Чёрно-белый мир

Глава 14. Спящая красавица

Я ликовала. Хотя нас щёлкнули по носу, мы добились практически невозможного. Шелли оправдают, его семья в безопасности, Сэм и я вернёмся в родные пенаты. Чего ещё желать?

Из Пирополя Николас отправил отцу сообщение о том, что писать одному хорошо известному господину больше нет нужды. Моего приподнятого настроения парень не разделял, да и в целом был какой-то поникший. На вопрос, незнамо какой по счёту, что с ним происходит, он бросил отрывисто, пряча лицо:

— Мне стыдно.

— Это ещё почему?!

Я застыла посреди лесной тропинки.

— Идём, у нас мало времени.

— Тогда объясни.

— Идём, — настаивал Ник.

Порой, чтобы получить ответ, нужно перестать задавать вопросы. Я оставила его в покое, и это сработало. Спустя некоторое время он первым заговорил.

— На кладбище я не сумел тебя защитить. Стоял рядом и не мог… ничего. Если бы ты вовремя не собралась, а он не был необычайно милостив, кто знает, чем бы всё закончилось. Из меня плохой напарник, Кара, хуже даже, чем маг.

— Да ты что! — я схватила его грубо, развернула к себе. — Сколько раз повторять, что без тебя никакой Кары просто не было бы! А о Сэм ты подумал? Что стало бы с ней тогда, в палатке? Можешь сколько угодно делать вид, что сердишься из-за неё. Я-то помню, как ты нёс её на руках через весь лес, привёл в свой дом, баловал, хотя от тебя этого никто не требовал. Ко всему мы шли вместе. Не Кара привела тебя на Багровое поле, зато на кладбище ты попался из-за неё. И Кара дерзила сыну короля, зная, что ты стоишь рядом, плечом к плечу. Прав Калеб — с поддержкой человек способен на всё. Так что не смей себя обвинять. Во всех мирах ты лучший напарник!

Я погрозила ему пальцем, а он рассмеялся.

— Почему ты говоришь о себе в третьем лице? Всё-таки ты странная. И от волнения акцент сделался гаже. Эта отповедь была столь же великолепна, сколь и ужасна!

Мы поменялись ролями. Оставшийся отрезок пути до Эджервилля Ник забавлялся, а я ворчала, вспоминая народную мудрость про добро неблагодарным людям.

— Сэм?..

Девочка лежала на животе поперёк нашей общей постели. Пока я ломала голову над тем, что ещё положить в сумку, чтобы ей было удобно в дороге, она болтала ногами, склонив лоб над страницей, озаглавленной: «Сказка о жадном фригонце и хитром пламени».

— Сэмми?! — снова позвала я, слегка повысив голос.

— А?

Сквозь меня смотрели синие глаза, пустые, так как душа ещё не вернулась из сказки в реальность.

— Кара! — взгляд прояснился, губы сложились в улыбку узнавания. — Ты что-то хотела?

— Да, хм… Близится час отъезда, и, прости, останавливаться не получится даже ночью. Твой папа слишком соскучился. Но не переживай, пешком пойдём только до Эмбертона, а дальше… Калеб найдёт экипаж. Ты рада?

Девочка повертела в руках сухоцвет и заложила страничку, на которой я её прервала. Почти с благоговением служителя церкви перед священным писанием она закрыла томик «Сказок фламийским детям» и переключилась на меня:

— Да. Я тоже скучаю по папе. И по Мэнни, и Пенни…

«Блин, да кто это?!» — досадливо подумала я.

— …И по дедушке, и дяде Зару, хотя ему не мешало бы выпить чаю с мятой…

— Замечу, в его кружку следует поместить целый сад мяты!

Она хихикнула и продолжила:

— Но ведь раньше мне не дозволялось покидать Кленовую рощу. Значит, я больше не приеду в Эджервилль и не увижу Томаса, Молли и Ника, да?

— Уверена, тебя ждёт много приключений, и ты сможешь видеться, с кем пожелаешь.

— А ты? Ты погостишь в Роще чуточку, ну, чтобы я хоть привыкла…

Жить без вас. Она не произнесла этих слов, но я догадалась.

— Твой отец обещал достать редкость. Возможно, это займёт некоторое время, — выкрутилась я.

— Аленький цветочек?

Я не сдержала улыбки.

— Не совсем. Но тоже о-о-очень нужное.

— Тогда положи в сумку вот это, — девочка спрыгнула с кровати и пихнула мне в руки свою книгу. — А я пойду поцелую Пеструшку и проведаю цыплят Молли. То есть поцелую цыплят Пеструшки и посмотрю, как там… В общем, ты поняла.

Да, я всё понимала. Мне тоже мучительно, до ноющей боли в животе, не хотелось расставаться.

«Ничего себе!» — крутилось в голове с той минуты, как скромная почтовая карета выехала на кленовую аллею. Образ Константина заставлял думать, что тот живёт в каком-нибудь мрачном замке на скале с хищными волнами у подножья, и в остроконечные башенки бьют ветвистые молнии. А на деле три этажа особняка производили самое приятное впечатление. Они были примечательны множеством окон, глядя на которые, трудно было вообразить, сколько же комнат скрывается внутри.

— Мэнни! — взвизгнула Сэм, когда мужчина возраста, определяемого как нечто среднее между пятьюдесятью и шестьюдесятью, распахнул входную дверь.

«Ах вот ты какой!» — успела подумать я, прежде чем встречающий опустился перед девочкой на колено, наплевав на идеальный костюм. Он прижал малышку к себе очень бережно, как величайшую ценность. Его опрятный облик вкупе с почтительным отношением к Сэм вызывали симпатию. Я улыбнулась искренне, когда мужчина представился:

— Мануэль Скотт, управляющий. Извините, с отдыхом и ужином придётся повременить. Господин ожидает в кабинете. Прошу за мной.

Не выпуская ладошки Сэм из своей, Мануэль увлекал нас вверх по лестнице. Из-за его спины я не сразу заметила картину там, где ступени расходились в противоположные стороны. На огромном холсте облокотилась о каминную полку необыкновенной красоты девушка. Вопреки здешним обычаям на ней были узкие брюки для верховой езды, заправленные в высокие сапоги. Свободную светлую блузу в талии стягивал не то широкий пояс, не то короткий корсет. По плечам рассыпались золотые кудри. Её предплечье обвивала цепочка, а с кисти свисал диск наподобие карманных часов, с крупным рубином по центру. Ярко-зелёные глаза смотрели мимо художника — вдаль, чуть приоткрытые губы придавали лицу мягкости.

Несмотря на то, что особняк хорошо протопили, я ощутила будто бы веющий от картины могильный холод. Поднимая крошечные волоски на руках, по телу пробежала крупная дрожь. Я отчего-то совершенно точно знала, что девушки нет в живых, хотя понятия не имела, кто она.

Уловив мой интерес, Мануэль пояснил:

— Это матушка альтеора, леди Кристина Кольдт. Её нарисовали по приказу короля Фредерика незадолго до гибели. Леди навсегда останется юной и прекрасной, как здесь, — его пальцы приблизились к раме, но он отдёрнул руку, так и не коснувшись.

Кристина…

«Кристина, ты…»

Ты точная копия той статуи, которой Бальтазар, охотясь за мной, снёс голову! Так вот почему он поджал хвост, словно побитый пёс, а Константин разозлился. Теперь я понимала, что альтеор обошёлся с кузеном очень лояльно. Я бы убила на месте! А что он почувствовал, когда спустился в склеп и увидел, что ко всему прочему сотворили с его прадедом?!

Мне захотелось развернуться и нестись вон из этого великолепного дома, как можно дальше от повелителя огненных торнадо, начхав на грифонью кровь и возвращение на Землю. Ступни будто вросли в ковровое покрытие. Я разрывалась между навязчивым желанием сбежать и необходимостью топать выше.

— Поздно для сомнений, — сказал на ухо Николас и, подхватив под локоть, не позволил сдать назад.

Теперь мы шагали нога в ногу, и я шептала:

— Ты заметил, заметил?..

— Помнишь, что я говорил на кладбище?

Он держал крепко.

— Что у меня ужасный акцент?

— Это я сказал позже. Но раз, помимо акцента, у тебя ужасная память, перефразирую сам себя: «Ей уже всё равно, а тебе домой надо».

Открытая дверь кабинета приглашала войти. Константин гипнотизировал будь то клёны, или пруд — что ещё он мог видеть, стоя у окна на заходе Ока? На звук шагов он обернулся, и тут же на нём повисло детское тельце. Оно содрогалось от рыданий, слишком сильных для малого размера, и всё сильнее сжимало конечностями единственного родителя, будто неведомая сила грозила разлучить их снова, отобрать друг у друга, разметать по разным сторонам света. Константин что-то шептал, гладя девочку по волосам, пока та не притихла. Поверх белокурой головки он поприветствовал:

— Вы опоздали.

— Не нарочно, — это всё, что я смогла выдавить из себя.

Саманта уже успокоилась и весело проскакала к Бальтазару. Я не сразу заметила мрачную фигуру, застывшую у письменного стола. Он подарил племяннице объятия и ласковую улыбку, которая невероятным образом преобразила его лицо. В глаза сразу бросилось, что Бальтазар довольно молод. Ему ведь, наверное, лет двадцать или около того. Он постоянно находился в компании более опытного и сильного родственника. Если задуматься, повод нервничать у парня был.

— Папочка, можно я покажу Каре свою комнату?

Наблюдая за Бальтазаром, я пропустила момент, когда моя рука попала в плен цепких пальчиков. Этот бульдозер завёлся на полную мощность и уже тянул меня к выходу.

— Там кукольный домик, и музыкальная шкатулка, и книжки с панорамами, и мой мишка, и кукольный домик… — перечисление сокровищ заходило на второй круг, когда его мягко прервал Константин.

— Дорогая, ты обязательно покажешь ей все свои игрушки, но сейчас нам нужно кое-что обсудить. Разве ты не хотела бы видеть няню? Пенни (ага!) ждёт на кухне. Там есть горячий чай и твой любимый торт. Господин Скотт проводит тебя.

Стоило Мануэлю увести ребёнка, улыбки сползли с лиц Кольдтов. Но вот что странно — на этот раз не по нашей вине.

— Видел?! — Бальтазар заметался в своём углу, а мы с Ником вертели головами от одного к другому, как котята, без понятия, что собственно…

— Давно у неё глаза такого цвета? — спросил Константин.

— Давно, — первым отмер Николас: — Всегда.

Зелёный свет сошёлся на мне, и я кивнула, подтверждая слова друга.

— Так быстро… — обессиленный Бальтазар опустился в кресло. Как видно, излишняя эмоциональность утомляла его самого едва не больше, чем окружающих.

— Наверное, близость к ним и родственной магии нейтрализовала действие блокирующего зелья, — альтеор вновь разглядывал что-то в окне, будто предмет беседы его не касался. — А значит, ну по крайней мере я так предполагаю, новая порция вернёт всё как было.

— А коли нет?

— А на этот случай я пока ничего не придумал.

Хозяин Кленовой рощи присел на краешек подоконника и сложил руки на груди, отчего белая рубашка обтянула рельефные плечи. Одну сторону мужского лица приласкал закат, другую — прятал полумрак кабинета. Свечи ещё не зажигали.

— Вижу, вы хорошо заботились о Саманте. Конечно, действовать на благо короны — долг каждого фламийца. Сэм же не просто здорова, она, кажется, счастлива и, как ни досадно, привязана к вам.

Он помолчал немного, перед тем как сделать следующий ход.

— За это я освобожу Шелли от дальнейшей службы без притязаний со стороны государства. Прости, орден за спасение леди Кольдт не дам. Мы не поощряем дезертирство.

Константин развёл руками в притворно извиняющемся жесте, где-то хмыкнул Бальтазар. Конечно! Легко говорить, когда способен спалить город! А что бы ты противопоставил ледяным копьям, умей чуть больше зажигалки?

На самом деле, их мнение не играло никакой роли, важным мне представлялось только то, что у парня будет жизнь не где-нибудь, а в родном краю, будет Мэри, будет любимое дело. Нет, можно поддаться гордыне и потом этим оправдывать несложившуюся судьбу. А можно игнорировать насмешки и сосредоточиться на по-настоящему значимых целях. Я поступала так всегда. И Николас тоже выбрал второе.

— Благодарю, альтеор, — парень склонил голову.

Какой же он всё-таки молодец! Я не удержалась от того, чтобы приобнять его. Из головы вылетело всё, кроме радости за их семью. К счастью, Николас был мне хорошим другом.

— А кровь? — напомнил он.

— Ах это! — пожал плечами Константин. — Той, что у меня есть, недостаточно для вашего зелья. Перо феникса, орхидея… Для перехода в пределах Амираби требуется несколько капель, для прорыва в другой мир — флакон. Такое количество есть разве что у короля. Возможно. Но я не стал бы растрачивать ресурсы страны непонятно на что.

— Вы же обещали! Там, на кладбище, вы сказали, что поможете! — моему возмущению не было предела.

А он был невозмутим.

— Я и помогаю. Указываю на ошибку в расчётах.

Снова этот мерзкий хмык Бальтазара!

— Но…

— Послушай, — он оттолкнулся от подоконника и подошёл ближе, чем просто было выносить; в ноздри забрался сладкий аромат свежескошенной травы, разбавленный горькой ноткой цитруса, который, как мне показалось, очень подходил к его глазам. — Неужели ты думала, что я позволю неизвестной с неопределённой целью разгуливать между мирами, особенно, если учесть тот бардак, что вы учинили в зверинце и на кладбище.

— Но это не мы, это… — обидно, но я вовремя замолкла.

Нервный Бальтазар сидел за столом, нервно качая ногой и не менее нервно щёлкая пальцами. На тех то появлялось пламя, то исчезало. Появлялось. Исчезало. Появлялось…

— Я лишь хочу сказать, — продолжил альтеор, не обращая внимания на наши переглядывания, — зная о твоих способностях, не возьмусь утверждать, что ты безопасна для Фламии. В твоих интересах рассказать о себе как можно подробнее. Так, чтобы я захотел оставить тебя на воле.

Ставки возросли. Речь шла уже не о возвращении домой, на кону стояла свобода и, вероятно, жизнь. Я не находила смысла в том, чтобы что-то утаивать. В конце концов, они в курсе цели создания зелья, видели меня, мои возможности. Недооценивать Кольдта было бы слишком самонадеянно. Он старше, хитрее и, безусловно, сильнее в обоих мирах, а уж на своей половине шахматной доски — на уровне «бог». Так что я открыла им всё и слукавила лишь в одном. Чтобы не вовлекать в историю Тома и Молли, я сказала, будто нашла дневник Мелиссы под камнем в обители Умбры. Объяснила, что из рукописи узнала о ритуале и знаках, а дальше — феникс, орхидея, уговор.

Константин небрежно махнул рукой. Я зажмурилась, решив, что мне конец. Но прошло целых десять секунд, а я всё ещё дышала. Первым, что увидели мои глаза, когда открылись, были горящие свечи. О боги, свечи! Он зажёг их, потому что за время моего рассказа Око завалилось за горизонт, а слуги, чтобы не мешать, разбрелись по дому.

Воспринимать шокирующие известия рекомендуют сидя. Бальтазар был слишком впечатлительным, чтобы следовать этому совету. Он вскочил со стула настолько стремительно, что тот с грохотом рухнул на пол.

— Ты не мальдезерка и не иномирянка! Т-ты ноксильварка! — он смотрел так, будто гулял по лесу и, потянувшись за красавцем-грибом, увидел ядовитую змею.

С трудом оторвав взгляд от опасности, Бальтазар покосился на кузена.

— Не удивлён? Догадался, значит?

— Не было уверенности.

Вот так. Короткой фразой пресёк ожидаемые обвинения в недоверии. Я порадовалась, что не удумала врать (за мелким исключением), потому что, как ни обидно это признавать, вряд ли сумела бы переиграть Константина.

— Не она, — тем временем рассуждал тот, — другая, что копит силы в её мире, — вот реальная проблема. Современные амирабийцы, включая нас с тобой, Зар, не представляют потенциала обученных тёмных. Ошибка той в том, что выдала себя, и мы имеем все шансы обезвредить её на нейтральной территории, а не ждать, когда бомба рванёт у нас под носом.

— Почему вы считаете, она ещё там? — я думала об этом задолго до встречи с Кольдтом и не хотела упускать возможность узнать больше о тёмных и, быть может, о себе у человека, понимающего в магии.

— Ноксильварка преодолела пространство, потратила последние силы на избавление от убийцы и на портал для тебя. Если настолько нужны сообщники, а, выходит, это так, будь она здесь, давно бы отыскала землячку. И это произойдёт, как только её резерв восполнится, можешь не сомневаться. Тут нужно действовать на опережение.

— Что конкретно ты хочешь делать? — спросил Бальтазар, но Константин не удостоил того ответом.

Вместо этого он сказал вещь, никак не связанную с делом.

— Ты могла шантажировать секретом Сэм, но не стала.

Я повела плечом.

— Это не в моих правилах, что бы вы там себе ни думали.

— Что ж, считай, оценил. Обещание исполню, помогу достать кровь грифона. Более того, — он наклонился ко мне, и я перестала видеть что-либо, кроме наводящих на мысли о тропических лесах глаз: — Я войду в твой мир.

Прошу прощения?!

— Сдурел?!

А Бальтазар-то не безнадёжен. Есть здравый смысл в человеке, есть! Константин только отмахнулся от него.

— Напротив, надо быть дураком, чтобы игнорировать риск, серьёзный для всего Амираби. И демон бы с ними — Фригоном, Акмаром, Мальдезером, но ведь Фламия — тоже его часть. Мы воевали с Антуаном с таким упоением, что упустили из виду врага, более древнего и менее предсказуемого.

— Тогда я пойду с тобой.

— И я, — вклинился в разговор Николас.

— Нет и нет.

Расцеловать бы Кольдта за отказ, но это плохо для ментального и физического здоровья. Ник не нужен мне в передрягах, больше всего на свете я жаждала его возвращения в Эджервилль, к матери с отцом. Бальтазар слишком непредсказуем и неуправляем. Не натворил бы он дел на Земле. Что до альтеора — нельзя желать союзника лучше, но можно ли ему доверять?

— Ты сердишься из-за Кри… — молодой маг запнулся. — Из-за кладбища?

— Нет, — Константин, похоже, не врал. — На службе у меня ты многому научился. Пришла пора стать более самостоятельным. Кроме того, я получил письмо от твоего друга Даниэля с просьбой отпустить лэндлорда ненадолго домой. Когда доберёшься, скажи ему, что я согласен.

Настала моя очередь хмыкать. Глупость, но чего ещё ждать от человека, посмевшего назвать монаршего сыночка «уродом»?

— Да, Стин, конечно. Когда уходить?

— На рассвете. Возьми Гранта, если тот пришёл в себя после знакомства с милой леди, — многозначительный взгляд на меня. — И ещё несколько солдат. Проверите акмарский гарнизон, всё равно по дороге.

— Как прикажешь, альтеор. Разреши приступить к сборам.

Старший Кольдт кивнул, и младший, крутанувшись на пятках, промаршировал мимо двух пустых мест в коридор сквозь открытую дверь кабинета. Он был бледнее, чем на кладбище, не в переносном, а прямом смысле, если вспомнить нашу предыдущую встречу, и мне, как и тогда, стало капельку его жаль.

— Я не брошу Кару одну! — Николас выступил вперёд, заслоняя меня плечом.

— Одну? — Константин насмешливо изогнул бровь. — Я не в силах защитить твою девушку?

— Что? Кара не моя… — начал было парень, но Кольдт остановил его жестом.

— Тем более, — он рассматривал рыжего добрую минуту, а затем почему-то решил пояснить: — Сам посуди, легче приглядывать только за ней или беспокоиться о вас обоих?

Константин отошёл к столу, и пока он делал вид, что ему нужно срочно разобрать бумаги, я ухватила Николаса за подбородок и повернула его лицо к себе.

— Ну зачем тебе идти на Землю? Твоё место здесь. Здесь! Так мне будет спокойнее. Я буду писать при каждой возможности, а потом… пришлю открытку с видом моего города, если альтеор согласится передать.

Кольдт на секунду оторвался от какого-то свитка. Понятно, он не нанимался почтальоном, но и не отказал.

Рыжий отвёл мою руку. Созвездия веснушек проступили на побледневшем лице. Он задал контрольный вопрос, перед тем как выбросить белый флаг.

— Что будет с Карой, когда найдёте тёмную?

Константин пожал плечами.

— Оставлю там. Твоя ненаглядная не может самостоятельно ходить меж мирами, а что не Фламия — то не моя компетенция.

— Даёте слово?

«Да» выпорхнуло из его уст так легко, что верилось с трудом.

Совершенно сбитый с толку, Николас не мог бороться с нами обоими, да и с одним Кольдтом, откровенно говоря, тоже. Он неуверенно кивнул.

— Могу я попрощаться с Сэм?

Очередной свиток лишился интереса альтеора.

— Хм… собственно, почему нет. Если хочешь, можешь остаться до утра. У нас найдётся свободный угол.

«Угол». Очень смешно. Да тут комнат больше, чем в моей многоэтажке. Я обрадовалась, что разлучаться придётся не прямо сейчас, но Николас всё-таки решил проявить гордость.

— Не стоит, благодарю. Я переночую в Пирополе.

Ну и как мне его отговорить? Нет, я не стала вновь оспаривать его мнение в присутствии высокопоставленного истукана. Перед уходом он отдал мне ранец с дневником и хрустальной шкатулкой. Мне хотелось плакать, но:

— Расскажешь сказку?

Поскольку руки у меня были заняты, Сэм прижалась всем телом к моему боку.

Кристина наблюдала с полотна за тем, как её внучка гонит меня наверх, расхваливая, словно матёрый купец, свои игрушки. И хотя мои глаза то и дело обращались к небу, а из груди рвался усталый вздох, в глубине души я была рада, что живость девочки отвлекает меня от тоски по Нику и неловкости от пребывания в чужом доме. И чьём?..

В детской прибиралась пухлая брюнетка лет тридцати. Видимо, после долгой разлуки Сэм пожелала уделить внимание всем своим богатствам. Заметив нас, женщина распрямилась, оправила фартук. Улыбка обозначила ямочки на её щеках.

— Добрый вечер, госпожа! — она слегка поклонилась, прижав ладонь к груди. — Я Пенни. Няня.

— Очень приятно, Пенни, я… друг Саманты. Можешь звать меня Карой. Не надо «госпожи». Мне так лучше, привычнее.

— Как можно, госпожа Кара, да ведь же…

Договорить она не успела. В дверях появился отец подопечной.

— Приветствую вас, альтеор!

Ладонь у сердца. Поклон.

— Добрый вечер, Пенни. Ты, должно быть, утомилась.

Женщина замотала головой, но в данный момент её мнение мало интересовало Константина.

— Позови, пожалуйста, Мануэля. Скажи ему… — он отчего-то запнулся: — Скажи, пусть принесёт лекарство, а сама иди отдыхай. Мы с этой, хм, леди сами уложим Сэм.

Он присел на корточки возле вигвама в центре розовой вселенной. На тканевых стенах среди световых полумесяцев и звёзд тень Саманты руководила тенями двух кукол. Константин откинул занавеску, прикрывающую вход, заглянул внутрь.

— Сэм, — позвал он.

— А?

— Пожалуйста, выйди.

— Папа, — сказала та вкрадчиво, как секрет, — лезь ко мне. Будешь за Адель.

Тень руки продемонстрировала тень одной из кукол. Я бы посмеялась, да не покидало тягостное чувство, будто что-то надвигается, а что — не понятно, и нельзя предотвратить.

— Сэм, выйди, — в голосе Кольдта появились жёсткие нотки.

Я не знала, куда себя деть от нарастающего беспокойства. Что могло растревожить всемогущего архимага? Стал бы он переживать из-за какой-нибудь ерунды?

Силуэт бережно уложил Адель и другую на подушечку, заботливо прикрыл обеих одеяльцем, на четвереньках двинулся к выходу и рассеялся, когда ребёнок вылез из шалаша.

Сэм посмотрела на отца, на меня и на вошедшего только что управляющего. На тонкую фарфоровую чашечку в его руках. На тонкую. Фарфоровую. Чашечку. В руках. Глаза девочки расширились, забегали. К отцу, к Мэнни, ко мне, и ещё круг, и ещё, пока не остановились на Кольдте.

— Папа, я не хочу.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до её щеки, но она отстранилась.

— Сэмми, лекарство нужно, если хочешь жить в этом доме с Мануэлем, Пенни, видеться с дедушкой и дядей, быть рядом со мной. Ну вспомни же, мы об этом говорили, так? Так?

— Папа, я очень скучала по вам. Правда. Но мне было так легко… быть собой, — она закрыла лицо ладонями, из-за чего голос зазвучал глухо: — Я плохая, да?

Я должна была оставаться в стороне, но не могла. Я шагнула к ним, опустилась перед девочкой на колени и прижала её к себе вместе с этими ладошками, мокрыми насквозь. Под руками тряслось, на ключицу капало, а где-то в недрах наших объятий ещё и хлюпало.

— Помнишь, в Эджервилле я рассказывала о гадком утёнке?

— Угу.

— Все клевали его, потому что никогда раньше не видели маленьких лебедей и не понимали, что птенец прекрасен. То же и с тобой. Ты замечательная, просто люди не доверяют непривычному.

Она отстранилась и посмотрела исподлобья. Слёзы прекратили бег. На щеках остались солёные дорожки. Губы ещё дрожали, так, на всякий случай.

— Да?..

— Да. Ты когда-нибудь видела вблизи снежинку? Слышала, что каждая из них уникальна, и двух одинаковых нет? Ты такая же особенная и красивая. Но, знаешь, жители Фламии не любят снег. Они боятся холода. Очень. Вот почему взрослые просят тебя скрывать суть. Остальные пока не готовы её принять. Но когда-нибудь ты, как тот утёнок, расправишь крылья и полетишь над «птичьим двором» всем на зависть.

Сэм стёрла остатки влаги с ресниц, разгладила каждый бантик на новом платье, посмотрела на отца и, заручившись его улыбкой, вытянула руку вперёд.

— Господин Скотт, будьте добры моё лекарство, — с достоинством произнесла она.

На чашке были птички, и они разлетелись, когда та выпала из ослабевших пальцев. Кольдт подхватил дочь и перенёс на кровать. Глаза малышки остекленели, язык еле ворочался. Мне пришлось припасть ухом к её рту, чтобы разобрать просьбу:

— Расскажи сказку.

— Какую, милая?

— Про спящую красавицу, — успела вымолвить она, прежде чем… уснула.