Чёрно-белый мир

Глава 23. Новогоднее желание

Вы когда-нибудь готовили из деревенских яиц? Если приходилось, то вы, стало быть, в курсе, что с ними еда приобретает ярко-жёлтый, порой оранжевый оттенок. То ли дело магазинные. Сваришь такое, почистишь, надкусишь, а там — синюшная сердцевина. Ходишь по квартире в одеяле, зябко поджимаешь пальцы ног. Так ещё и не-желток передаёт настроению свой болезненный цвет.

Я скучала по солнцу. В Москве зимы слякотные. Сквозь хмурую пелену виден лишь размытый силуэт. А свет от него примерно такой, как окраска желтка с прилавка. Серо. Между шестью и десятью утра никакой разницы.

Крупные цифры на экране смартфона показали 8:51. За ночь воздух в спальне остыл, и мне понадобилась вся сила воли, чтобы выползти из-под одеяла. За страдания наградила тело велюровым спортивным костюмом, ступни — мягкими тапками. Закручивая пучок на макушке, выглянула в коридор. Перед зеркалом в прихожей Константин застёгивал пуговицы на рубашке.

Дзынь, дзынь, дзы-ы-ы-ы-ынь!

В глянцевой плоскости отразились огромные глаза.

Я ускорила шаг и, проходя мимо Кольдта, бросила ему «Доброе утро». В глазке маячил молодой человек в униформе. Загремел замок. С улыбкой до ушей, явно перепивший кофе, курьер вручил мне фирменные пакеты.

— Что это было? — справился мой гость, когда дверь за парнем закрылась.

— У меня нет слуг.

— И?

— Ходить в магазин долго и лениво. Я заказала — они принесли.

Покопавшись в сумках, отобрала те, что были с едой, остальные придвинула к мужчине.

— Это тебе! Иди, — махнула в сторону гостиной, — примерь.

— Ты купила вещи для меня? — он скрестил руки на груди.

— Не для тебя, а ради конспирации!

Я унесла продукты на кухню, снова бросив Кольдта наедине с гордостью. Что он выберет на этот раз — её или здравый смысл?

Практичность победила. Голубые джинсы сидели идеально. Белая футболка была чуть великовата, но при этом не скрадывала бицепсов, широких плеч, рельефной груди. Константин выглядел скорее стройным, чем накачанным, и мне это нравилось. Я-то полагала, в современной одежде он будет смотреться попроще, а получила обратный эффект. Не будь мы во всех смыслах из разных миров, бросила бы нож, подошла вплотную, завела руки ему за спину и запустила пальцы в накладные карманы… Я сжала зубы и воткнула лезвие в брусок красной рыбы. На плите бурлила турка, шипела сковорода.

— Помочь?

— А умеешь?

— Я быстро учусь.

— Посиди, — снисходительно попросила я и указала кончиком ножа на стул у окна.

После завтрака грязные тарелки отправились в мойку. Мы прихлёбывали бодрящий напиток из мензурок для эспрессо. За окном завывал ветер. Разлитый по кухне искусственный свет создавал некое подобие уюта. Константин застал меня врасплох.

— Хочу извиниться перед тобой, — неожиданно изрёк он, отставляя чашку.

— За что?!

Как ни напрягала мозги, хоть убей не могла припомнить, что он сделал.

— За грубость. Когда мы встретились, я даже не представлял, как сложно выжить в чужом мире. Теперь понятно, почему ты так любишь Шелли, он помог тебе освоиться.

— Ну да… То есть «люблю»? Считаешь, я влюблена в Ника?!

— Разве нет?

Я рассмеялась.

— Рыжий младше меня, и у него есть невеста.

— Это ли преграда для любящих сердец? — он смутился.

— Да ты что?! Николас обожает Мэри. А я… Признательность, дружба, — вот что я к нему испытываю.

Константин зачем-то схватил пустую чашку, перекатил между ладонями. По ресницам пробегали медные искорки, в то время как он гипнотизировал фарфор.

— В общем, благодарю тебя за Сэм и от себя лично, и ещё… — начал он, но я перебила.

— Да ладно, брось! А хотя… Ты можешь кое-что для меня сделать, и будем квиты. Идёт?

— По рукам.

— Никуда не уходи.

Хотя куда он денется? Я побежала в спальню и притащила оттуда стекляшку, ручку и кусочек картона. Вчера в гардеробе обнаружилось нечто полезное, помимо телефона. На открытке поставила подпись и дату. Перевернула её и поднесла к зелёным глазам.

— Это Красная площадь — сердце моего города. Я обещала Николасу карточку из дома. Передашь?

Он кивнул и указал на прозрачный квадратик на столе.

— А это?

— В прошлом году я увидела в… волшебном зеркале, как парень сделал для девушки вечную снежинку, и захотела так же. Взяла стекло, клей. Положила в морозилку. В этот ледяной шкаф. Дождалась снегопада. Высунулась в окно. Поймала крупную красавицу на одно стёклышко, залила клеем и накрыла другим. Благодаря тому, что материалы были холодными, она не растаяла, а сохранилась внутри. Видишь?

Константин повертел сувенир в пальцах.

— Отдай её Сэмми. Однажды я сказала…

— …Что она похожа на снежинку, прелесть которой люди с непривычки не в силах оценить. Помню.

Я не верила своим ушам.

— Правда? Вот уж не думала!..

— Это хороший подарок, — сказал Константин серьёзно. — Маги топят снег вокруг городов, деревень и поместий, чтобы не пропустить ловушку. Я выполню твою просьбу.

— Спасибо.

Мы помолчали немного, размышляя каждый о своём. Мне до сих пор было не ясно, как он собирается искать ту женщину, ведь Москва огромна. Не давать же, в самом деле, объявление в газету? Я озвучила сомнения.

— Давай сходим на место, с которого всё началось? — предложил он.

— А потом?

— Погуляем по городу.

— Хочешь экскурсию? — улыбнулась я.

— Хочу засечь магический след.

— Думаешь, сработает?

Он пожал плечами.

— Обычно у меня неплохо получается.

— Тогда совместим приятное с полезным, — я подняла указательный палец вверх. — Мне всё равно нужно в город. Кое-что без документов не купишь, — взглянула на окно и добавила: — Там в пакетах должны быть тёплые вещи. Не пренебрегай ими, прошу.

Кольдт медленно поднялся со стула и покинул кухню. Я домыла посуду и тоже пошла переодеваться.

— Ну и ну! — присвистнул он, положив ладони на раму. — Высоковато будет!

Сквозь стекло был виден кусочек неба. Мне не хотелось приближаться — пугали воспоминания. Я держалась поодаль, наблюдая за Константином, казавшимся на фоне светлого квадрата лишь тёмным силуэтом. Когда-то я с зажатым в руке мобильником и 112 на проводе стояла там, где сейчас застыл он.

Тогда нам с Лёшей не встретился консьерж. На этот раз пришлось выжидать, когда пожилой господин в униформе отлучится. Благо я помнила, который из лифтов останавливается на четвёртом этаже. Та же тяжеловесная роскошь, тот же длинный коридор, те же серебряные цифры, — всё осталось прежним. Новой была только печать на двери.

Лёша говорил, что семья предпринимателя живёт за границей. Значит, за наследством пока никто не явился. Это было даже не плохо — перспектива столкнуться с кем-то из родственников убитого не радовала. Так или иначе, мы не собирались входить.

Я не могла сдержать дрожь, когда спросила Константина, должны ли мы попасть внутрь, и не могла скрыть облегчение, когда тот ответил, что это вовсе не обязательно, потому что магией, по его ощущениям, не фонит.

По дороге на Котельническую набережную мы посетили салон связи, и консультант вставил новую симку в мой аппарат. Опытным путём я выяснила, что Лёшин телефон заблокирован. В списке контактов нашлась староста группы. Спустя два долгих гудка в трубке раздалось ленивое «алё».

— Олеся!

— Кто это?

— Это я, Карина Майер, у меня другой номер.

— Карина?! — переспросил изумлённый голос. — Но я… Ты же… Я думала, ты умерла! Это розыгрыш?

— Нет… Почему ты решила, будто меня нет в живых? Так сказали в полиции?

— Ох, там такое было! Преподы между собой обсуждали, а я совершенно случайно услышала… Одна из наружных камер показала, как ты и тот тип выпали из окна. Момент приземления заснять помешала яркая вспышка. Удар молнии, гроза же собиралась… После этого камера вышла из строя. Труп мужика нашли, осколки смартфона тоже, а тебя как ветром сдуло. По окончании предварительного расследования объявили без вести пропавшей.

— А Воронцов?

— В Швейцарию укатил. Сначала на лечение, потом родители уговорили подать документы в Бернский университет. Будет работать с отцом за границей. Да я вообще не понимаю, что он у нас забыл, почему в Юридическую академию не поступил…

Олеся говорила и говорила. Её деятельная натура не знала покоя. Бьющая через край энергия искала выход, требовала свободных ушей. Но мне было всё равно. Я узнала главное — Лёшу спасли.

— Каринка? — позвали из трубки, видимо, почувствовав, что я отвлеклась.

— М?

— Что там вообще произошло? Как выжила? Где пропадала?

— От удара головой и шока амнезия приключилась. Жила у добрых людей в Троицке. Память частично вернулась, и я пытаюсь восстановить недостающие фрагменты.

— А-а-а. А на учёбе-то появишься? Поспрашивать, сохранилось ли место?

— Олесь, не сообщай никому. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

— Конечно-конечно. Можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо. Мне пора.

Я отключилась. Разумеется, надолго её не хватит, разболтает. Понимать бы только, сколько дней до того, как все узнают, у меня есть.

Очнулась от прикосновения к плечу. Погружённая в свои мысли, я совсем забыла о Кольдте.

— Мой приятель. Он жив.

— Хорошо, — Константин взял меня за руку и повёл на выход. Я не сопротивлялась.

По мере того как сгущались сумерки, город преображался. Повсюду зажигались разноцветные огни. На фасадах, дверях и окнах домов переливались гирлянды. Бульвары встречали нарядными арками. К черничному небу тянулись светодиодные деревья. Владельцы кафе и магазинов писали на витринах поздравления, украшали их фигурками оленей, снеговиков. Пахло сдобой, корицей и миндалем, мандаринами, хвоей и глинтвейном. Горожане готовились к Новому году, подводили итоги, подбивали финансы, скупали билеты, опустошали полки в торговых центрах, обменивались подарками, звонили родным. Некоторых предпраздничная суета заряжала весельем, кого-то, напротив, утомляла, но всех объединяло ни с чем не сравнимое предвкушение волшебства.

Почему я раньше не замечала, как хороша ночная Москва? Почему не приезжала в центр, не бродила по площадям, не заходила в театры, музеи? Учёба, работа, дом — три кита, на которых стояла моя жизнь. Всё рухнуло, и кроме обломков мне ничего не осталось. Даже тот, кто шагал рядом, грея руки в карманах куртки с пушистым воротником, был от меня далёк. Иногда задевали друг друга рукавами — шуршала болоньевая ткань. И всё же нас разделяла пропасть. Я желала и столь же отчаянно страшилась её сократить.

— О чём ты думаешь? — я придвинулась ближе, чтобы голос не унесла метель.

— Заставляю себя поверить, что ступаю по другой планете. А ты?

— О еде.

Константин улыбнулся.

— Как прозаично! В Пирополе отвел бы тебя в «Опалённый гусь», но здесь вся надежда на твои познания.

— Я разбираюсь в местных ресторанах не лучше твоего, — вздохнула я.

— Почему? — удивился он.

— Училась, работала, редко куда-то выбиралась. Но знаешь, скоро большой праздник. Люди по всему миру будут провожать старый год и приветствовать новый. Обычно в новогоднюю ночь загадывают желания. Теперь я знаю, что попрошу.

— И что же?

— Чаще бывать в центре города в приятной компании. А ты бы что выбрал?

— Так сразу не скажешь, — растерялся он, помолчал немного, глядя куда-то вдаль, а потом предположил: — Может, счастье для Сэм?..

— А для себя? Чего хочет Константин Кольдт?

— Есть! — выкрутился он. — Веди к пище, женщина! Или ты добиваешься моей смерти, и чтобы труп занесло снегом на радость фригонцам?

Покачала головой. К этому я точно не стремилась.

Мы прогулялись по абсолютно белому Александровскому саду, завернули на Красную площадь. Я старалась показать иноземцу достопримечательности, вкратце рассказать то, что знала сама. Перед ГУМом, похожим на расписной пряник, пестрела шатрами рождественская ярмарка. Разрумянившиеся мужчины, женщины, дети коньками резали лёд. Из колонок над катком лилась музыка прошлых лет, перекрываемая гомоном толпы, взрывами смеха, топотом тысяч ног.

За главным универмагом — Никольская улица. Шумная туристическими массами, богатая украшениями, контрастная уличными артистами у дорогих витрин. Даже двигаясь по краю, нам приходилось буквально продираться сквозь лес людей.

Вскоре мы вышли на просторную Лубянку. С облегчением набрав полные лёгкие морозного воздуха, я зашагала к переходу. Подземный тоннель вывел на противоположную сторону площади. Мы взяли налево, предпочтя Мясницкой улице Кузнецкий мост. Здесь гуляло меньше народу, чем на Никольской, и всё же ни в одном заведении общепита не было свободных мест.

Я замерла у какой-то вывески и уже открыла рот, чтобы сообщить Константину, что мы едем домой варить пельмени, как сквозь стекло заметила, что какие-то дамочки сгребают со столика телефоны, поправляют волосы, накидывают на плечи пальто. Не обращая внимания на вопросы Кольдта, я ворвалась в ресторан и, чуть не сбив официанта и двух подруг с ног, швырнула шарф на едва освободившееся место.

— Простите, — пискнула я, наблюдая, как на лицах обеих женщин проступают признаки возмущения.

И мне наверняка не удалось бы избежать конфликта, если бы в тот момент, когда одна скривилась, будто надкусила незрелое яблоко, а другая разомкнула густо обведённые помадой губы, у столика не возник Константин.

Он уже успел снять куртку-аляску — та висела на сгибе его локтя. Болотный джемпер подчёркивал цвет глаз, выгодно оттенял медь волос, и главное, не скрывал достоинств фигуры. За время прогулки идеальные джинсы не перестали быть таковыми, а горчичные тимберленды доводили нарочито небрежный образ до совершенства.

Я испытывала одновременно гордость и досаду. Первое — потому что сумела на глазок подобрать Кольдту правильные вещи, а второе — из-за того, как менялось поведение женщин рядом с ним. На Амираби мы не бывали в обществе, и слава богу! Здесь представительницы слабого пола демонстрировали две реакции на моего спутника: или поспешно отводили глаза, или, ничуть не смущаясь моим присутствием, смотрели в упор. Я не имела права на ревность, но она поселилась в сердце со дня визита Клементины в Рощу, и я привыкла к этому чувству, как привыкает жить с ноющей болью избегающий стоматолога человек.

— Ничего, — елейным голосом пропела та, что с помадой, — мы как раз собирались уходить. Ну и ажиотаж сегодня, верно?

Константин улыбнулся и протиснулся к свободному стулу.

— Да, спасибо! — ответила я за него.

Недовольно поджав губы, дамы удалились несолоно хлебавши. А я мелочно порадовалась, что фламийский альтеор ни бельмеса по-русски.

Все позиции в меню были продублированы на английском языке, что избавило меня от необходимости быть переводчиком. Не успела я вникнуть в состав блюд, как возле столика материализовалась симпатичная девушка с занесённой над блокнотом ручкой.

— Здравствуйте, я Мила. Готовы сделать заказ?

Я глянула на Константина и перевела вопрос. Официантка просияла.

— В нашем заведении рады гостям столицы! — сказала она по-английски. — Откуда вы, если не секрет?

Про Америку и Великобританию все худо-бедно знали, Канада и Австралия тоже были на слуху. Мозг лихорадочно соображал, что врать.

— Новая Зеландия! — выпалила я, не дав Кольдту раскрыть рта и испортить мне ужин.

Про эту страну помнила только то, что в ней снимали «Властелин колец». Вряд ли основная масса соотечественников могла похвастаться большим.

— Здорово, — заключила она, чем полностью оправдала мои надежды: — Мы специализируемся на сырах и вине. Помочь с выбором?

Я совершенно не разбиралась ни в том, ни в другом и отдала бразды правления Константину, а сама с мрачным видом взирала на то, как они обсуждают достоинства того или иного сорта, как он кивает некоторым рекомендациям, как от улыбки вспыхивает румянец на девичьих щеках. Мила уже не казалось мне такой уж милой.

Я заказала тёплый салат с говядиной, Кольдт — стейк с картошкой. А ещё сырную тарелку и сногсшибательное вино, которое он, похоронив миллиарды моих нервных клеток, выбрал с помощью сотрудницы ресторана. Последняя не могла крутиться у нашего столика вечно — в условиях полного аншлага не побездельничаешь. Когда она отошла к другим посетителям, я почувствовала себя свободнее и даже сумела насладиться едой.

— Ты что-нибудь чувствуешь? — спросила, накалывая на шпажку кубик пармезана.

— В смысле? — мужчина перестал жевать.

— Ну, магию. Мы же, вроде, искали её.

Он отложил вилку и нож, ухватил за ножку пузатый бокал. От движения вино всколыхнулось. Константин оценил аромат, сделал глоток и наконец ответил:

— Нет. Я не ощущаю потоков. Вообще никаких. Это так необычно. Словно лишился органа чувств и учишься жить, опираясь на другие.

— Очень интересно.

— Почему?

— Получается, ты каким-то образом связан с остальными магами. Будто каждый из вас является частью единой сети. Если удалить отдельные фрагменты, общая картина почти не изменится, но что будет, если убрать слишком много?

— Опять довод в пользу прекращения войны?

— Вот было бы здорово, правда? — поддела я.

Собеседник не отреагировал на иронию. Изумрудные глаза смотрели сквозь окно на то, как ветер кружит белые хлопья.

— Что-то в этом есть, — задумчиво пробормотал он.

Я вопросительно вскинула бровь.

— В этом мире я слабее.

— Оно и понятно. Всё чужое, непривычное.

— Нет, — Кольдт покачал головой. — То есть сначала я посчитал так же. Списал слабость на тяжёлый ритуал, адаптацию к экологии, местным реалиям. Однако мне будто не хватает энергии, я чувствую себя усталым…

— Это Москва! — хохотнула я. — Здесь все усталые!

— Нет, серьёзно, знаешь, что я думаю?

— Вся внимание.

— Тёмная точно где-то рядом. Она долго восстанавливается по той же причине и только за счёт внутренних ресурсов. Магия не разлита в воздухе, как на Амираби. То, что она сделала, потребовало великих сил, а прибывает медленно и мало. Необходимо продолжать поиски, я уверен. Если понадобится, ещё раз прочешем то высокое здание.

Я широко зевнула, едва успев прикрыть рот. В тепле, от сытного ужина и выпитого вина меня разморило. Напоровшись на укоряющий взгляд, виновато улыбнулась.

— Мне не хочется возвращаться в дом, где меня чуть не убили. Но, наверное, иначе нельзя. Ты же не можешь торчать тут вечно. Пожалуй, вызову такси. Ты закончил?

Константин помог мне надеть пуховик. Мила принесла счёт и помахала нам вслед с плохо скрываемым разочарованием.

На воздухе я слегка взбодрилась. По дороге обратно к площади мы угодили в толпу студентов. Парни и девушки перебрасывались снежками, за ними тянулось облако приторного пара, из кармана чьей-то куртки приглушённо пел популярный исполнитель, на всю улицу громыхал смех. Обычно шумные компании меня раздражали, но сейчас я словно заразилась их весельем. В крови играло вино, хотелось так же, как эти ребята, захохотать во всё горло и, подставив лицо небу, закружиться. Вместо этого я наступила на лёд, припорошённый снегом, нелепо взмахнула руками и… оказалась в объятиях Константина.

Надо было пошутить, отвести взгляд, отойти на безопасное расстояние. Но я настолько устала держать эмоции под контролем, что не сделала ничего такого. Напротив, вцепилась в его плечи, не оставляя между нами ни единого сантиметра. Даже сквозь одежду ощущала, как напряглись его мышцы, участилось дыхание. Он обхватил моё лицо ладонями. Мы остались вдвоём в круге света от уличного фонаря.

— Ты дрожишь. Замёрзла?

— Нет, я… жду.

— Этого? — спросил он и прижался губами к моему рту.

Он отстранился почти сразу, заглянул в глаза. Меня порывало продолжить поцелуй, сделать его менее невинным, но я только глубоко вздохнула.

— Я жду, когда ты убьёшь меня.

Кольдт сдвинул брови, черты его заострились, стали жёсткими. По моей щеке сбежала одинокая капля. Он стёр предательницу движением большого пальца.

— Не понимаю…

— Всё ты понимаешь, Константин. Мне известны ваши тайны. И это не просто скелет в шкафу, такого рода информацию можно использовать, чтобы посеять хаос, вызвать государственный переворот. Я могу встать на сторону ноксильварки, и, кто ведает, может быть, целые вселенные будут лежать у наших ног. Ты плохо меня знаешь, никому не доверяешь и всегда всё делаешь сам. Судьба родины и династии, или жизнь девчонки из другого мира? Однажды ты намекнул, что предпочтёшь чувствам долг. Что ж, я тебе верю.

Стиснула зубы и вытянулась как струна, готовясь к смерти. Я сгорю в его руках подобно средневековой ведьме. Земной путь закончится, и не будет больше ни одиночества, ни страха, ни боли. Ничего.

— Я об этом думал, — признался он. — Те, кто водил с тобой знакомство на Амираби, уверены, что ты дома. Здесь все считают, что ты мертва. Удобно.

— Почему тогда медлишь?

— В тот раз я не утверждал, что предпочту долг чувствам, а хотел показать, что это сложный выбор. И видимо, я плохой предводитель, плохой сын для короля, плохой отец для Сэм, ведь снова совершаю ту же ошибку. Не хочу терять тебя, несмотря на риск. Ты спросила, что мне нужно. На этот ваш Новый год я загадал бы тебя. Ты — моё желание!

Он поцеловал меня по-настоящему. Жадно, исступлённо, будто наконец обрёл то, о чём давно мечтал. Его губы ласкали мои, от лёгких прикосновений его языка к моему сердце билось чаще, быстрее по венам бежала кровь. Константин заставлял меня гореть без своей магии, и колючие крупинки таяли, едва касаясь моего пылающего лба.

— Идём, — сказал он, когда смог оторваться от меня, всё ещё тяжело дыша.

Я не раздумывая вложила дрожащую руку в предложенную ладонь. Мы вышли на площадь и сели в такси.