Глава XXXI Неудавшийся план

Вернемся теперь к Огневу и его компании, которых мы оставили в отдельном кабинете «России».

По требованию Бесшумных был подан целый поднос, заставленный бутылками шампанского.

— Пейте, ребята, пейте в мою голову, — кричал счастливый Савелий Петрович, — Пей и ты, англичанин! Чего глазами хлопаешь?!

Мистер Бальфур добродушно улыбнулся и осушил свой бокал.

— Желаю вам удачи, смелый пионер, — произнес он на английском языке.

Переводчик поспешил перевести эту фразу.

Растроганный Бесшумных полез целоваться с англичанами. Вскоре в кабинете стало жарко, душно от табачного дыма, шумно и очень весело. Все говорили, не слушая друг друга, перебивая один другого, сильно жестикулируя руками. Предметом столь горячих дебатов было, разумеется, счастливое открытие Бесшумных. Один только Загорский сохранял свое обычное хладнокровие и невозмутимость. Пил он, положим, исправно, не отступая от других, но действие винных паров нисколько не отзывалось на его крепкой голове. Пользуясь сильным опьянением других собутыльников, он, под шум и гам веселого кутежа, успел перемолвиться с Гудовичем несколькими краткими, но важными словами.

— Попробуйте опоить его, — шепнул он Гудовичу, указывая глазами на Савелия Петровича. — Попытайтесь что-нибудь разузнать.

…Зимние сумерки медленно, но настойчиво проникали в кабинет. Зажгли электричество. В. шестом часу вечера выяснилась полная невозможность продолжать это приятное времяпрепровождение: Шанкевич и еще кто-то из гостей давно уже спали мертвым сном на одном из диванов, Дубинин, на которого убийственно подействовали английские напитки, сдобренные порядочной долей шампанского, дремал, уткнув лицо в мокрую от вина скатерть. Раменский еще час назад уехал домой, сославшись на внезапную головную боль, хотя было очевидно, что он пьян мертвецки.

Англичан тоже порядочно поразобрало. Сэр Бальфур еще крепился кое-как, но секретарь его был уже совсем плох и потерял способность не только переводить, но даже и объясняться членораздельно. Огнев преспокойно спал, откинувшись на спинку кресла. Было очевидно, что пора расходиться. Савелий Петрович, выпивший не меньше других, если только не больше, держался, тем не менее, молодцом: сыпал шутками, рассказывал разные истории из таежной жизни, начинал петь, словом, разошелся человек вовсю. Загорский первый подал сигнал к уходу.

— Простите, дорогие мои, меня ждут, — пожал он Бесшумных руку, — надеюсь, наше знакомство продолжится. Позвольте вам вручить мою визитную карточку, я буду очень рад вас видеть у себя. Здесь указан мой адрес. В свою очередь, позвольте узнать, где остановились вы?

— Посидел бы, брат, еще с нами немного… Али недосуг? Ну, ладно, не задерживай, ступай! К тебе я беспременно зайду. Ты ко мне забегай.

Бесшумных назвал номера, в которых он остановился.

По уходе Загорского сэр Бальфур торжественно выпрямился во весь рост, проглотил стаканчик коньячку, взял своего секретаря под руку и совершенно трезво выговорил:

— Доброй ночи, джентльмены!

Гудович вежливо поклонился уходившим англичанам.

— Кой черт мы будем тут валандаться? Поедем лучше к девочкам. Ты, чай, всех томских красоток знаешь?! — предложил Савелий Петрович Гудовичу. Последний не замедлил согласиться.

В его планы входила как раз именно такая поездка. В обществе женщин, за бутылкой-другой дорогого коньяку трудно хранить тайны. Гудович отлично сознавал всю важность поручения, возложенного на него Загорским. Если бы ему удалось выпытать у Бесшумных, где находится этот легендарный Золотой ключ, то можно было бы, пожалуй, что-нибудь и сделать, тем или иным путем втереться к Савелию Петровичу в долю.

— Едемте, уважаемый Савелий Петрович! Рад быть вам полезным. Действительно, томские уголки. где можно приятно провести время, мне хорошо известны. Я знаю, например, двух сестер — очаровательные женщины! Поедемте к ним.

Расплатившись за шампанское и оставив своих охмелевших приятелей на попечение лакея, Бесшумных и Гудович отправились на поиски приключений. После ночи. проведенной у томских гейш — Розочки и Миночки, Гудович неоднократно бывал у них и успел завязать с ними самые дружеские отношения, особенно с младшей сестрой.

— Хорошо будет, если мы застанем их дома, — думал Гудович, пока хороший извозчик-лихач, взятый у подъезда гостиницы, несся по указанному адресу.

Судьба благоприятствовала Гудовичу. Сестры были дома и одевались, собираясь в театр. Гудович, забежавши в квартиру прежде своего спутника, объяснил сестрам истинное положение вещей, посулил им хороший барыш и, обращаясь к младшей, которую он считал наиболее умной и находчивой из сестер, предупредил:

— Ты уж, Розочка, постарайся. Употреби все свои усилия, чтобы споить этого черта. Правда, голова у него, кажется, из чугуна отлита, пьет, как в бездонную бочку льет… Ну, да ничего, авось, мы соединенными усилиями и накачаем молодца.

— Будь спокоен, Стасик, я сделаю все возможное, — отозвалась Розочка.

Она питала к Гудовичу чувство более нежное, чем дружба, и поэтому так охотно шла навстречу его желаниям. Получив руководящие указания, сестры приступили к энергичным действиям. Прежде всего они почли необходимым переменить свои туалеты. Черные платья с закрытыми лифами, надетые для театра, не могли, конечно, служить подходящими костюмами для интимного времяпрепровождения в обществе бутылок. Сестры удалились в свою спальню с целью переодеться.

Гудович, вводя своего спутника в гостиную, самым предупредительным образом предложил ему кресло и осведомился заискивающим тоном:

— Что мы будем пить, Савелий Петрович? Наши прелестные хозяйки сейчас выйдут, они пошли переодеться, чтобы с должным вниманием встретить такого почетного гостя, как вы. Пока же в ожидании их мы можем выпить.

Савелий Петрович с любопытством осматривал обстановку гостиной. Ему, знавшему продажных женщин только по домам терпимости, было как-то даже странно думать, что здесь, в этой обстановке, в этой вполне приличной по виду квартире, живут женщины, ласки которых можно купить так же, как и ласки зарегистрированных проституток.

— Вот она, городская жизнь, — думал таежник. — Глядеть-то как будто настоящие люди живут. И убранство в комнате, и все такое. Прислуга шубы снимает, а на деле-то, ан что?

— Может быть, вы мне позволите распорядиться шампанским? — спросил Гудович и, не ожидая ответа, крикнул в дверь, ведущую в прихожую:

— Филатовна! Бутылку шампанского и фрукты для барышень! Да поскорее, старая!

Бесшумных обратил свое внимание на портрет Розочки — прекрасно исполненную фотографию в голубой плюшевой раме. На фотографии Розочка выглядела совсем девочкой. Чистый, невинный лоб со скромно зачесанными волосами, открытый, доверчивый взгляд глаз, мягкие, девственные контуры бюста — все дышало в ней чистотой и трогательными впечатлениями юности.

— Кто это такая? — спросил Бесшумных.

— Это младшая сестра… Роза… Премиленькая девочка.

В честной душе старого таежного волка зашевелилось какое-то странное чувство сожаления и досады на самого себя.

— Так неужели и она тоже?

— Тоже продает свою любовь за деньги, хотите вы сказать? Да, разумеется… Это поразительно интересная женщина! Во всем Томске вы не найдете подобных. Свежесть, безусловная опрятность, а главное — огонек, батенька, огонек! Да, впрочем, вы сами убедитесь на деле…

Двери спальной отворились, и очаровательные хозяйки этого укромного уголка появились перед нашими героями во всем блеске своей красоты и своих туалетов.

— Рады гостям! — произнесла старшая из сестер — Милочка, обжигая Бесшумных томным, манящим взглядом…

Загрузка...