Говорят, утро вечера мудренее.
Брешут.
Рука оказалась под животом и затекла. Одежда перекрутилась и врезалась в кожу. Подушка, волосы, — всё было влажным. Немного ныли виски и в области переносицы. Зверски хотелось пить.
Стук-стук-стук!
Впору было сигануть в окно, но я смогла только перевернуться на спину и жалобно застонать.
— Кара, это я! — сказали за дверью тоненьким голосом.
— Сэм?! Сэм!!! Никуда не уходи, я сейчас! — заорала я, барахтаясь в кровати как опрокинутый жук.
В сражении с покрывалом победа осталась за мной. Так же храбро я одолела расстояние до двери и поборола зам о к.
— О Солис! — воскликнула Саманта, отпрянув в глубь коридора. — Ты жутко выглядишь! Неужели Мальдезер настолько плох? Не отвечай, и так вижу. Жди здесь! — неожиданно закончила она и умчалась в неизвестном направлении.
Через пятнадцать минут, которые я провела, гадая, что задумал этот ребёнок, на пороге вновь возникла Сэм. На тарелке в её руках лежали два мокрых мешочка с травами, два кружка огурца и разрезанная пополам картошка.
— Это что, салат? — поинтересовалась я.
— Нет же, глупая, — обиделась девочка, — это для тонуса кожи! Хм, с чего бы начать?..
С огурцами на веках я раскинулась звёздочкой на одной части кровати, другую заняла Сэм. Лёжа на животе, уперев подбородок в ладони и активно болтая ногами, она делилась подробностями своей жизни в наше отсутствие. Я со всем соглашалась, когда не дремала, но внезапно Сэм произнесла нечто такое, что заставило меня навострить уши.
— Папа ещё не вставал. Вчера были гости, знаешь?
Я упала духом.
— Наверное, потому и спит.
— Наверное, — Сэм пожала плечами. — Странно вообще-то. Уехали ночью, хотя могли остаться, у нас же полно комнат. Так не принято.
— Правда? — я приподняла огурцы, чтобы взглянуть на неё.
Она погрозила мне пальцем и вернула корнеплоды на место.
— Правда. Такого раньше не случалось. Папа не очень любит светскую жизнь, но друзья, бывало, гостили по несколько дней. Ночью от нас ещё никто не уезжал. Может, вспыхнул пожар, и они бросились домой, ну, чтобы потушить? Или забыли покормить животных? Или в очаге — кашу?..
— Может… — рассеянно сказала я.
С груди словно сняли наковальню. Отступала головная боль. Прыгать с третьего этажа расхотелось. Зато захотелось кофе и есть. Однако огурцы пришли в негодность, а картошка была сырой. Я созрела для того, чтобы спуститься в столовую.
— Ты уже завтракала?
— Не-а. Папа спит. Ты не в форме. А я не хотела без вас. Хотя Пенни говорит, там блинчики, — мечтательно вздохнула Сэм.
Я улыбнулась.
— Обожаю блинчики! Подождёшь пять минут? Я мигом переоденусь.
Девочка закатила глаза.
— Конечно, не идти же так.
В гардеробной кто-то аккуратно развесил вещи, которые перед отъездом в Мальдезер принесла Ханна. Я провела рукой по плечикам. Кончики пальцев коснулись чего-то нежного. Простое, лёгкое платье цвета слоновой кости, с квадратным вырезом, узкими рукавами и трапециевидной юбкой пряталось в самом углу. Его, кажется, ни разу не надевали. И правильно делали. Светлая кожа слилась бы с нарядом. Но то ли дело я.
Когда я вышла в спальню, Сэм захлопала в ладоши.
— Какая ты красивая, Кара!
— Спасибо. Поможешь застегнуть пуговицы?
— Ага.
У меня не было туфель. Пришлось надеть старые кожаные полусапожки, но их всё равно не было видно за юбкой в пол. Вместо любимого «колоска» заплела две свободных низких косы. Отросшая чёлка ниспадала на скулы. Я сдула её с лица и удивилась — благодаря заботе Сэм у девушки в зеркале из-под глаз исчезли мешки.
Считая ступеньки, я искоса поглядывала на девочку. По сравнению с моим детством её жизнь можно было справедливо назвать роскошной. Красивый дом, куча игрушек, добрая няня, любящий отец. Но нас было много, а она одна. Её всегда окружали взрослые люди со взрослыми проблемами, и она научилась им сопереживать. Старалась вести себя тихо по вечерам, жалея уставшую за день Пенни. Берегла одежду, зная, сколько времени на стирку и глажку тратит Ханна. Помогала Мануэлю отыскать карманные часы, которые тот вечно терял. Обходила стороной кабинет, если слышала шелест бумаг и скрип пера. Рядом с ней не было никого, кто взирал бы на мир такими же широкими чистыми глазами, верил в сказки, где добро непременно побеждает зло.
В холле я подозвала Сэм к себе.
— Ближе. Хочу тебе кое-что сказать.
— Что?
— Кто последний, тот тухлое яйцо! — крикнула я и что было сил рванула с места.
Мы ввалились в столовую толкаясь и хохоча. И замерли на пороге. Рука с изящной чашкой застыла на полпути ко рту. Какое-то время Константин смотрел то на меня, то на Сэм, а потом всё же сделал глоток и отставил кофе на блюдце.
— Доброе утро, — проронила я и стала пробираться к стулу, стараясь не встречаться взглядом с ним.
— Здравствуйте, отец, как прошёл ваш визит в далёкий Мальдезер?
Константин ничего не ответил, лишь постучал кончиком указательного пальца по скатерти. Девочка подошла к обозначенному месту, подняла глаза на отца, тот улыбнулся. И Сэм не выдержала, бросилась ему на шею.
— Папочка, я так скучала…
— Я тоже, дорогая, — сказал он сдавленно из-за крепких объятий. — А теперь поешь, пожалуйста, не то ты меня задушишь, или я сам удавлюсь, слушая вздохи Пенни по поводу твоего рациона.
Сэм, конечно, послушалась. Но разве её усадишь надолго? Она закинула в рот пару ажурных солнц, запила большой порцией какао, стёрла накрахмаленной салфеткой шоколадные «усы» и, компенсировав всё это идеальным фламийским поклоном, отправилась на поиски медведя со странным именем Вульф.
Я хотела бы пойти с ней, а лучше бежать, бежать подальше отсюда, пока не кончатся силы и не упаду. Но пришлось заставить себя не двигаться и даже проглотить кусочек теста, вкуса которого я не почувствовала под пристальным взглядом зелёных глаз.
— Ты сегодня очень красивая.
Раньше я не замечала, что от его голоса теплеет в груди, а по коже, напротив, бегут мурашки. Но тогда мне и не приходило в голову его ревновать. Чтобы скрыть смятение, я склонилась над столом ещё ниже, а он тем временем продолжал:
— Вчера я побеспокоил тебя, извини. Просто хотел сказать…
— Не стоит. Всё в порядке, — перебила я. — Мне очень нужно было посидеть одной, хоть немного. Прошу прощения за грубость.
Повисла неловкая пауза.
— Мы все устали, — неожиданно заключил он. — Может быть, отдохнём пару дней? Побудем с Сэм, погуляем в парке. Дела подождут.
— О нет! Нет!!!
«Только не рядом с тобой!» — чуть было не выпалила я, но вовремя опомнилась. И так уже выдала себя достаточно. Воспоминание о запечатанной двери порождало в душе желание обернуться птицей и улететь в далёкие края, где никогда не слышали о Константине Кольдте и не видели огненных смерчей.
Сделав над собой усилие, я впервые за утро взглянула на него прямо и постаралась улыбкой сгладить отказ.
— Не хочу мешкать, так соскучилась по дому. Да и как же тёмная? Не будет же она вечно ждать у моря погоды.
— Ты права, — он нахмурился. — Плохая идея.
Хорошая. Слишком хорошая. В том-то и дело.
— Тогда с твоего разрешения я покину вас до вечера. Необходимо подготовиться. Встретимся в зале перемещений в семь, нет, в восемь пополудни. Приятного дня!
Я осталась одна. Посмотрела на опустевший стул и поднесла чашку с кофе к губам. Холодный.
Мы стояли на берегу озера и кидали кусочки капусты уткам. Те почему-то не спешили улетать в тёплые края. Должно быть, им тоже было жаль расставаться с Кленовой рощей. В небе копились тучи. К вечеру разыграется ветер. Хлынет дождь и будет бить по крыше и окнам до утра. Но я этого уже не услышу. И не увижу её.
— Мы больше не увидимся, так? — спросила девочка, бросая сразу целую горсть.
Я растерялась. Что делать? Сказать как есть или соврать?
— Значит, правда! — сделала вывод Сэм.
Она вытряхнула остаток из бумажного кулька в воду, и птицы заметались, чтобы успеть всё съесть.
— Это несправедливо! Почему ты уходишь? Почему все уходят от меня?!
— Я ухожу не от тебя, а домой. У каждого своё место в мире. Твоё — здесь, а моё очень-очень далеко, к сожалению.
— В тридевятом царстве, тридесятом государстве?
— Почти.
— И ты не можешь остаться? Совсем?
— Никак. Но я пришлю тебе подарок с отцом.
Сэм обернулась, медленно подошла. Её руки обхватили мои ноги, нос уткнулся в накидку.
— Не забуду тебя! — сказала она и всё-таки заплакала.
Я подняла лицо к небу. На лоб упали первые капли дождя.