Человек в маске

Глава XXIV Накануне счастья

Крупная цифра, названная полькой, несколько ошеломила нашего влюбленного.

«Ишь ты, шельма, — подумал он. — Не мелко плаваешь, какую цифру назвала! Пять тысяч Рублев… Дорогая пташка, стало быть!».

Однако купеческое самолюбие заговорило в нем. С грубостью, свойственной пьяному саврасу, он потянулся к панне Ядвиге и, блестя возбужденно глазами, хрипло прошептал:

— Что ж? Это мы могим. Велико кушанье — пять тыщ рублев! Для такой красавицы, однако, и десять не жалко. Полюби только!

Неожиданное возвращение Гудовича положило конец этой нежной сцене.

— Что это вы в темноте сидите? — спросил он, заглядывая в гостиную.

Викул Семенович смущенно поднялся с дивана.

— А мы тут с вашей сестрицей приятным разговором увлеклись, — пробормотал он.

Как ни был пьян купеческий сынок, но возвращение брата очаровательной польки уменьшило его любовный пыл и заставило убраться восвояси. Панна Ядвига сделала Гудовичу знак не задерживать гостя. По уходе Вишнякова она передала происшедшее Станиславу Андреевичу. Тот выслушал ее, одобрительно покачал головой. При первых же словах кузины у него промелькнула мысль: воспользоваться чувственным увлечением молодого кутилы с наибольшей выгодой. Он не высказал, однако ж, своих намерений и только спросил:

— Он серьезно согласился дать тебе пять тысяч?

Ядвига пожала плечами.

— Еще бы не согласился! Разве моя красота не стоит этих денег? Я одно только могу подумать, что у него нет этой суммы.

— Пять тысяч рублей он, положим, найдет. Для единственного наследника такого денежного туза, как Вишняков, это не большие деньги. Тот же Шварц сумеет их достать, сдерет только с бедного юнца процентиков двадцать годовых… Суть-то не в том, мне кажется, данный случай можно использовать иначе… Ну, да мы об этом после поговорим.

План, который наметил Гудович для более успешной эксплуатации нашего купеческого сынка, был, собственно говоря, не сложен. Гудович рассчитывал главным образом на глупую трусливость Вишнякова и на его боязнь скандала…

Спустя неделю после описанного нами вечера, молодой наследник вишняковских капиталов еще с утра находился в сильнейшей ажитации и в нервном ожидании. Хлопот у него в этот день было множество. Сегодняшний вечер сулил ему море неизъяснимого блаженства. Вчера пана Ядвига дала ему положительный ответ. Они условились о часе свидания, и блаженный час, о котором так долго думал Вишняков, был близок. Сегодня к обеду Шварц обещался достать ему нужные деньги — пять тысяч рублей. В ожидании приезда этого ловкого комиссионера Вишняков расхаживал по своему богато убранному кабинету и то и дело смотрел на часы. Нетерпение его росло с каждой минутой.

— А вдруг этот проклятый Шварц не сумеет достать денег? Что я тогда буду делать? С какой рожей появлюсь на глаза панне Ядвиге?! Скандал! Позор! Впрочем, нет, как не достал? Ведь надо-то пять тысяч, а заемное письмо на семь с половиной приготовлено. Ведь это что же? Дневной грабеж? Ведь, кабы не такой случай, нечто согласился бы я на такой жидовский процент? Эх, иудово племя! Знают, когда человеку худо приходится, тут и жмут… Одначе, пока что не позвонить ли к Ипатычу?

Вишняков энергично нажал кнопку звонка…

— Дома тятенька? — спросил он у появившейся горничной.

— В магазин уехамши…

Вишняков прошел в кабинет отца, где помещался телефон, и нервно завертел ручку аппарата.

— Дзинь… Станция? Дайте Н-ские номера…

— Дзинь… Откуда говорят? А, хорошо. Попросите к телефону самого хозяина… А, кто спрашивает? Вишняков, скажите. Виш-ня-ков… Поняла? Ну, то-то…

Через несколько минут задребезжал ответный ззонок. Викул Семенович взял трубку.

— Кто говорит? А, это ты, Ипатыч. Вот что, дорогой мой, слушай хорошенько. Ноне вечером я у тебя буду… Вдвоем… Понимаешь? Оставь для меня номер. Который? Все равно, который. Если угловой с мягкой мебелью слободен, то лучше его… А ежели не слободен, так два рядом оставляй… Чтобы из стенки не слыхать было… Да настрочи своих горничных, чтобы чистоту в номерах навели… Пылинку замечу, в порошок сотру… Опосля ставь в счете, сколько хошь, только сумей нашему нраву потрафить. Да, скажи, чтобы в номерах деколоном надушили, да чтоб белье постельное чище снегу было… Холодных закусок, шампанского и фруктов я тебе пришлю. Остальное, что требуется, сам добавишь. Главное, на то напирай, чтобы сервировка не подгадила. Чтобы все на отличку было. Ну, ладно… Прощай. Часов около девяти жди.

Вишняков вернулся на свою половину. К его великой радости на диване сидел Шварц и, судя по горделивому виду последнего, явившийся «со щитом», а не «на щите».

— Достал?

— Достал, друг любезный! Только умаялся же я, как собака. Насилу уломал жида — на безденежье жалуется, давай вот, подписывай заемное письмо. — Шварц небрежно бросил своему ученику толстую пачку сторублевых ассигнаций за банковской бандеролью, с иголочки.

— Вот, брат, — продолжал он, суетливо расправляя вексельную бумагу, — для тебя стараюсь. Смотри, даже новых денег для тебя привез. Нарочно в банк заезжал, а то ростовщик дал всякой рухляди, рваных, засаленных бумажек. Таких, что хорошенькой барышне и показать стыдно. Спасибо, кассир знакомый обменил. Ты их духами немножко спрысни, совсем другой вид получится. Вроде как бы бонбоньерки конфекте от Бронислава в пять тысяч рублей. Хе-хе-хе!

— Спасибо, дорогой мой, удружил, — пробормотал Вишняков, подписывая обязательство на 7500 рублей.

Увы, легкомысленный любитель прекрасного пола и не подозревал даже, что такая дружеская предупредительность Шварца стоила слишком дорого.

— Ну, прощай покуда!

— Как прощай? А за комиссию ты мне забыл? Эх, любовь даже память у парня отшибла!

— Прости, брат, и верно, забыл, — схватился Вишняков за бумажник. — Тебе сколько? Пятьсот рублей?

— Чего ты еще спрашиваешь? Разве не знаешь? Ведь было же условлено, — сказал недовольным тоном Шварц.

— На вот, покуда, триста рублей, а остальные— подожди, на днях отдам, а теперича денег в обрез, еще нужно шампанского да фруктов закупать.

— Послушай ты, чудак! Хоть бы сказал своему приятелю в виде благодарности, для какой бабы тебе такая куча денег понадобилась? Признайся, ведь я угадал, опять женщина замешалась, а? — поинтересовался Шварц, небрежно опуская в карман заработанный куртаж.

Поясним нашим читателям, что Вишняков, верный своему обещанию хранить тайну, данному панне Ядвиге, ни слова не говорил Шварцу, для кого именно предназначались эти деньги.

— Не для бабы, а для королевны такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать! — глупо, самодовольно улыбнулся Вишняков…