Чёрно-белый мир

Глава 19. Злая пустыня

Солдаты разбрелись кто куда, провожать нас вышел только смотритель крепости. У южных ворот лениво жевала колючки парочка навьюченных верблюдов. Константин помог мне взобраться на одного из них, а сам оседлал второго.

Чем дальше от гарнизона мы отдалялись, тем тернистее становился путь. Исчезли редкие растения. Слои песка утолщались, переходя в цепочки дюн. Воздух трепетал под огненными поцелуями Ока. Само светило походило на гигантский, налитый кровью глаз. Горячий ветер гулял по сыпучему морю, оставляя на его поверхности волны и рябь, подбрасывал вверх стеклянные крупинки, играл ими, и те норовили осесть на всех не прикрытых тканью участках тела — царапали глаза, забивались в ноздри, скрипели на зубах. Плотные платки худо-бедно защищали лица, а золотистые мантии — тела.

Мы не разговаривали. Выживающим вопреки зною и жажде не до бесед. Я слегка отстала, и когда Константин обернулся проверить, иду ли следом, моё сердце болезненно сжалось. Капюшон, платок, острый прищур зелёных глаз, ужасный жар, песчаные вихри, льнущие к статной фигуре — как будто мы перенеслись на Багровое поле, и обоняние вновь терзает запах палёной плоти, а вопли раненых — слух. Я помотала головой, прогоняя наваждение. Мой спутник подождал, пока приближусь, и тогда простёр к горизонту длань.

— Смотри, — его голос звучал глухо из-за платка, — оазис! Скоро сможем отдохнуть, потерпи.

Сил отвечать у меня не было. Я просто кивнула и в принципе была согласна с любым планом, если тот включал в себя воду. Приличия ради глянула, куда указывал Кольдт. Сперва показалось, будто он посмеялся надо мной. Впереди был всё тот же марсианский пейзаж с крутыми барханами и подпирающими пурпурное небо отвесными скалами. Затем, присмотревшись, я увидела за дрожащей пеленой раскалённого воздуха зелёный островок.

Пальмовые деревья обступали водоём как реснички, оберегающие глаз. Влага была божьим даром посреди красного ада и заслуживала преклонения. От силы её власти мои ноги подогнулись, и я рухнула на берег, будто бы вымаливая разрешение прикоснуться к ней.

Несколько позже два путника сидели в тени перистых листьев, прислонившись спинами к прохладному валуну, наблюдая за алым гигантом, которому по человеческим меркам оставалось пройти до линии горизонта сантиметров пять. Верблюды отдыхали неподалёку, при этом их челюсти с крупными зубами ни на минуту не переставали двигаться. Быть может, поэтому Константин спросил:

— Ты голодная?

— Перед тобой человек, побивший мировой рекорд в потреблении воды. Я уменьшила этот пруд литров на сто, клянусь. Мест нет, — и в доказательство, что в ближайшее время мой организм не примет ничего сверх выпитого, похлопала себя по тугому, как барабан, животу.

Константин улыбнулся.

— Что такое рекорд?

— Наилучший результат в чём-либо.

— У нас не ведётся учёт достижений. Важные события заносятся в хронику. Есть ещё ежеквартальный вестник, но он, как книга, дорогой. Я не читаю — некогда, да и не найду внутри того, чего бы не знал, ведь именно моя семья творит историю Амираби. Зачем мне искажённый взгляд?

— Как ску-у-у-учно, — протянула я, — вот на Земле рекорды есть во всех областях, даже в жонглировании пилами.

— И для чего это нужно? — скептически произнёс он.

— Как говорится, жизнь — это подбор антидепрессантов, то есть нахождение источников радости во избежание кризиса бытия.

— Кризис бытия! — фыркнул Кольдт. — Если есть дело жизни, то не будет ни уныния, ни времени на жонглирование пилами. Мне не встречался ни один амирабиец с подобными занятиями.

— Это потому что у вас нет средств массовой информации! Разве что этот ваш вестник, но по сравнению с интернетом и телевидением он ничто.

— Чего-чего?

— Как бы это лучше… Представь зеркало, но необычное, а волшебное, через которое видишь всё: то, что было когда-то, а порой и то, что происходит в эту самую секунду, сейчас. В моём городе такие есть в каждой семье.

— Это магия?.. — нахмурив лоб, спросил он.

— Нет, на Земле нет магии. Её заменяет техника. Это предметы, которыми управляет человек, но работают они сами по себе. Только не от подзавода, как часы, а от потока энергии, создаваемой вращением катушки и магнитом… О, если бы я внимательно слушала учителя физики, то могла бы лучше объяснить!

— Да, это точно, потому что я ничего не понял, — признался Константин.

— Ничего, ты увидишь. До Амираби я и помыслить не могла о существовании магии. Так, читала в книжках, но думала, всё это плод воображения. Мочь то, что умеешь ты, — невероятно! — закончила я, глядя на его руки, красивые с виду и опасные на деле.

— Ты тоже кое-что можешь, — заметил он.

— А, ты о знаках… Узнала про них случайно и всё время забываю. Нет привычки к магии, — пожала плечами я.

Мы помолчали немного, размышляя каждый о своем. Мой взгляд упал на сбившихся в шерстяной холм верблюдов, и я указала на них подбородком.

— Они на Земле тоже есть, как и лошади, как и самые обыкновенные птицы. А вот фениксы, грифоны — невозможно…

Кольдт провёл пальцами по губам, собираясь с мыслями.

— Оба наших мира населены людьми. Без двух голов, шести рук или лишней пары ног, что, согласись, пришлось бы весьма кстати.

Я усмехнулась, а он продолжил:

— Отчего же фауне не быть общей?

— Логично, — согласилась я. — Оранти Шелли предположил, что тёмные, прокладывая ходы в другие миры, сеяли в них семена вашей цивилизации, включая языки, единицы измерения пространства и времени и многое-многое другое. Впоследствии наша планета нашла свой путь развития, вы же двигались по дороге магии.

— Услышав твою историю, я думаю так же, — кивнул он и добавил: — Знаешь, а ведь раньше магии было больше. После геноцида ноксильварцев, магов воды, воздуха даже в знатных семьях не все дети рождаются одарёнными. А что до зверей — единственный феникс в Пирополе, несколько десятков пегасов по всему Амираби, да грифонов — раз-два и обчёлся.

— С каждым днём войны их будет становиться меньше. Магия исчезнет.

Константин вскочил на ноги и во все глаза уставился на меня.

— Откуда ты?..

— Мне сказал феникс, там, в королевском зверинце, где вы чуть не поймали нас.

Я тоже поднялась и подошла к нему вплотную, чтобы поймать его взгляд и дать почувствовать, что не лгу.

— Константин, разве ты не видишь, не понимаешь, что вместе с кровью каждого убитого мага проливается и уходит в землю волшебство, душа вашего мира?

Пока я набиралась смелости, чтобы спросить, не пора ли остановить это, время вышло. Око коснулось черты, и Кольдт перевёл взор с моего лица на горизонт. Вид у него был встревоженный, но не нашей беседой, вернее — не только ей.

— Это не Исдар! — воскликнул он. — Их слишком много!

Он подскочил к верблюдам и принялся снимать мешки с артефактами, предназначенными в уплату за грифонью кровь. Я вгляделась в точку, куда минуту назад смотрел Константин, и увидела на фоне заходящего Ока тёмное пятно. Оно постепенно увеличивалось в размерах, подтверждая тем самым правоту моего спутника. Он говорил, мальдезерцев придёт пять-шесть, а в этом отряде их было в несколько раз больше.

— Кара, помоги! — окликнули сзади.

Было жутко наблюдать за приближением опасности. Оставить её без контроля было ещё страшнее. Сделав над собой усилие, я отвернулась и подбежала к Константину, который уже снимал с «кораблей пустыни» сёдла и уздечки.

— Что нужно делать?

— Прости, но тебе придётся понести артефакты, я возьму остальное. Верблюдам, по возможности, придадим первозданный вид. Если не разбредутся, пусть забирают себе. Рёв животных может нас выдать.

— А куда идти? — недоумевала я. — Кроме оазиса, прятаться негде, да и зачем? Разве ты боишься кочевников?

Кольдт перестал суетиться и посмотрел на меня. Его глаза нехорошо блеснули.

— Какая кровожадная, — с издёвкой произнёс он, — а ведь только что провозглашала идеи пацифизма!

Щёки полыхнули от стыда. В самом деле, неужто я хотела, чтобы он избавился от людей, которых я даже не знала, в свойственной ему манере? Я, которая только что вещала об уродстве войны?

— Эй, не надо, — вдруг сказал он мягко, будто перед ним стояла расстроенная Сэм. — Мне плевать на них, знаешь? Соберутся дружно сдохнуть — буду только рад. Но Исдар, хоть и поддерживает контакты с выходцами из королевств, всё же мальдезерец. Боюсь, расправы над соплеменниками он не одобрит, и придётся искать другой вариант. Давай, соберись, надо уходить. Ещё пара минут, и будет поздно.

Его слова, жестокие по сути, не должны были меня утешить, но почему-то стало легче. Должно быть, от проникновенного тона, каким те были сказаны, от прикосновения тёплой ладони к моей руке. Я подхватила сумки с артефактами. Константин закинул за спину мой ранец, а на плечи водрузил снятые с верблюдов сёдла. Нельзя было ничего оставлять.

Мы ушли недалеко, метров на четыреста от оазиса, к оранжево-коричневым скалам, изрытым горизонтальными бороздами, похожими на слои знаменитого советского торта «Медовик». На мой взгляд, укрытие было не слишком надёжным, но иначе считал Константин.

— Там есть пещера, однажды я спасся в ней от песчаной бури. Переждём внутри.

— А мальдезерцы не примчатся сюда?

— Нет, их цель — вода. Полагаю, они заночуют на берегу, как планировал я сам. Обычно кочевники снимаются с места засветло, так что утром сможем вернуться и встретиться с Исдаром. Он придёт.

— Почему ты так уверен?

— Что у нас там? — Кольдт указал на мешок с артефактами.

— Э-э-э, насколько я помню, «Мгновенные костры», «Карманные светочи», «Обогреватели любых помещений длительного действия»…

— И?

— И «Кипятильники»! Вот!

— Верно. Скоро ты поймёшь, почему эти безделушки здесь на вес золота.

Константин зашвырнул упряжь за камни. Я передала ему тюки с артефактами, а себе взяла его сумку. У той был достаточно длинный ремень для того, чтобы перебросить через плечо и, таким образом, освободить руки. Мантии могли помешать лазанью по скалам и потому отправились ко мне за спину, в ранец.

Хватаясь за выступы, я вскарабкалась на самый верх. Мне хотелось встать в полный рост, чтобы охватить взглядом пейзаж до горизонта, узнать, чем заняты кочевники — уж не идут ли по нашу душу? Но этого нельзя было делать, чтобы ненароком не привлечь к себе внимание. Так что я ползла по-пластунски, пригибая голову, глотая пыль, а затем вслед за Константином скатилась на дно углубления, напоминающего чашу.

В круглой стене чернел провал, в котором исчез мой спутник. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, и, хотя по узкому лазу пришлось ползти теперь уже на четвереньках, страшно не было, ведь я двигалась из тьмы к свету. Им была магия Константина. Тёплое сияние утешало, манило. Обещало, что меня ждут.

Когда до выхода оставалась лишь пара рывков, сильные руки буквально выскребли меня из тоннеля. Я поморгала, привыкая к освещению, и с высоты объятий Константина осмотрела убежище.

Стены вздувались буграми, отчего в некоторых местах пол и потолок почти соприкасались друг с другом. Полностью распрямиться давал только пятачок при входе. После бега по жаре пещера радовала прохладой, но я знала цену этому блаженству. В пустыне ночи лютые, морозящие насмерть. Сухой воздух и песок остывают так же, как и нагреваются, легко. Око, наверное, уже простилось с миром, и до наступления холодов оставались жалкие мгновения.

Мне пока ещё было тепло. Я изучала временное пристанище, сидя на руках у Константина, и осознала это в полной мере лишь тогда, когда мой взгляд сполз с неровного свода и угодил в плен малахитовых омутов, а кончик моего носа чуть не задел его нос. Я соскользнула вниз, нечаянно проведя ладонями по мужскому торсу. Мы оба уставились на красные линии вдоль белого полотна. Резко, почти грубо Константин ухватил меня за запястья и поднёс мои кисти к своему лицу. В сиянии светоча капельки на коже переливались не хуже рубинов. Многосложное ругательство сорвалось с перекошенных губ.

— Наверное, поранилась о камни, когда лезла в пещеру, — предположила я.

Он выудил из сумки флягу, я выставила вперёд ладони, и на них полилась вода. Видя, как я морщусь, Константин сказал:

— Потерпи немного. Сейчас пройдёт.

— Мне так жаль…

— Не думал, что ты расстроишься из-за небольшого боевого ранения. Ты ведь на самом деле молодец, подготовлена хорошо…

Я улыбнулась, но то, что он произнёс дальше, заставило уголки моего рта опуститься.

— …Теперь я не сомневаюсь, что ты готовилась в стражи. И фигура у тебя подходящая, не менее тренированная, чем у некоторых из моих ребят.

Есть девушки, на которых буквально сыплются комплименты, мой удел — издёвки и тычки. Я уже смирилась с критикой произношения, но слышать от него, что у меня тело как у парня, было неприятно, даже чересчур. Нет, я понимала, что спортивна, однако на Земле это считалось скорее достоинством, чем недостатком. К худобе призывали все журналы, заставляя и так слабый пол голодать. Кроме того, несмотря на стройность, все женские прелести у меня имелись. По крайней мере, мне так казалось до сих пор. Я не знала, то ли плакать, то ли смеяться, и оттого издала невнятный всхлип, который Константин снова истолковал по-своему.

— Не беспокойся, шрамов не останется, — заверил он, промокнув ранки чистым платком, — сейчас нанесём лечебную мазь.

Я покачала головой.

— Я переживаю не из-за этого.

— Нет?

— Нет. Твоя рубашка. Она была такой красивой…

Кольдт застыл с открытой баночкой в руках. Он посмотрел на меня внимательно, так, как будто впервые видел. Температура в пещере меж тем быстро снижалась. Мои рукава намокли и превратились в ледяную тряпку. Тонкая блузка была хороша на солнцепёке, но не могла согреть. Когда зубы перестали попадать один на другой, Константин встрепенулся и поспешил закончить лечение.

Он достал из сумок мантии, а также сферу размером с теннисный мяч. Брошенный артефакт разбился на несколько тлеющих угольков. По воздуху побежали горячие волны, как бывает, когда включаешь на полную мощность фен. Вот почему Константин сказал, что Исдар придёт обязательно — он не мог упустить такой товар.

— Будто камин без обрамления, чистое тепло, — пояснил Константин, — если не залить водой, работает до месяца, в среднем недели три.

Окинув меня придирчивым взглядом, альтеор скомандовал:

— Вытяни руки.

— Зачем?

Он заключил мою ладонь в свою, пальцы свободной конечности тронули влажный рукав.

— Давненько я этого не делал. Главное — не переусердствовать.

— Может, не надо? — спросила я шёпотом, чтобы не помешать.

Кольдт глянул на меня.

— У тебя губы синие.

— А, — только и вымолвила я.

Ткань нагрелась, но не успел накатить испуг, как тиски разжались, возвращая мне моё. Пока Константин занимался вторым рукавом, я украдкой разглядывала его.

— Чему ты улыбаешься? — поинтересовался он, не отводя глаз от своей работы.

— Ты такой серьёзный, — сказала я, не придумав достойный ответ.

— Порой мне сложно сдерживать силу. Я же говорил.

— Да, говорил. Просто кажется, что тебе всё легко.

— Так кажется.

— Верю.

Я погладила тёплую ткань, которой секунду назад касались его пальцы.

— Спасибо.

Константин кивнул и отошёл к сумке с припасами. На выступ лёг кусок холодного мяса, хлеб, сыр, мешочек с травами для заварки. Звякнули о камень жестяная кружка и охотничий нож. По понятным причинам мы не стали разводить костёр, хотя с моим спутником это было и не нужно. Благодаря ему мне достался горячий чай.

Я была почти счастлива, грея ладони о кружку, вдыхая исходящий от напитка душистый пар. Кольдт медленно ел, уставившись в одну точку. Будь это Николас, можно было бы спросить, о чём он думает. Но это был не мой дорогой друг.

Вспомнив Эджервилль, я вдруг осознала, что, покидая его, кинула в ранец плед. А поскольку я не вынимала его ни в Роще, ни в гарнизоне, он всё ещё лежал там. Притихший было Константин ожил, когда на пол с грохотом посыпались вещи. Когда я танцевала в обнимку с заветным свёртком, он перестал жевать.

Я выбрала более или менее ровный участок, расстелила плед. Это ложе было настоящей роскошью, куда лучше тонкой мантии, и всё же стылость камня проникала сквозь него и одежду под кожу до самых костей.

Спустя пять минут я уже не могла сдерживать дрожь, а ещё чуть позже — клацанье зубов, и потому, когда Константин лёг рядом и обнял меня, я не только не стала возражать, но и бесстыдно прильнула спиной к его тёплой груди. Я обещала себе попереживать, когда согреюсь, однако, впитывая жар чужого тела, слушая дыхание и ощущая стук сердца, я не испытывала должной неловкости, а прикидывала, как давно в моей жизни было нечто подобное.

Безумие — но что если бы я решилась закинуть руку за голову и зарыться пальцами в его волосы, повернуть к нему лицо и, утопая в зелени радужек, подставить губы для поцелуя? Прошёл бы он тогда остаток пути мне навстречу? Прижал бы крепче? Провёл бы ладонью по моей шее, груди, животу?..

— Угомонишься ты, наконец?! — выдохнул Константин мне в затылок.

— Что?! — опешила я, искренне надеясь, что он не умеет читать мысли.

— Ты ёрзаешь и мешаешь мне спать!

— Прости…

— Не бойся, — хмыкнул он, в который раз превратно истолковав моё поведение. — Ничего я тебе не сделаю. Закрывай свои чёрные глазки.

Я повиновалась, так и не испробовав всего того, что нарисовало воображение. Мы так и остались двумя одинокими людьми, коротающими ночь в студёной скале на краю Злой пустыни.