Чёрно-белый мир

Глава 16. Чудо

Из-за ночных посиделок я проснулась позже, чем привыкла. Дневной свет, уже не такой яркий, как ранней осенью, а блёклый, с трудом пробивался сквозь тяжёлые портьеры. Во всём чувствовалось приближение заморозков. Главная достопримечательность поместья — клёны — сбросили почти все листья, укрыв корни шуршащим пледом. Из водоёмов исчезла летняя зелень, и местное озерцо стало братом-близнецом неба, что имеет такой насыщенный цвет лишь в сухие холодные дни. Абсолютный штиль…

…Баюкал гостевое крыло особняка. С рассветом жизнь сместилась вниз. На верхнем этаже осталась только тишина, тонкий аромат лаванды, искушение роскошью.

Такие, как я, с детства приучены делать всё быстро и по расписанию. Через пятнадцать минут, потраченных на умывание, одевание и «колосок», я прикрыла дверь в свои временные покои. Коридор пустовал. Не то чтобы мне нужна была толпа помощников, но подсказка, куда податься, не помешала бы. Я решила, что точно не ошибусь, если пройду по хребту дома — лестнице.

Мне повезло. Я как раз миновала пролёт с картиной, когда заметила женщину. Та перебегала из одного конца холла в другой, никак не ожидая встречи с утренним призраком. Она подпрыгнула на месте, взвизгнув. Дрожащие пальцы легли на строгий ворот платья. В карих плошках испуг потихоньку сменялся узнаванием. Я тоже признала её — это была одна из слуг, что подали нам ночью ужин.

Придя в себя, женщина по местному обычаю поклонилась.

— Простите, госпожа, я запамятовала, что у альтеора гости, и ваше пристрастие к… в одежде… напомнило кое-кого… — она бросила взгляд мне за спину, туда, где навечно застыла Кристина. — Не сочтите за глупость, мне почудилось, будто леди Кольдт сошла с полотна.

Я обернулась на картину. Сравнить меня с высокородной красавицей — глупость, это верно, но не смущать же и без того от меня пострадавшую.

— Сожалею, что напугала вас.

— Ах, что вы, что вы!.. Вечно ношусь, старшая служанка всё-таки! — её глаза горделиво блеснули. — Вот и случаются конфузы. То ногу подверну, то вазу задену, а был давеча один случай… Да что это я?! — одёрнула она сама себя. — Вы же наверняка голодная! Принести вам завтрак, или желаете присоединиться к господину и леди Саманте?

— Желаю присоединиться. Проводите? Я плохо запомнила дорогу вчера, слишком устала.

— Конечно, госпожа. Меня, кстати, Ханной звать. Прошу, прошу… — торопила она, увлекая меня за собой.

— А я Кара, — это всё, что мне удалось вставить в суетливый поток её речи.

В столовой в меня вонзились две пары изумрудных глаз. На том же краешке огромного стола, у которого мы с Константином вопреки всем правилам здорового питания наедались на ночь глядя, под узорным покровом из свежей зелени разлеглась многоокая яичница. К моему приходу идеальный некогда круг уже потерял несколько областей. В фарфоровой паре что-то дымилось. Судя по «усам» на детском личике, в одной из чашек было какао. Меня же, как мышонка на аромат сыра, влекло к другому сосуду — вместилищу божественного кофейного духа. Приступ жажды стал очевидным для всех. Как часто бывает в таких случаях, в столовой стало необычайно тихо, стоило мне громко сглотнуть. Вилка Сэм звякнула о пол, когда та выпорхнула из-за стола, чтобы обнять мои ноги.

— Пойдёшь гулять? — острый подбородок ткнул бедро — это она подняла лицо вверх, а я будто нашла гладкие стёклышки среди ракушек на берегу моря.

В комплекте с зелёными радужками шёл медно-русый цвет волос, что делало Сэм похожей на Константина больше, чем прежде. Вот как должна была выглядеть маленькая Кольдт без примеси фригонской крови. Мои ладони легли на пухлые щёчки.

— С такой красоткой хоть на край света!

Саманта вернулась за стол, а Ханна споро накрыла мне напротив девочки, по правую руку от хозяина дома. Служанка плеснула в мою чашку из кофейника, и я решила бы, что вознеслась в рай, если бы не чересчур широкий ассортимент столовых приборов.

В прошлый раз обстановка была неформальной, теперь я это понимала, а при свете дня — три вилки слева от тарелки, три ножа плюс ложка — справа, наверху — коротенькие ложка, вилка, нож. Может, сделать вид, что не голодна? При одной мысли в желудке запели киты. Кинула кислый взгляд на Константина. Тот вопросительно вскинул бровь. Так выглядит безнадежность. Я снова вперилась в стол.

Сэм Гэмджи * вынес Фродо из извергающегося вулкана. У меня была своя верная Сэм. Пальчик напротив потыкал в самые длинные и по совместительству первые от краёв тарелки вилку и нож. Я стрельнула глазами в тосты и масло. Мне указали на отдельную тарелочку и широкий плоский нож на ней. Снова глянула на Константина. Заметил ли? Мужчина невозмутимо прихлёбывал из чашки, думая о чём-то своем. Я одержала победу над тостом и, хрустнув им в последний раз, пошутила:

— Что, и ты пойдёшь гулять?

— Да, — последовал короткий ответ.

Кто не был глух и нем во время еды, поперхнулся кусочком сухого хлеба и судорожно пытался запить его слишком горячим кофе. Добрая Сэм подвинула ко мне один из армии стаканов на столе. Вода!

Я принимала гуманитарную помощь, а Кольдты чинно продолжали завтрак, будто ничего не произошло. Уверена, начнись землетрясение, никто не стал бы бегать и орать. Хозяин Рощи взял бы хлыст и перчатки и степенно покинул дом, пропустив вперёд дам, но прежде сложил бы приборы на тарелке таким образом, чтобы было понятно, что приём пищи завершён.

— Папа обещал погулять со мной, перед тем как вы уедете в Мальдезер, — объяснила Сэмми, когда я пришла в себя.

— Мальдезер?! — если бы я не подавилась раньше, сделала бы это сейчас, однако такой способ выражения крайней степени удивления исчерпал себя, и пришлось обратиться к более прозаичному — уставиться на Кольдта во все глаза и повторить: — Мальдезер?! Мы?! Туда?!

— Там живут грифоны, — произнесла Саманта важно, как хорошо выученный урок.

— Точно, — Константин подмигнул дочери.

— Но я думала… ты просто знаешь, где купить то, что нам нужно.

— Знаю, — подтвердил он, — в Мальдезере. Следующая поставка от контрабандистов ожидается нескоро, поэтому придётся задействовать личный канал. Контакт не доверяет жителям королевств, значит, встреча состоится на его территории. Всё просто.

— Когда?

— Сейчас… мы идём на прогулку. Доедай, иначе рискуешь бродить по аллеям голодная. А кое-кто любит гулять долго.

Чтобы показать, насколько долго, он произнёс это слово, растягивая «о».

— Ура! — захлопала в ладоши Сэм. — Схожу за Пенни и Вульфом.

— Вульфом? — спросила я, лишь только девочка скрылась за углом.

— Это её плюшевый медведь, — пояснил Кольдт.

Он смотрел на меня выжидающе, слегка поджав губы и приподняв брови. Пальцы негромко барабанили по столу. А на зелёных витражах играли кусочки света, отражённые от блестящих предметов, коих в столовых всегда полно.

— Мишка Вульф? * — переспросила вкрадчиво. — Как заяц Фокс?

— Кот Дог? — предложил Константин.

— Котёнок Гав, — поправила я.

— Как-как? — нахмурился он.

Из холла послышались голоса, детский смех, по ногам скользнул ветер — это открылась входная дверь, и Константин машинально протянул мне руку, хотя зарекался так делать.

— Ладно, идём, обещал же.

Кольдт слыл каменным, холодным, а ладонь у него была мягкая и тёплая. От прикосновения лёгкий ток проник под кожу и разлился по нервам, словно по проводкам. Я отдёрнула руку, будто обожглась. Константин тут же заковал свою в перчатку. Его лицо не выражало никаких эмоций, когда он, выпуская меня на волю, открывал тяжёлую дверь.

Свежесть осеннего утра тронула лоб, кончик носа, щёки, подбородок и открытый участок шеи над воротником. Пройдя этим путём, она стёрла румянец неловкости с моей кожи. Студёный воздух покусывал кончики пальцев, норовил добраться до тонких косточек, пробраться под накидку, но я не пустила — сдвинула п о лы, удерживая их вместе изнутри.

Саманта убежала далеко вперёд. Шустрая девочка изредка останавливалась, чтобы подобрать привлекательный листок для сезонного букета, и только поэтому Пенни могла за ней поспевать. Компанию няне составлял не менее запыхавшийся Мануэль, который, по-видимому, решил присоединиться к процессии к озеру.

— Почему ты улыбаешься? — вдруг спросил Константин.

— Правда? Я не заметила…

— У тебя очень живое лицо, оно никогда не бывает безучастным. Все эмоции — как на холсте.

Я остановилась, глянула изумлённо на отдаляющуюся фигуру.

— В карточной игре ты была бы худшим партнёром, — донеслось до меня, и я поняла, что зря разволновалась.

Старый добрый Кольдт никуда не делся.

— Так что тебя развеселило? — снова поинтересовался он, когда я догнала его, выйдя из ступора.

— Я не смеялась, а радовалась тому, что Сэм чувствует себя лучше.

Долгое молчание заставило меня оторвать взгляд от цветастого ковра под ногами. Когда я сделала это, мои глаза встретились с глазами Константина. Он изучал меня, не таясь, словно добавлял новые штрихи в мысленный эскиз собеседницы. Нетрудно угадать, кто не выдержал первым и попытался заполнить паузу болтовнёй:

— Все очень привязались к Сэм, — начала было я, но Кольдт уточнил:

— Вы жили в доме оранти Шелли, верно?

— Да, но они, то есть мы, не знали…

— Чья она, — снова перебил он, — я понял.

— Молли, это мать Николаса, заботилась о ней, как о собственной внучке. Укладывала, когда меня не было рядом, и многому научила. А Сэм? Она интересовалась буквально всем! Ухаживала за птицами, лепила пирожки, поливала рассаду. Плачущей в Эджервилле я видела её лишь раз — когда она вспомнила о доме. Знаешь, она совсем не заносчивая для королевской родни.

— В отличие от кого? — прищурился Константин.

Я ощутила, как, несмотря на холод, снова приливает к лицу кровь. Да уж, разрядила обстановку, нечего сказать! Гадая, ждёт этот сноб ответа, или вопрос был риторическим, подняла взгляд и замерла — он улыбался, и не издевательски, как я могла ожидать, а очень мягко. Уголки его губ приподнялись, взор рассеянно блуждал по моему лицу, пока не остановился на лбу. Мужчина вскинул руку, и я, не успев сообразить что к чему, отшатнулась.

— Что… что ты делаешь?! — я едва не кричала.

— Прости, — он нахмурился и убрал руки за спину. — Не хотел напугать, просто у тебя лист в волосах. Смотри.

Его палец ткнул в лужу у наших ног, в которой, как в зеркале, отражался перечёркнутый обнажёнными ветвями кусочек неба.

Осторожно заглянула в мирную гладь. Оттуда на меня смотрела девица с блестящими от подступающих слёз глазами, искривлённым паникой ртом и жёлтым листком в тёмных волосах. Я стряхнула непрошеного гостя, и тот, сделав несколько крутых виражей, поплыл по зеркальной поверхности аккуратной лодочкой.

— Идём, — Константин больше не пытался дотронуться, только указал направление, в котором нужно было шагать, чтобы нагнать остальных.

Что такое две минуты на отрезке жизни? Всего лишь песчинка времени, равная подогретому в микроволновке обеду. Однако сто двадцать секунд тишины, разбавленной лишь шорохом жухлых листьев да нашим сбивчивым от ходьбы дыханием, показались мне целой вечностью. Я громковато прочистила горло, перед тем как снова заговорить:

— Мне не даёт покоя один вопрос.

— Только один? — Кольдт покосился на меня.

— Да. То есть нет. То есть в данный момент — да!

Я проигнорировала ироничную ухмылку и приступила к разведке.

— Так вот. Почему ты закрыл лицо на Багровом поле? Ну помнишь, — я поднесла ладонь к нижней части лица, — чёрный платок. Зачем он был нужен, если при первом же взгляде все поняли, что это ты? Может, так принято… ну, у знати?

Константин поморщился.

— Да нет… — отвечал он с явной неохотой. — Я прибыл инкогнито и не собирался вступать в бой. Антуан пригрозил, что, если вмешаюсь, никогда не увижу Сэм. Я и не хотел участвовать, но может ли альтеор спокойно наблюдать, как гибнет цвет Фламии — маги, многих из которых тренировал он сам?

— Получается, — мои глаза расширились от удивления, — ты готов пожертвовать дочерью ради жизней своих солдат?

— Скажи мне, Кара, — кажется, он впервые назвал меня по имени. — Что важнее: личная привязанность или долг?

— Для меня — привязанность… любовь, конечно же.

— Для тебя — допустим, — он кивнул, — а для командующего армией, сына главы государства?

— Что же он, не человек? — сказала я невпопад.

— Хорошо, упростим задачу. Что выберешь — одну маленькую, пусть и бесконечно любимую, девочку или сотню парней, которые тебе верят?

Нет, так ни разу не проще. От охватившей меня дрожи не спасала ни тёплая накидка, ни ускоренный шаг.

— Не волнуйся, — смягчился Константин, — я не стал бы раскрывать себя, полагая, что фригонцы в самом деле причинят ей вред.

— И что бы удержало их от этого, — не поняла я, — только то, что она полукровка?

— Не это, — его голос сделался странным, в нём чувствовалась скрытая горечь, пару раз он резко втягивал воздух, собираясь что-то сообщить, но умолкал. Спустя несколько секунд всё же произнёс: — Антуан не стал бы вредить внучке.

Я резко сбавила ход. Мозг, пытаясь осознать смысл последней фразы, призвал на помощь все ресурсы организма, и мне стало трудно переставлять ноги. В голове роились мысли, рождались поколения вопросов, а сказать было нечего, да и что скажешь в момент подобной откровенности? Потому-то всё вокруг, включая меня, и безмолвствовало, словно приглашая Константина продолжить рассказ.

— Шесть лет назад я проверял гарнизон в тех краях, откуда родом твой друг Шелли. Миссия почти завершилась, и напоследок мы решили проехаться вдоль Юнайского леса, удостовериться, что всё тихо. Я неплохо различаю отголоски чужой силы и фригонцев учуял бы сразу. И вот, уже на подъезде к Эджервиллю, привязанному, как ты знаешь, к Пирополю широкой лентой торгового тракта, уловил, так мне показалось, какое-то присутствие. Женская фигура буквально вывалилась из плотных рядов деревьев под ноги моего жеребца. Платье у неё было изорвано колючими ветками. Те же цепкие лапы оставили алые росчерки на белых руках, которые она выставила перед собой в попытке заслониться от передних копыт поднявшегося на дыбы животного. От этого движения, а ещё, наверное, страха и усталости, девушка потеряла равновесие и упала, и, когда я, осадив коня, подбежал к ней, была уже без сознания. В отличие от коварного пламени, лёд прямолинеен — он наделяет своих носителей специфической внешностью, благодаря чему их легче обнаружить и убить. Беглый осмотр не выявил признаков враждебной магии, да и внутреннее чутьё не определяло никакого потенциала. Это было довольно странно, учитывая её богатый, хоть и безнадежно испорченный наряд и чувство, предвосхитившее появление. На постоялом дворе в той самой деревне, где недавно по иронии судьбы побывала Сэм, девушку привели в чувство. Помню, я спросил тогда довольно резко:

— Что ты делаешь на фламийской земле?

Она тяжело сглотнула. Ей пришлось приложить усилия, чтобы заговорить, и первым, что я услышал из её уст, было:

— Могу ли попросить стакан воды?

Я замер. Мне уже не воскресить в памяти звук её голоса, но я всё ещё помню впечатление, которое он произвёл. Тихий, спокойный, как течение величественной реки, и в то же время твёрдый, как лежащий на берегу той реки камень. Я зачерпнул воды из бочонка в углу клетушки. Сунув кружку в протянутые руки, продолжил допрос:

— Речь правильная, наряд изысканный, но нет наследственной магии. Как так?

Фригонка жадно напилась из глиняной посудины, утёрла рот тыльной стороной ладони и, не решившись побеспокоить меня возвратом тары, так и крутила ту в руках.

— Мой отец — человек благородного происхождения, однако не великого богатства и предприимчивости. Вконец обнищав, он распродал то, что у него было во Фростфорте, и переехал в деревню, где женился на простой девушке, дочери учителя. Потом появилась я. Как вы можете видеть, милорд, я совершенно обычная и тоже учу детей тому, что умею — грамоте, счёту, живописи.

Я видел. Серые глаза, без жуткого индиго, и растрёпанную пепельную косу. Вроде бы, ничего подозрительного, и всё же…

— И всё же повторюсь. Что ты забыла во Фламии?

Она побледнела. То есть не так. Лицо девушки стало белее, чем было, отчего ещё выразительнее стали и без того большие глаза.

— Отец… — голос задрожал, будто подул ветерок, и река пошла мелкой рябью. — Надеялся решить финансовые проблемы, выдав меня за старика. Таких платьев, как это, в моём гардеробе нет. Его прислал жених, чтобы я надела на свадьбу.

— И что же, враг лучше пожилого богача? — усмехнулся я.

— Вы не понимаете! — волнение вернуло цвет в её черты. — Меня бы не оставили в покое! Отец сильно задолжал, а тому господину я приглянулась… весьма, — голос снова стал ровным, даже безжизненным: — Во Фригоне не было шансов избежать нежелательного исхода, и я подумала: «Либо повезёт, либо умру в лесу».

— Ты не умерла, но не уверен, что тебе повезло. Слушай меня внимательно. Поедешь с нами, пока не решу, как с тобой быть. А сейчас…

Тонкие руки обхватили поникшие плечи — она обнимала себя как ребёнок, ей-богу.

— …Отдыхай. Ужин принесут. Одежду тоже. Не такую красивую, как старая, но точно чище.

— Спасибо! — поблагодарила она искренне, заметно повеселев.

Я кивнул и направился к двери. Стоя уже на пороге, обернулся.

— Как хоть зовут-то тебя, сумасшедшая?

— Рене.

Рене держалась в седле отлично. «Ну откуда деньги на содержание лошадей у разорённого аристократа?» — подумал было я, но не придал этой детали особого значения. Все подозрения на её счёт быстро выветривались из головы, я сам отгонял их, не позволяя приобрести очертания.

В пути она старалась быть незаметной, ничего не требовала, да и в целом говорила мало. Благодарила за предложенную помощь, на вопросы отвечала «да», «нет» и излюбленное «простите, не знаю». Лишь однажды инициатива исходила от неё. Когда Рене услышала, как кто-то из моих людей обратился ко мне «альтеор», она, опустив глаза, отгородившись веками так, что на щёки падала тень от ресниц, спросила:

— Вы Константин Кольдт?

— Да. Ты обо мне слышала?

— Да кто ж не слышал!

— Плохое или хорошее? — будто бы с интересом спросил я, ничуть не сомневаясь, что мной во Фригоне пугают детишек.

— Ничего себе, — тихо сказала она, не мне, а кому — не понятно.

Как ни странно, она не делала попыток разузнать, какое будущее ей уготовано. Надлежало отвезти находку в Пирополь и, конечно, рассказать о случившемся отцу, а дальше её ещё раз проверили бы, пристроили бы гувернанткой, разумеется, с соответствующим надзором, или выслали во Фростфорт за выкуп. В начале войны её непременно казнили бы, но спустя четверть века после начала междоусобицы, политика сделалась более гибкой. Всё зависело от желаний короля. Я же не желал ни одного из возможных вариантов. Меня всегда окружали только уроженки Фламии. Местные дамы отличаются пылким нравом. Они порывисты, иногда резки, всегда страстны. Обычно мужчинам это нравится. Но Рене… Рене была совсем другая. Тонкая, деликатная, с прозрачными серыми глазами и белой кожей, она напоминала спокойную, но уверенно следующую к одной только ей известной цели воду. Видение реки, посетившее меня при встрече, не отпускало с тех пор ни на минуту. Она была нежным топазом среди броских рубинов, понимаешь?

— Угу, — буркнула я.

Кое-кто, должно быть, забыл, что излагает всё это почти незнакомой девушке, а не какому-нибудь приятелю. Но надо отдать Константину должное. История, рассказанная с тактом, ничем не опошленная, не могла не тронуть душу. Наверное, я действительно его понимала. Не знаю, нужен ли вообще ему был мой ответ, — настолько погружённым в воспоминания он казался.

— Я решил забрать девушку в Кленовую рощу, чтобы, как я убеждал себя, выгадать время. Я хотел присмотреться к ней в неформальной обстановке, ну а позже найти возможность посоветоваться с отцом. Так я утешал себя и даже приободрился. Идиотский план тогда казался мне гениальным… Честно, никогда не стремился к женитьбе, но от Рене исходил такой свет, что мой дом преобразился, да и сам я, казалось, сделался чище, лучше. Мог ли я оттолкнуть, когда три недели спустя она прокралась в мою спальню? Если бы счастье не ослепило меня, то я бы как минимум удивился — девушка, благородная, невинная… сама, ко мне, к человеку, которого едва знала. Был бы умнее — развернул бы её у порога и спровадил к родственникам во Фригон. Но тогдашний я, положа руку на сердце, сам отправился бы к ней в ту ночь, если бы она не опередила.

На лицо Кольдта набежала тень, у губ пролегла резкая складка. Я поняла, что повествование подходит к своей не слишком счастливой развязке, но боялась даже дышать, чтобы не разрушить доверительную атмосферу. Наконец, он справился с эмоциями и продолжил:

— Ещё через четыре недели Рене упала в обморок в холле. Я вызвал семейного врача. Старый приятель, которому я верил безмерно, выгнал меня из её спальни, и я метался по лестнице то вверх, то вниз, гадая, что можно делать добрых полтора… нет, два часа. Когда уже готов был снести ненавистную дверь, в коридоре показался доктор. Не доводилось мне видеть его таким серьёзным. Я приготовился к кошмару: может быть, Рене больна или хуже того — умирает?.. Всё оказалось менее трагично в общечеловеческом плане и гораздо более мрачно для меня лично. Ей дали общеукрепляющий отвар. Средство к тому же обладало очищающим эффектом и, должен сказать, подействовало великолепно. В комнате, куда меня наконец допустили, было самое прекрасное и одновременно самое ужасное, что я когда-либо видел. Водопад платиновых волос в сочетании с белой кожей делал глаза невыносимо, пронзительно-синими, будто в ясный день кто-то бросил на снег васильки. Не в силах терпеть эту картину, я отвернулся.

— Посмотри на меня, — попросила она.

Я не хотел, но сумел справиться с яростью и уставился прямо в синюю бездну, куда летела моя жизнь.

— Ты специально, — сказал я и поразился, какой чужой, непослушный был у меня голос. — Ты сделала это нарочно, чтобы я не смог отослать тебя… из-за ребёнка.

Мне хотелось снова отвернуться или хотя бы закрыть лицо руками, но я не позволил себе этой слабости.

— Да, — уверенно сказала она.

Я кивнул, мол, так я и знал, так мне, дураку, и надо. А потом услышал тихий плач. Я ещё не видел её такой жалкой и маленькой. Она не плакала, когда угодила в руки врага — мои руки, ни слезинки не проронила от страха или боли. А теперь вот глотала слёзы, даже не пытаясь их сдерживать. И я понял, что это неправда. Что она подтвердила мои злые слова про то, что все её действия были спланированы, из гордости. Но осознание этой простой истины не удержало меня от того, чтобы покинуть эту комнату и не переступать её порог больше никогда. Твёрдости мне придала отповедь отца, за время которой он столько раз прокричал слово «предатель», что я не смог сосчитать. Со временем он, конечно, простил, но тогда я даже на него не сердился. Ведь мы узнали, кто на самом деле скрывался под личиной Рене. Верене Гланц — единственная дочь Антуана. Выяснился сей, мягко говоря, досадный факт довольно просто. Дом вечного льда отчаялся найти пропажу собственными силами и сделал объявление. То, что она говорила про нежеланный брак, кстати, оказалось правдой. Казна Фростфорта опустела из-за затянувшейся войны, и Антуан не придумал ничего лучше, чем продать дочь за алмазные копи одного из своих подданных. Его люди прочесали Фригон вдоль и поперёк, затем той же участи подвергся Юнайский лес, потом искали и во Фламии (тайно, конечно), вот только не там, где следовало. А надо было на самом виду. Достаточно было глянуть на верхушку местной пищевой цепочки, на рыбку покрупнее. Никто из них, как, по правде, и никто из нас, вообразить не смел, что девица Гланц могла быть у меня, и не в застенках где-нибудь, а просто у меня. Дома. Я написал во Фростфорт письмо, в котором без лишних подробностей изложил суть дела. Антуан прислал официальное обращение о немедленной выдаче наследницы их Дома. В обмен он предлагал ряд территориальных уступок. Я ответил, что с превеликим удовольствием отправлю восвояси его ребёнка, как только получу своего. Он прислал письмо с проклятьями. К концу послания, когда вся сила его ненависти вылилась на бумагу виртуозными оскорблениями, он пришёл к тому же выводу, что и мы. «Забирай себе фламийского ублюдка. После — вороти дуру. Никто не должен знать», — так писал давний враг, и отец всё повторял, что не думал, что доживёт до этого чёрного дня, а ещё, что я проклят и повторяю его судьбу. Не знаю, у кого Верене заказала настолько убойное зелье блокировки магии, что даже я не почувствовал эхо её силы при встрече, а она была невероятно сильна, ведь Сэм должна была стать магом воздуха или воды, но спящий в крови Верене лёд полностью перекрыл моё пламя. Отрава, впрочем, как и беременность, истощила организм принцессы, и роды она не пережила. Я обещал Антуану дочь, а вернул только её тело. Он, конечно, винит в случившемся меня, и я с ним в общем-то согласен. Вот что бывает, когда теряешь голову.

— Иной раз неприятно сталкиваться с последствиями сделанного выбора, — ответила я, тщетно пытаясь удержать влагу в глазах, но уже видела росу, дрожащую на кончиках ресниц: — Но порой терять голову просто необходимо, чтобы случилось чудо.

Константин проследил за моей рукой, взгляд его упёрся в Сэм и по той же траектории вернулся обратно.

— Красиво, — тихо сказал он, глядя на меня.

— Кто? — сглупила я.

— Что. Твои слова. Как ни парадоксально, годы в качестве отца-одиночки привели меня к такому же выводу.

— А почему не женился? Выходит, только Верене смогла войти в твое сердце?

Много позже, в уединении, я восстанавливала в памяти наш разговор и каждый раз, возвращаясь к этому моменту, сгорала от стыда! Ник был абсолютно прав, намекая, что я чрезмерно любопытна, и этот порок заставил меня краснеть.

Я знала, что за эту оплошность буду терзать себя перед сном, в те самые часы, когда перебираешь всё, что случилось за день, или промучаюсь целое утро, вспоминая произошедшее накануне. Самоистязаний было уже не избежать, но ещё можно было попытаться сохранить лицо. Я разинула рот, чтобы рассыпаться в извинениях, но Кольдт негромко засмеялся.

— Да нет же, всё гораздо прозаичнее. Мне не нравится быть трофеем. Чего я категорически не терплю — так это отношение к Сэм как к досадной помехе.

— Фе, мерзость, — я передёрнула плечами, а Константин улыбнулся.

«Надо же, — подумала я уныло, — у него даже зубы белоснежные. Как будто мало зелёных глаз и стати. И сердце у него точно есть. А что есть у меня? Сомнительное происхождение, лист в волосах и шрам на брови».

Я не успела как следует расстроиться, ибо мы с Константином попали в поле зрения той, кого оба назвали чудом. Она помчалась к нам со всех ног. Я присела и раскинула руки в стороны для самых сладких во всех мирах объятий.