Человек в маске

Глава XXXIX В глухую полночь

Первым начал шатен. Его рослая, крепкая фигура сразу навалилась на юркого, гибкого противника. Можно было думать, что еще несколько мгновений, и грубая физическая сила восторжествует над ловкостью.

Однако произошло иначе. Тяжелый натиск громадной фигуры встретил должное сопротивление. Борьба продолжалась с короткими перерывами вот уже около сорока минут. Становилось очевидным, что здесь дело идет не на шутку. Премия со стороны цирка, крупные пари, которые держали борцы, профессиональное самолюбие — все это не могло не действовать на противников возбуждающим образом. Громкие крики зрителей, выражавших свой восторг перед тем или иным трюком, еще более способствовали их горячности и воодушевлению. Сенька Козырь плохо следил за перипетиями борьбы. Предстоящая «работа» казалась ему более серьезной и ответственной, причем настолько, что он не мог интересоваться победой того или иного борца. Факт присутствия Савелия Петровича в цирке еще не вполне успокоил Сеньку.

— Черт его знает, — думал он, — может еще все дело расстроиться, ежели он прямо из цирка домой поедет. Как тут к нему подступиться, место людное, электричество. В проулке тоже не больно-то удобно, извозчики стоят, пост близко.

Взрыв аплодисментов, потрясший все здание цирка, вывел Козыря из его раздумья. Громкие, оглушительные крики толпы, приветствовавшей победителя, смешивались с негодующими возгласами и свистками другой части публики, составляющей, так сказать, оппозицию.

— Неправильно! Перебороться! Долой!

— Браво, Мартынов!

Шум и гам поднялся невообразимый. Трудно было понять, кто и чего требует. Наиболее экспансивные зрители бросали свои места и стремились на арену, беспорядочно толкая друг друга.

— Эк, их прорвало, — покачал головой Козырь, — белены они, что ли объелись?!

Он привстал с места и, перегнувшись через барьер ложи, посмотрел в сторону своей жертвы. Савелий Петрович, увлеченный общим порывом, аплодировал вместе с другими. На увлекающуюся, горячую натуру таежного волка, к слову сказать, страстного любителя всех видов спорта, разыгравшаяся борьба произвела сильное впечатление. Наконец, благодаря усилиям цироковой администрации и увещеваниям наиболее благоразумной части публики, народные страсти улеглись.

Звонок возвестил начало антракта, публика повалила в фойе и буфет. Многие уже уходили домой, так как в третьем отделении должна была пойти пантомима, не представлявшая особого интереса. К числу последних принадлежал и Бесшумных. Он задержался несколько в толпе, наполнявшей фойе, но так как никого из знакомых не встретилось, направился к выходу. Следом за ним неотступно как тень шел Сенька Козырь. Ничего не подозревающая жертва и импровизированный сыщик одновременно поднялись на площадку тротуара.

— Куда он теперь, направо или налево? — колебался Козырь, держась выжидательной тактики.

— Подать прикажете, барин? — окликнул Савелия Петровича очередной извозчик.

Бесшумных не сразу ответил, он колебался. У него не было определенного плана на сегодняшнюю ночь. Предстояло две перспективы: либо пойти в номера и завалиться спать, благо в прошлую ночь мало спал, либо опять к Гудовичу поехать. Больно уж у него сестрица-то хороша. При воспоминании о голубых глазках хорошенькой панны в сердце старого таежника исчезло всякое колебание, и он решительно махнул рукой:

— Подавай, брат!

— Куда прикажете, барин?

Бесшумных назвал адрес.

Сенька Козырь успел при свете электрического фонаря разглядеть номер извозчика. Медлить было некогда. Каждая просроченная минута могла повлечь непоправимые последствия.

— Филлип! Подавай! Живо там, — крикнул Козырь, вызывая своего сообщника.

У них было условлено, что Филька должен стоять с лошадью на противоположной стороне улицы, напротив цирка. Услыхав голос товарища, Филька, бывший все время наготове, отделился из ряда остальных санок и подскакал к Козырю. Если бы было время обратить внимание на легкую, щегольскую кошевку, на хорошую лошадь в выездной упряжке и, наконец, на кучерский костюм самого Фильки, Козырь, наверное, бы удивился. Но ему некогда было разглядывать эти подробности. Нужно было догонять Савелия Петровича.

— Прямо! Наддай ходу! — кратко бросил Семен, заскакивая в кошеву.

Фильке нечего было повторять два раза, он шевельнул вожжи, молодецки свистнул, и лошадь — добрый рысистый конь, сразу вынес наших героев из полосы яркого света, отбрасываемого фонарями у циркового подъезда.

— Полегче, придержи маленько, — приказал Козырь, увидев впереди себя на расстоянии нескольких сажен извозчика с Савелием Петровичем.

Филька натянул вожжи и придержал молодую горячую лошадь.

— «Закладка»-то (кастет) у тебя есть? — спросил Козырь.

— А на кой мне ляд? И так снимем, — полуобернулся Филька к нему.

Такая самоуверенность не особенно понравилась Козырю. Он сердито выругался.

— Дурья твоя башка! А ежли он сам с закладом, тогда как? Черт одноглазый! Отсохли у тебя руки взять-то?

— Ну, ну, — успокоил его Филька, — авось и без инструментов обойдется.

Темная глухая ночь повисла над городом. В воздухе потеплело. Откуда-то из таежной глубины реяли пухлые снежинки. Улицы, по которым ехали наши герои, становились все глуше и глуше. Филька огляделся кругом и пробормотал:

— Так куда еще гнать-то! В лучшем виде здесь отделать можно. Накроем, что ли?

Козырь привстал в кошевке и испытующе посмотрел в темноту ночи. Улица спала мертвым сном. Никто не мог бы помешать нападению. Козырь расстегнул пальто, готовясь сбросить его в момент нападения.

— Сыпь, Филька! — ткнул он в бок своего товарища.

Между жертвой и преследователями было всего-навсего десяток сажен.