Человек в маске

Глава II В шантане

Они чокнулись.

— Прекрасная икра, — дал свой отзыв тоном знатока Гудович. — В Петербурге в первоклассном ресторане порция такой икры обойдется не менее пяти рублей. Повторим, юноша?

…Выпита была вторая и третья рюмки. Оркестр заиграл попурри из «Прекрасной Елены». Зал ресторана наполнился публикой. Оживленней забегали лакеи… Чаще хлопали пробки открываемых бутылок. Хористки одна за другой исчезали из зала. Шли переодеться к своему «номеру». Певицы, не занятые в первом отделении, обменивались приветствиями со своими знакомыми из числа обычных посетителей 'шантана.

— «Исчезает сон!» — уловил Гудович знакомый мотив. — Я люблю эту оперетку. В ней талант Оффенбаха выступает особенно ярко! В области легкого жанра он неподражаем!

— Позвольте с вами не согласиться, — скорчил серьезную мину Салатников, — по-моему, эта вещь слишком устарела по нашему времени. Я предпочитаю венские новинки. В них больше шика… и… э… пикантности.

Коко выразительно щелкнул пальцами.

За занавесом, отделявшим эстраду от ресторанного зала, продребезжал колокольчик.

— Сейчас начнется концертное отделение. Первым номером они, обыкновенно, выпускают хор. Не интересно! — махнул рукой Коко со скучающим видом человека, которому давно надоела кафе-шантанная программа.

— А для вас, как для петербуржца, — продолжал он, наполняя собеседнику рюмку, — наши этуали и подавно неинтересны.

Гудович слегка улыбнулся и возразил:

— О Петербурге теперь говорить нечего. Нужно довольствоваться тем, что есть под рукой. Хорошенькая женщина всегда останется ею. Будь она этуалией заграничного происхождения или «отечественной фабрикации».

Коко снова рассмеялся и с апломбом, отличавшим этого талантливого юношу, крикнул через стол, обращаясь к одиноко сидящей певице с сильно напудренным, не первой свежести, лицом:

— Добрый вечер, Зизи! Как ваше здоровье?

— Хотите, пригласим ее и еще какую-нибудь за свой столик? — наклонился он к Гудовичу.

Тот отрицательно покачал головой. Угощать певиц совсем не входило в его планы.

— Вы, может быть, думаете, что это дорого обойдется? Пустяки. Я ведь с ними со всеми знаком. Свой человек, так сказать. Если мои ресурсы слабы, то дело ограничивается бутылкой пива или кваса. В хорошие же дни, когда в моем кармане появляется презренный металл в достаточном количестве, то, конечно, я не скуплюсь. Все эти, — он бесцеремонно кивнул головой в сторону певички, — в претензии на меня быть не могут… Ну, так как, приглашаем?

Гудович решительно отказался.

— Отложим это до следующего раза. Сегодня я совсем не расположен… Публика, однако, заметно прибывает. Жарко становится, — переменил он разговор.

…Теперь почти все столики были заняты. Атмосфера, насыщенная запахом крепких духов, алкоголя и табачным дымом, делалась душной. Белый, яркий свет электричества тускнел и становился мутно-красным. Стук тарелок, хлопанье пробок, беглый смешливый разговор за всеми столиками сливались в один сплошной гул. Резкими нотами вырывались отдельные громкие восклицания, пьяный смех… И, заглушая все это, с эстрады неслись выкрики хора. Пели какую-то разухабистую, бойкую песню с притопыванием и свистом. Хор был в малоросских костюмах…

Обычные посетители ресторана, видимо, считали ниже своего достоинства уделять внимание хору. Они изредка небрежно посматривали на сцену и громко, чтобы быть услышанными, разговаривали между собой. Зато несколько новичков, очевидно, впервые попавших в шантан, всем своим внешним видом выражали свое полное удовольствие и восхищение. Особенно был заметен один из них. Он сидел рядом с нашими героями за соседним столиком и был уже полупьян Пил он водку, почти не закусывал и быстро хмелел. Его широкое, бородатое лицо, красное от выпитой водки и духоты, стоящей в зале, расплылось в блаженную улыбку. Пухлые, короткие пальцы, унизанные массивными перстнями, выбивали такт песни, и весь он, казалось, был готов пуститься в пляс, зараженный примером плясунов из хора в широчайших шароварах и бараньих шапках.

— Ах, дуй их горой! Ловко отхватывают! — вырвался у него восторженный возглас, настолько громко, что Гудович и Коко обернулись в его сторону.

— В телячий восторг пришел, — заметил про своего экспансивного соседа Коко. — А икряный, должно быть, карась… Если подопьет, очистить его — нолевой номер, — вполголоса добавил он.

— Вероятно, какой-нибудь торговец из большого села. Приехал в город за товарами и закутил, — согласился Гудович. обтирая усы салфеткой.

…Хор, закончив свой номер, удалился с эстрады. Зизи, которой надоело сидеть в одиночестве, лениво поднялась со стула и плавной, томной походкой двинулась к выходу из зала. Проходя мимо столика наших героев, она кокетливо покосилась на Коко и, щуря подведенные глаза, сказала:

— Ужасная жара… Отчего ты не предложишь мне лимонада? Ты нелюбезен сегодня.

Коко повернулся к ней и, протянув руку, слегка привлек к себе.

— Зачем тебе лимонад? Вон сидит купец. Скучает бедняга. Расколи его на бутылку шампанского.

Певица не спеша освободила руку и прошептала с ласковой укоризной:

— Ах, какой ты, Коко! Разве так говорят при незнакомых.

— Иди дальше, моя радость! Мы тебя больше не задерживаем! — кивнул головой Коко.

Зизи, с видом оскорбленной добродетели, отошла от их столика.

Гудович проводил ее насмешливым взглядом.

— Бедняжке хотелось промочить горлышко?!

— Сегодня она, да и все ее подруги, томиться не будут! Смотри, сколь народу, — вся публика веселящегося Томска. К утру-то что будет?! Дым коромыслом!