Черный Гиппократ

Глава четырнадцатая

Доктор Иванов ровно в восемь утра постучал в дверь кабинета радиоизотопной ренографии. Хозяин кабинета — доктор Самохин был уже здесь. Самохин слегка побледнел, увидев в дверях Иванова, — примерно так слегка бледнеют доктора, когда видят главврача, входящего на их территорию. Но Иванов еще не был возведен в почетный ранг главных, хотя никто не сомневался, что потенциалом он уже обладал достаточным.

После легкого вежливого побледнения, доктор Самохин изобразил вопросительный взгляд:

— Чем могу?..

Иванов без личных проволочек достал из кармана халата бланк — тот, что был еще вчера в истории болезни Нестерова:

— Вот это!..

— Что? — Самохин, почесывая лысеющее темя, сунул длинный нос в бланк.

— Надо переписать.

— Разве что-то не так? — задумался Самохин. — А что надо переписать?

— Написать надо вот это… — Иванов вложил в руку Самохина новенькую стодолларовую банкноту.

— Вот это? — перестал чесаться Самохин.

Иванов холодно усмехнулся:

— Ну можно добавить еще несколько слов из этого… — и он присовокупил к первой бумажке вторую — пятидесяти долларовую. — Несколько веских слов из Гранта…

Самохин быстро спрятал деньги в карман и едва не поклонился Иванову раболепно, но в последний момент сдержался. Хотя от внимания Иванова не скрылся душевный позыв Самохина.

Доктор Самохин сел к столу:

— Хорошо. Диктуйте.

Иванов с задумчивым видом прошелся по кабинету, оглядывая аппаратуру. Потом сказал:

— Напишите что-нибудь сами, уважаемый коллега, на предмет того, что… Короче, будем готовить Нестерова к удалению правой почки.

— Очень хорошо! — кивнул Самохин. — Очень своевременное и разумное решение… Я как раз тут забыл указать, что не в порядке у Нестерова правая почка… Закрутился тут, понимаете!.. Но вы напомнили… Это бывает. Это не халатность — забывчивость. А при желании, знаете же, всегда можно найти патологию…

Спустя минуту, Самохин протянул Иванову новый бланк:

— Теперь, кажется, ничего не упущено?

Иванов прочитал написанное и кивнул:

— Очень хорошо… теперь у меня никаких сомнений: Нестерова надо поскорее оперировать.

Они обменялись рукопожатиями и приветливо друг другу улыбнулись.

Иванов так и бряцал потенциалом:

— Мы на вас рассчитываем, доктор.

— Всегда к вашим услугам, — заверил Самохин и лицо его с готовностью расплылось в улыбке.

Обход палаты зав отделением Иванов заканчивал по обыкновению возле койки Нестерова. Доктор выглядел несколько уставшим после второго ночного дежурства, но старался держаться бодро, по-деловому. С пациентами был внимателен, обходителен, а с коллегами краток, непререкаем и точен.

Нестеров поглядывал на Иванова со стороны, и ему опять казалось, что он встречал уже когда-то этого человека. Нестерову без сомнения были знакомы и это лицо с правильными крупными чертами, и высокий открытый лоб, и решительный подбородок с ямочкой. Или Иванов на кого-то был похож? На какого-нибудь киноактера или известного кинорежиссера, или телеведущего, чьи лица со временем воспринимаются, как лица родственников?..

Но тогда почему так знакомо и лицо Блоха?..

Нестеров перевел глаза на другого врача.

Совершенно точно — Блоха он уже видел где-то. Однако где — вспомнить не мог.

Иванов присел на стул возле Нестерова. Движениями, отработанными до автоматизма, пропальпировал Нестерову живот, постучал ребром ладони по ребрам. Попросил показать язык, провел пальцем по языку.

И последовал дежурный вопрос:

— Ну, как себя чувствуем сегодня?

— Вроде боль отпустила. Спасибо, доктор, — у Нестерова в связи с тем, что дело пошло на поправку, было приподнятое настроение.

Доктор Иванов посмотрел на него дружески, даже как будто ласково. Вытер руки салфеткой:

— Это, конечно, хорошо. Сказываются наши условия, — и он оглянулся на Фаину и на другую, пожилую, медсестру, что стояла рядом с ней с блокнотом в руках.

Фаина сказала:

— Больной Нестеров — молодец. Очень терпеливый… и дисциплинированный. Мужественно перенес приступ. Другие на его месте и стонут, и плачут…

Фаина одобряюще улыбнулась Нестерову.

Иванов продолжал:

— Приступ прошел… И настало время поговорить об операции, уважаемый…

— О какой операции? — насторожился Нестеров.

Иванов развел руками:

— Ну вы же понимаете, что это только временное улучшение. О полном выздоровлении не приходится и говорить. Приступы будут повторяться. Раз, другой… А потом вдруг шок и — летальный исход…

Но Нестеров имел другое мнение на этот счет. Он еще собирался побороться со своими камешками: дополнительно обследоваться, прибегнуть к бесхолестериновой диете, может даже использовать слабые желчегонные.

И решил сказать об этом:

— Я читал, что желчнокаменная болезнь…

Но Иванов перебил его:

— Я не это имею в виду.

— А что вы имеете в виду? — удивился Нестеров.

— Почку. У вас плохая правая почка.

— Правая почка? — неприятно поразился Нестеров.

— Да, уважаемый! Я настоятельно советую вам оперироваться. Другого выхода для вас не вижу, ибо в любой момент вы можете сыграть в ящик. Например, сразу после выписки из больницы… Представляете, в каком обличье предстанет тогда наше отделение? По той причине, что мы не настояли на операции, на удалении почки…

У Нестерова от волнения даже закружилась голова, разноцветные круги поплыли перед глазами. Но Владимир взял себя в руки, сел на постели:

— Как же так! Ведь доктор Самохин мне вчера сказал — все хорошо!..

— Не совсем… — Иванов нахмурился. — Видите ли, доктор Самохин пожалел вас: он сказал полуправду. Или не совсем правду. Или даже неправду… И в этом возможно он прав. Некоторые вещи не следует говорить сразу. Разумнее бывает подготовить пациента к плохому известию… А вообще тактика таких взаимоотношений — даже не его дело. Самохин не должен был вам ничего говорить. На то есть лечащий врач, который пребывает в постоянном контакте с пациентом и по ходу лечения решает: что можно говорить пациенту, а что нельзя. Врачебная деонтология, знаете ли, — хитрая наука!..

— Тогда почему вы мне все это говорите?

— Я знаю, вы правильно поймете меня — вы же интеллигентный человек…

Нестеров не знал, что и думать. Не готов он был к такому повороту — к удару под дых. Ему говорили сейчас много веских умных слов. Но все-таки это были всего лишь слова… Между тем Нестеров своими глазами видел бланк с результатами обследования, где черным по белому…

Владимир покосился глазами на историю болезни, что лежала у Иванова на коленях.

Доктор Иванов перехватил его взгляд и предупредительно повернул к Нестерову бланк:

— Вот тут черным по белому написано… — Иванов устало взглянул. — Словом — готовьтесь… Готовьтесь пока что морально. Я понимаю, на это не так просто решиться…

— На что? — у Владимира звенело в ушах.

— Правую почку надо удалять — как это ни прискорбно, — с очень сосредоточенным хмурым видом Иванов полистал историю болезни. — Поверьте моему опыту, Владимир Михайлович, с этим не стоит шутить…

Нестеров был подавлен, а точнее раздавлен этим «приговором». Дурные вести обрушились на него так неожиданно. Ведь он, почувствовав облегчение, уже настроился на выписку. И вдруг — почка!.. От этого только круги перед глазами — можно было с ума сойти.

Доктор Блох, до этого лишь прислушивающийся к разговору без видимого интереса (не его же палата), вдруг сказал:

— Напрасно вы так пугаетесь. Удалить почку в нашем стационаре, с нашей аппаратурой — пара пустяков. А жить можно отлично и с одной почкой. Хоть до ста лет…

Тут красавица Фаина вставила:

— Ничего не поделаешь, Володя!.. Если пришла беда и от нее не убежать, — остается принять ее достойно… А у нас хорошие врачи. Они помогут…

Иванов закрыл историю болезни.

— Итак, готовимся к операции, — заключил он. — Подготовка займет дня три-четыре. Мы это все обдумаем. Ну и морально, конечно, свыкнитесь… Кстати, сегодня и завтра можете поесть — только немного. Ну я еще оставлю распоряжения на этот счет… — он поднялся и опять очень дружески, тепло посмотрел в глаза Владимиру. — Договорились?

Нестеров был обескуражен. Ему нечего было сказать. Он кивнул не очень уверенно: готовиться так готовиться…

Доктор Иванов и свита, переговариваясь о делах удалились.

Владимир лежал, крепко сжав зубы и уставившись в потолок. Мир для него из серого окрасился в черный цвет. Владимиру казалось, что перед ним вдруг закрылись непробиваемые стальные двери и отсекли все перспективы; движение его по извилистому тернистому пути, именуемому жизнью, как бы прекратилось.

Виталий Сергеевич сказал:

— Что тут поделаешь, Володя! Однажды каждому предстоит перейти через это. Однажды ты обнаруживаешь, что ты ничем не отличаешься от других людей. До тридцати пяти или до сорока — как кому повезет — люди используют свой организм, а после этого срока начинают ухаживать за ним…

Нестеров не ответил.

К нему опять вдруг пришли сомнения. «Приговор» Иванова, мягко говоря, представился ему шитым белыми нитками. Как врачу Нестерову это было понятно: симптоматика, динамика, предыстория, УЗИ, данные анализов, результаты ренографии, наконец, которые он видел собственными глазами это убеждало Нестерова в том, что Иванов ошибается… И вот еще, что было странно: бланк из кабинета радиоизотопной ренографии в истории болезни как будто заменили. Странно верно: ход красных и синей кривых линий вчера был совершенно иной. Может, ошибка? Может, по рассеянности в историю болезни вклеили чужой бланк?.. Нет, это маловероятно. Во главе листа на всех бланках стоит фамилия…

Нестеров терялся в догадках. Он лежал на койке навзничь, закинув руки за голову и невидящим взором смотрел в потолок.

Виталий Сергеевич все говорил что-то со своего места. Но Нестеров даже не слышал — что.