило выгодное впечатление, к которому стремился Загорский.

Первой жертвой современной Фрины был, как и следовало ожидать, молодой Вишняков. Нежные, томные глаза молодой польки, ее молодой голосок, так очаровательно напевающий песни варшавских кофеен, все это веяло неотразимым очарованием на грубого сына сибирских метелей и сибирского прогресса. Для того, чтобы рельефнее показать нашим читателям, как сильно было обаяние панны Ядвиги, введем их в гостиную квартиры Гудовича, полутемную от наступающих сумерек.

Панна Ядвига сидит на мягком турецком канапе, сложив под себя свои маленькие миниатюрные ножки, одетые в черные ажурные чулочки.

Вишняков заехал совершенно случайно, он ехал на ипподром, чтобы лично понаблюдать за тренировкой своего рысака. Гостеприимная квартира Гудовича была как раз на пути к ипподрому, и Вишняков, в своих постоянных посещениях конюшни, был не менее постоянным посетителем Гудовича. Он часто привозил с собой конфеты, предназначенные для панны Ядвиги, и не реже того, бутылки с хорошим коньяком, долженствовавшим развеселить как самого щедрого амфитриона, как и его товарищей. В описываемый нами вечер Вишняков, проезжая на ипподром, заехал к Гудовичу, подчиняясь отчасти привычке, отчасти непонятному магнетическому влиянию голубых глазок, которые даже и его грубую, привыкшую к азарту душу заставляли мечтать о чем-то чистом и хорошем.

— Вы скучаете, пан Викул, как я вижу? — протянула хорошенькая полька, лениво потягиваясь своим молодым горячим телом в сторону своего собеседника.

Вишняков только что оставил небольшую, но честную компанию, проводившую свои досуги в отдельном кабинете одной из первоклассных гостиниц города. В голове его шумело от вылитого вина и от опьяняющей близости красивого женского тела.

— Грех говорить вам, Ядвига Казимировна, что я скучаю. В обществе вашем каждая минута как бы все равно золотыми буквами написана на душе у меня.

Он предпринял слабую попытку обнять стан, соблазнительно гибкий стан панны Ядвиги.

— У пана Викула шаловливые руки! — улыбнулась она, кокетливо оправляя прическу, смятую грубым прикосновением Вишнякова.

— Эх, Ядвига Казимировна, выверните мое сердце наизнанку! Что там написано? Скажите?!

Его полупьяные глаза неподвижно остановились на маленьких ножках панны.

Ухаживание молодого сына миллионера приятно щекотало самолюбие бывшей приказчицы кофеен. Из обширного круга поклонников, окружающих ее, она обращала серьезное внимание только на Вишнякова.

— Если хочешь продать себя, так продавай выгоднее! — не раз говорил ей кузен.

Наиболее выгодным покупателем являлся Вишняков, поэтому наша прекрасная героиня отдавала ему особое предпочтение.

— Пан Викул смеется над бедной девушкой? Он не думает того, о чем говорит?..

Красивый изгиб стана и волнующая, пышная грудь девушки сулили много наслаждений тому, кто первый будет обладать ими.

Что-то сильное и жгучее ударило волной ослабевшего Вишнякова.

— Вот, Ядвига Казимировна, ежели мой батюшка в скором времени преставится, вот важно мы с вами погуляем!

Легкая, ироническая улыбка промелькнула по лицу девушки.

— Что говорит пан Викул! Если бы умер его отец? Как можно так говорить?!

Настала маленькая пауза… Сумерки сгущались и контуры женского тела становились малозаметными.

— Отчего вы, пан Викул, — тихо заговорила девушка, прикасаясь своей маленькой белой ручкой к мускулистой руке Вишнякова, — отчего вы не женаты?

На полупьяном, раскрасневшемся лице купчика проступило на минуту недоумение, а затем твердо отпечаталась решительность.

— Не желаю-с! Из нашего сословия жены не подобрать-с… Тятенька мой, к примеру сказать, в молодых годах женившись… тоже не по душам, выбирал… А потому — одна канитель-с.

Голубые глаза молодой варшавянки блеснули задорным огоньком.

— У пана Викула богатый отец, все девушки в Томске должны быть от него без ума… Что значит пану прожить тьсячу-две рублей… И к чему пану жениться?!

Еще раз молодая, выпуклая грудь девушки соблазнительно наклонилась в сторону собеседника. И потные, влажные ладони большой руки Вишнякова жадно и трепетно мяли бесстрастную холодную ручку панны.

— А ежели бы осчастливить, а? — совсем осоловелым взглядом уставился Вишняков.

Панна Ядвига рассмеялась холодным, сухим смешком…

— Много желает пан Викул! Много ли денег у пана в бумажнике? Но пустите, вы больно жмете мои руки…

Предприимчивость молодого купчика была впору остановлена холодной рассудительностью польки.

— Принцесса моя египетская, скажи, что ты хочешь? Озолочу! Отдал бы тебе половину капиталов отцовских, да власти нет… А как тебя ценить — не знаю!

— Пять тысяч рублей. — отчеканила девушка пристально глядя на купчика…

Загрузка...