— Что?! Какие там доклады?! Мне Петьку Огнева нужно!
— Что это там за шум? Кто там кричит? — удивленно посмотрел на Огнева Загорский.
Дверь кабинета распахнулась, и ввалилась новая фигура. Это был мужчина высокого роста и могучего телосложения. Темно-синяя суконная поддевка облегала его крепкие члены. Бархатные шаровары были заправлены в высокие лакированные сапоги. Красная шелковая рубашка, перехваченная серебряным наборным поясом, красиво оттеняла смуглое, замечательно выразительное и подвижное лицо вошедшего. Трудно было определить его года. В густых, слегка вьющихся волосах кое-где белели серебряные нити. В углу, около глаз, пестрели морщинки, но общее выражение лица было открытое и юношески смелое. Молодой, веселый задор и легкая ирония подгулявшего человека светились во взгляде незнакомца. Он остановился около дверей и, пока улеглось движение, вызванное его приходом, молча и насмешливо улыбался.
— Простите, господа честные, — прервал, наконец, он неловкое молчание, — Простите, что так, попросту, без доклада, вошел к вам.
Голос у него был приятный, грудной, певучего тембра. В манере выговаривать слова сказывался лихой песенник, большой охотник покалякать в дружеской компании, и вообще — парень-рубаха.
Огнев узнал неожиданного посетителя, строго посмотрел на него и сердито возвысил тон:
— Чего ты ломишься, как оглашенный? Ежели дело ко мне имеешь, то мог бы в номер прийти, а здесь мы по частному случаю и о делах разговаривать некогда. Экий ты, брат, волк таежный, никакой образованности нет, — досадливо закончил Огнев, ища глазами лакея, чтобы сделать выговор за допущение незваного гостя.
— Стой, брат Петька! Погоди ругаться! Дай сказать, как дело было, — весело и оживленно заговорил незнакомец, подходя вплотную к столу. — Да давай, поздороваемся, что ли! Али важным барином стал? В сюртуке и при манишке ходишь! Как же, директор Сибирско-Британской Компании. Ах ты, шут гороховый!
— Однако что же это такое? Это слишком бесцеремонно, — возмутился Гудович.
— Извините, господа, — добродушно улыбнулся вошедший, — не обессудьте на простом слове. Позвольте познакомиться — Савелий Петров Бесшумных! Таежный волк, как верно изволил сказать господин директор, приискатель по всей форме, душа нараспашку. Только вчерась из своих палестин в сибирскую столицу прибыл и первым делом по святым местам с поклоном пошел… Я здесь в ресторации услышал, что старинный мой друг и благоприятель — Петр Васильевич Огнев — со своими товарищами блины изволит кушать. Дай, думаю, зайду. Авось, и для меня, старого забулдыги, чарка водки найдется.
Говоря это, непрошеный гость обошел вокруг стола и по очереди обменялся рукопожатиями с присутствующими.
— Ну, что ж. Садись, коли уж пришел! — пригласил его Огнев, однако далеко не любезным тоном.
Мистер Бальфур, с любопытством смотревший на оригинальную фигуру неожиданного посетителя, вполголоса спросил своего переводчика:
— Это, вероятно, тоже один из пайщиков?
Вопрос был предложен на английском языке, но Огнев инстинктивно угадал, о чем идет речь.
— Мистер Бальфур, надеюсь, извинит бесцеремонный приход моего приятеля. Человек он таежный и с городскими приличиями мало знаком…
Бесшумных, все время весело улыбавшийся, непринужденным движением взял стул и уселся с таким самоуверенным видом, как будто встретил здесь самый радушный прием.
— Ну, брат Петька! — заговорил он, обращаясь к Огневу. — Ежели бы ты знал, каких я новостей привез, прямо ахнул бы от удивления. Ну, да ладно, об этом потом. А теперь давай выпьем на радостном свидании! — И таежный волк протянул руку к первой попавшейся бутылке.
— Постой, — удержал его Петр Васильевич. — это вино слабое — лафит, тебе не по вкусу придется. Ты ведь, я знаю, покрепче любишь. Держи рюмку, я тебе коньяку налью.
— Ха! Ха! Ха! — рассмеялся приискатель. — Это ты правильно. Савка Бесшумных спирт гольем дует, а лафит что! Чуть было не ошибся бутылкой. Ну, будь здоров! С Масленицей!
И он с наслаждением опрокинул лафитный стаканчик дорогого заграничного коньяку, покрутил головой и одобрительно крякнул:
— Хорош коньяк! Так по всем суставам и ударило!
— Да за каким лешим тебя сюда принесло в Томск? — поинтересовался Огнев.
— Э, брат, дело большое есть. Такое дело, что не токмо в Томск, и в Питер поехал бы… Компаньона искать приехал.
— Заявки желаете продать? — вставил Раменский.
— Продать? Ну, нет, господин хороший, не продать! Савке Бесшумных, пьянице непутному, гулевану таежному, Бог счастья послал, так уж он его продавать не станет. Не-ет, не станет, да и капиталов у томского купечества таких не найдется, чтобы мою заявку купить, — беспечно заключил Бесшумных, оглядывая собеседников смеющимися глазами.
— Будет тебе хвастать, эко ботало осиново! — пренебрежительно заметил Огнев, занятый в это время наполнением бокалов золотистой влагой замороженного шампанского.
— Господа, прошу! — указал он рукой на вино, — холодненького.
Загорский слегка постучал ножом о тарелку и, привлекая всеобщее внимание, начал:
— Господа, я позволю себе сказать несколько слов приветствия по адресу нашего многоуважаемого гостя, сэра Эдуарда Бальфура.
Он сделал небольшую паузу и, когда в кабинете воцарилась торжественная тишина, продолжал:
— Господа, все собравшиеся здесь — пайщики Сибирско-Британской Компании во главе с директором-учредителем ее, достопочтенным Петром Васильевичем Огневым (легкий поклон в сторону последнего)…Все мы должны гордиться такой высокой честью, которую оказал нам мистер Бальфур, согласившись разделить наш скромный завтрак. Его благосклонное присутствие здесь, его дружеские, внимательные речи служат нам прочным залогом, что и в будущем наша, ныне окрепшая связь не порвется. Он, наш чужеземный гость, принес нам из своей далекой родины опыт и знание технического прогресса и смелый дух английской предприимчивости…
…Господа, я буду беспристрастен! Мы, сибирские горнопромышленники, к стыду своему, должны сознаться в нашей отсталости и рутинности! В нас нет духа инициативы, мы равнодушно попираем ногами неисчислимые отечественные богатства. Для того, чтобы вызвать к жизни доселе еще дремлющие силы молодой, девственной страны, какой является Сибирь, необходимо насадить в ней самую широкую промышленную деятельность. Чтобы не утомлять ваше внимание, я укажу на тот непреложный факт нашего неумения взяться за дело, который хорошо, господа, известен нам всем. Я говорю о нашей золотопромышленности. Сколько еще не исследованных горных богатств таится в недрах Сибири и так мало сделано нами в смысле разумной эксплуатации этих богатств. Пятьдесят лет тому назад наши отцы, наши деды извлекали из золотых россыпей колоссальные барыши, гребли, что называется, золото лопатой. Богатейшие россыпи разрабатывались ими настолько безрасчетно и так неумело, что даже и теперь старые галочные отвалы, старые эфеля могут служить источником выгодной эксплуатации. Пятнадцать лет тому назад в Сибири впервые стали разрабатываться рудные месторождения золота, а теперь сибирская золотопромышленность переживает тяжелую годину затишья. Колоссальные богатства, легко дававшиеся, исчерпаны, а взяться за дело, хотя и могущее дать хороший дивиденд, но требующее значительных затрат и смелой инициативы, мы не хотим. Вот почему я в особенности и с огромным удовольствием приветствую в лице сэра Эдуарда Бальфура наших английских друзей, смело идущих нам на помощь, вот почему я провозглашаю свой тост в честь старой Англии, в честь одного из лучших сынов ее — нашего уважаемого гостя!
Громкое, раскатистое «Ура» покрыло речь Загорского, задвигались стулья, зазвенело стекло бокалов. Мистер Бадьфур, чокаясь с присутствующими, односложно благодарил всех и крепко жал потные, горячие руки подгулявших пайщиков.
Савелий Петрович Бесшумных, которому очень понравилось красноречие Загорского, хотя многого из его речи он и не понял, быстро сорвался со своего места и с бокалом в руке подошел к Сергею Николаевичу.
— Эх, миляга! Больно хорошо ты сказал! Верно, что ногами попираем! Выпьем, брат! Эй, прислуживающий! Волоки дюжину шампанского. Али мы лыком шиты? Докажу по-нашему, по-сибирски! Сыпь, гуляй, пусть англичанин восчувствует!