Черный Гиппократ

Глава восемнадцатая

Иванов стремительно, деловито вошел в палату. Свита, состоящая из Блоха, Пашкевича, старой сестры-мамы и Маргариты, едва поспевала за ним. Иванов в эти мгновения даже напоминал чем-то великого государя, преобразователя России — Петра. Порывистый, решительный, властный, с умным высоким лбом, с громким уверенным голосом…

У Иванова было с утра прекрасное настроение. Наверное, он был полон планов на сегодняшний день.

Когда Иванов присел у постели Нестерова, тот увидел, какие у него красивые, голубые, живые, проницательные глаза. И еще глаза хирурга Иванова были в этот день участливые…

Нестеров опять подумал, что где-то видел эти, а может, похожие глаза…

И голос у Иванова был ласковый:

— Ну, как дела у нас, Владимир Михайлович? Решились?..

— На операцию? — у Нестерова был весьма удрученный вид.

— Да, — участливо кивнул Иванов. — Надо удалять, знаете… Другого выхода я не вижу. По лезвию бритвы ходите…

— Да, доктор! Я согласен, — пожал плечами Нестеров. — Сами понимаете, некуда мне деваться, раз уж так получилось. Тем более новые боли появились…

— Какие боли? — вскинул брови Иванов.

— В пояснице, доктор, — поморщился Нестеров. — Очень неприятные боли. Таких раньше не было.

— В пояснице? — слегка нахмурился Иванов.

— Да, даже выше. Под лопатками где-то…

Иванов бросил быстрый взгляд на Блоха.

Тут мымра-медсестра подала голос:

— Лежит, не встает… Бледный, смотрите… Это почки!..

— Очень неприятные боли, — повторил Нестеров. — Хоть на стену лезь!..

— Не может быть… — Иванов пребывал в сильном недоумении. — То есть, я хочу сказать, мы купировали приступ.

Он пролистал историю болезни. Еще раз просмотрел результаты анализов.

Блох смотрел на Нестерова тревожно. Глаза Блоха — зрелые сливы — так и нависли над Нестеровым.

Иванов задумался:

— Что за боли вдруг?

А у Владимира начали крепнуть подозрения. От чего это так растерялся Иванов, отчего засуетился? Вон как взъерошил историю болезни! Недоумение в глазах… Почка ему не понравилась, которую собрался удалять. Зачем ему плохая почка?.. Неужели все сходится на этом?

В такое трудно поверить.

Блох склонился и шепнул что-то на ухо Иванову. Иванов стрельнул глазами в Нестерова и взял себя в руки:

— Вот видите, Владимир Михайлович! Я же вам говорил, что вы ходите по лезвию бритвы. И что в любой момент… — он покачал головой. — Ах, уважаемый! Как бы не случилось чего похуже!..

Он опять зашелестел страницами:

— И вы говорите, таких болей раньше не было.

Нестеров пожал плечами:

— Ну, может, не такие сильные. Что-то было, припоминаю… Но я подумал тогда: поясницу на рыбалке застудил. Дня три болело. Давно.

Иванов все качал головой и хмурился. От хорошего настроения у него не осталось и следа:

— Отеки где-нибудь?.. — приподняв одеяло, он осмотрел ноги Нестерову. — Вроде нет…

— Отеки были, — словно осенило Нестерова; он входил во вкус игры. — Да, да! Были отеки… Туфли то налезают, а то в другой день — нет. Особенно когда устанешь — когда много походить придется…

Нестеров боялся однако переиграть. Перед ним был умный проницательный противник. Чуть-чуть забежишь наперед, перетянешь гайку — и заподозрит неладное…

Иванов посмотрел на Маргариту:

— Ну давайте сделаем контрольный анализ мочи, — он повернулся к Нестерову. — Или вы уже ходили с утра?

— Нет, не ходил.

— Не ходил… — будто эхо, отозвалась мымра.

— Вот и отлично! — кивнул Иванов. — Посмотрим утреннюю порцию…

Маргарита отметила что-то у себя в блокнотике.

Через пару минут врачи и медсестры покинули палату. Маргарита отправилась на пост, старушка в «сестринскую» переодеваться.

Иванов и Блох шли в сторону холла с лифтами. Сегодня была пятиминутка в конференц-зале — под председательством главврача.

Глаза Блоха были тревожны:

— Не нравится мне этот Нестеров. Послушай меня, Саша… Надо избавиться от него! Дадим рекомендации и выпишем его к дьяволу…

— Не переживай, Давид Яковлевич, — холодно отвечал Иванов. — Именно потому, что он тебе и мне, кстати, не нравится, мы не выпишем его. Не исключено, что он заподозрил… Мы подумаем еще, как с ним быть.

Тем временем Владимир обдумывал итоги разговора. Все как будто показывало на то, что Иванов и Блох… Владимир повернулся на левый бок — лицом к стене — чтобы спрятать лицо от соседей по палате… Иванов и Блох… Это в голове не умещалось, об этом страшно было думать. А может, он как раз и надумал? И беспочвенны его страхи? А тот, что выписался, — врач-инкогнито— просто шизоид с нездоровыми фантазиями?..

Сомнения и подозрения мучили Владимира, он повернулся на правый бок, но отчего-то почувствовал себя недостаточно комфортно; лег на спину, хмуро уставился в потолок.

Виталий Сергеевич спросил сочувственно:

— Болит?

— Болит…

Владимир думал о том, что неплохо было бы с кем-нибудь посоветоваться. Слишком уж впечатляюще выводы были на подходе. И столь ответственные выводы разумнее обдумывать не одному… Но с кем посоветоваться? Кто достаточно компетентен, чтобы суметь повлиять на мнение его, Владимира, — поддержать или оспорить, или подсказать какой-нибудь выход, могущий пролить дополнительный свет на ситуацию?.. Эти ребята, прооперированные по поводу аппендицита? Симпатичные ребята, но зеленые очень — и ветер в голове. Один вон из рук плейер не выпускает, музычку слушает, а другой с утра до вечера рассматривает девочек в журнале… Виталий Сергеевич? О, нет! Он, конечно, добрая, сострадальческая душа, — но совершенно во власти хирурга Иванова. Он не союзник, а скорее — наоборот… Маргарита? Совсем девочка… Вряд ли во что-то вообще посвящена. А если все же посвящена?.. Тем более не подходит, ибо стоит по другую сторону баррикады. Однако Маргариту стоит прощупать… на предмет информации. Фаина?.. Уж кто-кто, а она, наверняка, посвящена во все тайны отделения. Не случайно вхожа по вечерам в кабинет заведующего!.. Любопытно, о чем они там говорят? И этот сатанинский блеск в глазах — он не просто так. Он со значением. У Фаины на красивом лице прямо-таки написано, что она роковая женщина. К ней с вопросами лучше не соваться… Ну, а к мымре и вовсе нет желания подходить…

Здесь Нестерова озарило, он чуть не подпрыгнул у себя на койке.

«Вот! Следователь!.. Лучшего консультанта, а может, и союзника, не придумать!..»

В палату медвежьей походкой ввалилась санитарка. Эту бедную женщину мучила одышка. Санитарка уперлась необъятным животом в спину койки Нестерова. Койка задрожала и жалобно скрипнула.

Санитарка протянула Нестерову баночку:

— Писай, родимый!..

Нестеров усмехнулся, сел в постели, свесил ноги на пол:

— Спасибо! Вы так добры!..

Он взял банку и вышел из палаты. Санитарка-медведица тяжело дышала ему в спину…

Артур серьезно переживал ссору с Викой. И во всем винил себя. Досадовал на свой язык. Дернуло же его невовремя ляпнуть про Анжелку!..

Анжелка, конечно, видная девица. Но разве с Викой ее сравнишь? Вика… она же голубка, в ней же чувства настоящие! Она же живая — Вика!

А Анжелка — кукла разрисованная. С витрины. Не настоящая какая-то. Как, впрочем, и имя ее… Как ананас на отечественной яблоне! Стоило ли к ней ревновать? Стоило ли даже думать об этом?

Ах, Вика, Вика!..

Наверное, уж сотню раз Артур подходил к телефонам-автоматам и снимал трубку. И рука его тянулась к диску… но замирала всего в сантиметре от него.

Как глупо все вышло!.. Ведь Вика его любит, и он любит Вику. И хочет ее видеть и слышать. Он только и думает о том. Но отчего-то не решается позвонить. Он, взрослый умный парень, за которым девушки, наподобие Анжелки, готовы ходить стаями, — не решается позвонить Вике. Почему?..

Потому, что боится совсем потерять ее. Если он позвонит, — не уронит ли тем самым свое мужское достоинство? Не покажется ли любимой девушке тряпкой о которую можно ноги вытирать?..

Подумав так, Артур всякий раз отдергивал руку от телефонного диска. И с грустным видом бродил по улицам.

У него было два выхода. Обратиться к какому-нибудь посреднику — чтобы тот помирил его с Викой. Или — выход второй — встретить ее «случайно» где-нибудь на улице; может, в одном из тех мест, где они проводили время вместе…

Идею с посредником Артур по некотором размышлении отмел. Не детсадовский он мальчик, чтобы в делах сердечных прибегать к посредникам. Унизительно это как-то. Не солидно!.. Та же Вика посмеется над ним, и над посредником. Анжелка не посмеялась бы, уцепилась бы коготками, а Вика посмеется…

Оставался второй вариант.

И Артур ходил вблизи дома Вики. Или стоял в каком-нибудь подъезде, ожидая, не пойдет ли Вика в магазин, или в аптеку, или еще куда… Вчера в сумерках два часа простоял на лестничной площадке дома напротив — что через канал, — постоял у запыленного большого арочного окна. И смотрел на окно комнаты, где жила Вика. Но Вика не показывалась в окне. А когда там включили свет, сразу задвинули плотно шторы. Артур даже не увидел — кто. Ему правда чудился несколько раз знакомый любимый силуэт в окне кухни, но, скорее всего, только чудился. Как это бывает: видишь то, что хочешь увидеть, а на самом деле этого там нет. Возможно, не Вика там была, за окном, а какая-нибудь тень. Слишком призрачен, слишком неподвижен был этот силуэт. Юная девушка, полная сил и энергии, полная чувств, просидит ли в неподвижности два часа у окна?.. Нет, вряд ли это была Вика.

А сегодня Артур прохаживался по улице всего в квартале от дома Вики. Ближе, а тем более к самому дому, он подходить опасался — слишком явно бы все выглядело, что он ищет встреч. Как бы навязывается…

Моросил дождик. Уже был ноябрь.

Артур — с поднятым воротником, с раскрытым зонтиком — проходил мимо какого-то сквера — пустынного, унылого, сумрачного — когда вдруг увидел впереди… Анжелу.

Артур, сделав вид, что не заметил ее, повернул в сквер и медленной походкой стал удаляться от улицы. Медленной — потому что не мог он сейчас припустить; сразу бы стало ясно Анжелке, что он избегает ее. А обижать Анжелку Артур не хотел.

Она окликнула его:

— Артур!.. Эй!..

Пришлось остановиться, оглянуться:

— Это ты? — он был искренне удивлен.

Анжелка цвела, как майская роза:

— Можно подумать, что ты избегаешь меня.

— Избегаю? Почему? Просто не ожидал увидеть тебя здесь. Ты живешь далеко отсюда.

Анжелка махнула рукой в неопределенном направлении:

— Тут неподалеку моя подруга живет.

— Какая подруга? — внутренне вздрогнул Артур.

— А, нет! Не Виктория! — рассмеялась серебристо Анжелка, она вообще была девочка — ничего. — Кажется, Вика тоже где-то здесь… Ты, может, ее ждешь?

— Нет, — чуть смутился Артур.

— Поругались, что ли?

Артур оставил этот вопрос без ответа:

— Что за подруга-то?

Анжелка посмотрела на него с хитрой улыбкой:

— Вот если бы пришел на день рождения вовремя, я бы тебя с ней познакомила. А так… вы не совместились во времени… Она скрипачка между прочим.

— Скрипачка? Это хорошо, — заметил задумчиво Артур.

— Так ты не ждешь никого в этом сквере? — допытывалась Анжелка.

— Нет.

— А что тут делаешь? Викторию сторожишь?

— Нет. Просто гуляю.

Анжелка удивилась:

— В такую погоду? В таком месте?

— В каком месте?

— Уныло здесь как-то, некрасиво, — девушка зябко повела плечами; потом предложила: — Ну если тебе делать нечего, если ты просто гуляешь, проводи меня до подруги… Пообщаемся. Хочешь — посплетничаем. Страсть как люблю кого-нибудь обсудить.

— Нехорошо обсуждать отсутствующих, — слегка укорил Артур.

— Да? — шутливо удивилась Анжелка, словно впервые это слышала. — Ну хорошо! Давай поговорим о присутствующих. Обо мне, о тебе. Можно о нас с тобой…

Анжелка была сметливая девочка и могла иной раз поставить ситуацию на службу себе.

Но Артур был настороже:

— О нас с тобой? Недолгий получится разговор…

Анжелка фыркнула как будто. Ее, наверняка, завел такой ответ. Но она продолжала улыбаться.

Они медленно двинулись вдоль улицы.

— Ой! — вдруг вскрикнула Анжелка и остановилась, принялась хлопать ресницами.

Артур посмотрел на девушку вопросительно:

— Что-то не так?

Анжелка все хлопала ресницами:

— Кажется, соринка в глаз попала…

Артур заподозрил подвох. Он знал, что от Анжелки только и жди какой-нибудь хитрости. Он сказал:

— Не должно быть соринки. Ветра то нет.

— Все равно, соринка, — настаивала Анжела и тихонько оттянула вниз правое нижнее веко. — Посмотри. Есть?

Артур, склонившись, заглянул ей в глаз:

— Ничего не видно. Темновато — осень…

Эта ситуация отчего-то была знакома Артуру. Кажется, он видел нечто подобное в одном индийском фильме. Но подробностей не помнил.

У Анжелки из правого глаза выкатилась слеза:

— Ой! Кажется сейчас тушь поплывет, — испугалась Анжелка. — У тебя есть платок? Я свой дома оставила…

— Есть… — Артур замялся. — Но…

— Что? Не первой свежести?

Артур кивнул:

— Можно выразиться и так.

Она опять оттянула веко и повернула лицо к Артуру, чтобы он еще поискал соринку. Он склонился и опять поискал, но не увидел соринки. Да и он вообще не верил, что соринка там была. Артура удивляло только, как это Анжелка умеет ронять слезу лишь правым глазом.

Анжелка все оттягивала веко:

— Жаль, что нет стерильного платка.

— Стерильного — нет, — согласился Артур.

— Но есть еще один способ, — припомнила девушка. — Когда я была маленькая, мама всегда так делала.

— Как?

— Она извлекала мне соринки языком…

— Извини, не смогу, — отказался Артур. — У меня нет такого опыта… Лучше давай еще раз посмотрю…

Парень опять склонился над Анжелкой, повернул ее за щеки к свету. А она в это время держала зонтик. Теперь Артур сам оттягивал Анжелке нижнее веко и заглядывал в глаз.

— Поморгай, — велел он.

Она поморгала:

— Ой, кажется, все прошло…

Артур вздохнул облегченно.

А Анжелка ухватила его под руку:

— Значит, ты меня проводишь?

— Хорошо…

— Тогда держи свой зонтик!

Вика сидела у окна кухни, а бабушка стояла у плиты — варила суп. Варила и все украдкой поглядывала на Вику.

Наконец, бабушка сказала:

— А что-то Артура не видно. И не звонит…

Вика вздрогнула:

— Он говорил, у него дела какие-то… Возможно, его вообще нет в городе…

— Нет в городе… — согласилась бабушка.

Добавив в суп щепоть специй, опять спросила:

— А что-то ты печальная такая?..

— Я не печальная, — передернула плечами Вика. — Просто — осень. И настроение такое…

— Настроение… — кивнула бабушка.

И продолжала варить суп.

А Вика поднялась и ушла в комнату. Чем-то занялась для виду. Ей не хотелось посвящать бабушку в свои проблемы.

— Скоро будем есть, — послышалось с кухни. — Но кому-то еще надо сходить за хлебом…

Вика подумала, что прогулка за хлебом ей будет весьма кстати. Во всяком случае, хоть некоторое время не надо будет изображать перед бабушкой спокойствие и жизнерадостность. Так тошно было на душе!..

Вика подхватила полиэтиленовый пакет, деньги с комода и выбежала из квартиры.

На улице было — как на душе.

Вика прошла квартал, повернула за угол — к хлебному магазину. И остановилась — будто на невидимую стену натолкнулась. Артур — ее Артур — возле сквера мило беседовал с Анжелкой… Сердце у Вики оборвалось…

Побледнев, Вика вернулась за угол и прижалась спиной к стене. Так она стояла минуту, глядя на низкое серое небо.

Потом осторожно выглянула из-за угла.

Не хватало еще, чтоб ее заметили: Артур и эта…

Но парочки на месте не было. Вика поискала глазами. Они медленным шагом шли вдоль улицы. Они прогуливались…

Слезы побежали у Вики по щекам — слезы великой обиды.

Значит, не напрасны были ее подозрения. Анжелка. Анжелка! Вот она — разлучница!.. И он прогуливается с ней… В то время как Вика грезит о нем у окна… Какая после этого может быть любовь! Тут с его стороны попахивает предательством…

Вика смотрела на Артура во все глаза…

— Девочка, тебе плохо? — спросила какая-то женщина.

Вика не услышала ее.

Артур и Анжелка остановились. Артур склонился над Анжелкой и заглядывал ей в глаза. Он, кажется улыбался. Он, как будто, выглядел таким счастливым! Он даже ничего не замечал вокруг! Не чувствовал, что она — Вика, его Вика, которой он сто раз говорил о любви, — здесь. Стоит и смотрит на него, на них… Какой же он двуличный. А она — Анжелка — подлая. Знает же Анжелка, что Артур — парень Вики!

Нашли, где прогуливаться! Как нарочно, красуются!

Вика даже не утирала слез. Она не видела никого и ничего, кроме Артура и этой…

А они все разговаривали, и он все склонялся к ней. О чем они разговаривали? Насмехались над Викой? Дескать, какая она дура — сидит, печалится в четырех стенах!..

Артур передал Анжелке зонтик и бережно взял ее за лицо. И опять к ней склонился. Анжелка стояла к Вике спиной. И Вика не видела, чем эта парочка была занята… Целовались? Сейчас и здесь? Назло непогоде, назло Вике?..

А они хорошо смотрелись со стороны. Анжелка — девушка видная. У Артура хороший вкус… И это тоже больно укололо Вику.

Она всхлипнула, вытерла слезы и продолжала смотреть.

Артур и Анжелка, взявшись под ручки, пошли куда-то. Оба выглядели такими довольными. Особенно Анжелка!..

А Вика, опустив плечи, серой тенью побрела в магазин. Автоматически, почти не понимая, что она делает, она заплатила у кассы, взяла хлеб и вышла из магазина…

Дома бабушка оглядела ее придирчиво:

— Ты не заболела, Вика!

— Нет, все нормально, — девушка положила хлеб на стол.

— Отчего же ты так бледна?

— Освещение серое — осень, — Вика вышла из кухни и направилась в ванную.

— Освещение? — сказала ей вслед бабушка. — Думается, освещение тут не при чем. Я же вижу — ты не в себе…

— Все хорошо, бабушка, — донеслось из ванной.

Вика принялась снимать с гвоздиков бельевую веревку. Губы девушки мелко дрожали, глаза были темны и решительны. Сняв веревку Вика свернула ее кольцами и повесила себе на локоть. Потом оглянулась на мыльницу. Вика не знала точно, но смутно припоминала — читала где-то, что ли, для этого необходимо еще и мыло. Назначение мыла в данном случае Вике не было известно, и она, подержав его в руках, положила обратно в мыльницу.

Критически осмотрела веревку. Веревка была хорошая — тонкая и прочная, капроновая. Из тех, что плавятся под огнем спички… Вика попробовала веревку на разрыв. Очень крепкая была веревка. Вика удовлетворенно кивнула…

Бабушка суетилась на кухне:

— Обед готов, детка. Мой руки и садись за стол.

— Сейчас, бабушка… — Вика вышла из ванной и заперлась в туалете.

— Я уже налила, — поторопила бабушка.

Вика не ответила.

Она опустила крышку унитаза и посмотрела вверх. Под потолком, хотя и не очень высоко, проходила какая-то труба — не то отопительная, не то газ. Никаких крюков не было. Но Вика и не искала крюк. Ей вполне подходила труба. Достаточно толстая. Ее — Вику — выдержит. Пожалуй, выдержит эта труба и кого-нибудь покрупнее. Эта труба прямо-таки была создана для этого. Можно было даже поклониться тому мудрому архитектору или тому предусмотрительному сантехнику, что запроектировали вдвоем столь удобную для этого трубу под потолком туалета!..

Вика только усмехнулась при этой мысли. Завязала узелок, сделала петельку. У нее были такие ловкие пальцы. Так легко и прочно завязался узелок, такая аккуратная вышла петелька. И скользила хорошо.

Вика стала на крышку унитаза и перекинула свободный конец веревки через удобную трубу. Затянула еще узелок. Потом примерила петлю по высоте. Высота ее устраивала. Губы мелко дрожали…

Вика сунула голову в петлю, опустила руки и прыгнула…

Натянулась крепкая капроновая веревка. Вздрогнула и выдержала труба. Все верно рассчитала Вика. С трубы только посыпалась побелка…

Но не рассчитала Вика лишь своей решимости. Наверное, передумала в последний момент — в тот страшный момент, когда бельевая веревка хищно и больно впилась в ее шею, когда веревка вдруг ожила, обратясь в жуткого черного монстра и принялась душить ее — бедную несчастную брошенную беззащитную Вику… Девушка схватилась за веревку руками, пытаясь ослабить ее мертвую хватку; ногами пыталась нащупать, искала крышку унитаза, на котором стояла только что. Но он будто исчез — этот подлый унитаз. С его стороны это было предательство…

Откуда Вике было знать, что она вешается?.. Она искала ногами опоры, задевала за стены, скользила по ним…

Но через несколько секунд замерла. Одна рука ее упала, а другая так и осталась сжимать веревку.

— Вика! Суп остывает. Я уже налила…

Ординатор Блох постучал в дверь кабинета заведующего. Вошел.

— Саша?! Рита сказала, ты спрашивал про меня.

— Да, я искал тебя, Давид, — Иванов едва взглянул на вошедшего. — Присаживайся.

Блох сел на диван, вопросительно посмотрел на Иванова. Тот перелистывал какую-то монографию у книжного шкафа и молчал.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался Блох.

— По крупному счету — ничего, — отозвался задумчиво Иванов.

— А по мелкому?

Иванов кивнул в сторону стола:

— Там анализ Нестерова. Посмотри…

Блох приподнялся, взял со стола бланк анализа и опять сел.

Взглянул на результаты.

Брови его поползли вверх:

— Альбуминурия?

— Да, она — родимая! — кивнул Иванов, все еще листая монографию. — Тебя это как будто сильно удивляет…

— Удивляет. Но ты прав: удивляет не сильно… Он же жаловался на почки.

— Жаловался, — согласился Иванов и зашвырнул монографию в шкаф. — Да ты на цифры посмотри! Это же сумасшедшие цифры!..

— Цифры, и правда, — не того, — Блох поскреб себе чисто выбритый, отдающий синевой подбородок. — А ошибки какой-нибудь здесь не может быть?

— В том-то и дело, что нет ошибки. Я звонил уже лаборантке. У нее тоже волосы дыбом!..

— Ничего не понимаю, — Блох вертел бланк в руках, заглядывал на оборот, будто там мог найти ответ на загаданную загадку.

— Вот-вот — начал нервно ходить по комнате Иванов. — И это, заметь: при нормальной почке. У него практически идеальная почка… почки!

— А жалобы?

— Откуда я знаю? — пожал плечами Иванов. — Не было ведь до сих пор никаких жалоб. И вдруг — пожалуйста… Плюс альбуминурия циклопическая… И это при исключительно хороших результатах обследования!

— Может, он съел чего-нибудь? — предположил Блох. — Надо спросить.

Иванов мерил шагами комнату:

— Я уже думал об этом… Но маловероятно. Во-первых, к нему никто не приходит. Нет у него никого в Питере. Следовательно, не могут ничего принести… А во-вторых, это сколько же и чего нужно съесть, чтоб получить такую сумасшедшую альбуминурию?.. Из него же, из Нестерова этого, получается, белок качать можно. Как нефть из-под земли!..

Блох тоже начал нервничать:

— Говорю тебе: не нравится мне этот Нестеров! Надо купировать приступ и выписывать к дьяволу.

Однако Иванов был несколько упрямым человеком:

— Нет, Давид. Выписать — проще всего. Надо с ним разобраться.

— Что ты имеешь в виду? Диагностику?

— Не только… — Иванов беспокойными глазами смотрел на Блоха. — Мне тоже многое кажется…

— Например…

— Например, что я тоже где-то видел раньше этого Нестерова… Что он подозрителен мне… И что мы подозрительны ему… Что последние жалобы и это его альбуминурия, которая так некстати, — фикция…

Еще больше тревоги появилось в глазах Блоха:

— Ты хочешь сказать, что Нестеров, заподозрив что-то, перешел к активной тактике?

Иванов ушел от прямого ответа:

— Я выведу его на чистую воду… — и он покосился на результаты анализа. — Неужели мы проглядели нефрит?

Медсестра Маргарита Милая, сидя у себя за столом, отмечала в листах назначений плюсиками исполнение процедур. Она не видела, как Нестеров вышел из палаты. Занятая делом, она увидела его только тогда, когда он присел к ней за стол.

Нестеров взглянул на листы назначений:

— О, какая серьезная работа. Я могу помочь.

Заметно было, что Маргарита как-то подобралась внутренне, напрягаясь. Бросила на Нестерова быстрый острый взгляд. Нестерову показалось, что он успел разглядеть в глазах Маргариты озорные искорки. Между тем лицо медсестры было серьезно.

Она вздохнула:

— Чем вы можете помочь?

— Крестики ставить в этих листках, — он пытался еще раз заглянуть в глаза Маргарите, ему хотелось убедиться, что в них, действительно, живут озорные искорки, они показались ему такими симпатичными. — Помню, когда учился в школе, меня хвалили учителя за почерк. И еще рисовал не плохо. Для меня крестик изобразить — не составит труда.

— Поэтому вы стали архитектором? — Маргарита избегала смотреть ему прямо в глаза.

— Пожалуй, и поэтому тоже.

Маргарита опять вздохнула:

— По-моему вы смеетесь надо мной…

— Ни в коем случае! — всполошился Нестеров. — Как вы могли так подумать!

Маргарита поискала что-то в кармане халата:

— Вы же понимаете, что я сама справлюсь с плюсиками…

Она поднялась и подошла к шкафу. Открыла дверцу. И получилось, что этой дверцей Маргарита от Нестерова прикрылась. Девушка достала зеркальце из кармана, погляделась, подправила бровь, подняла колпачок повыше, чтобы виден был красивый круглый лобик; пыталась спрятать локон волос, выбившийся из-под колпачка возле уха, но потом вернула его на прежнее место — с локоном ей показалось лучше, хоть какая-то деталь была на обезличивающем белом фоне.

Нестеров не видел ее манипуляций, но, человек достаточно опытный, догадался о них:

— Тогда я вынужден признаться, Рита… Я просто соскучился.

Она замерла с зеркальцем в руках:

— По своей работе?

— По общению с вами. В прошлый раз вы ушли так внезапно. Я об этом сожалел…

Маргарита закрыла шкаф, достала из кармана ножницы и принялась слегка подрезать обтрепавшиеся края листков назначений. Весь ее вид говорил о том, как девушке приятно, что Нестеров соскучился по общению с ней. Она сказала:

— Просто внезапно закончилось мое дежурство.

Маргарита была занята своим серьезным делом, но Владимир чувствовал, что все внимание ее направлено на него — Владимира. Внимание ее прямо-таки было устремлено к нему — как клин света.

Нестеров сказал с грустной улыбкой:

— Я думал о вас…

Маргарита тихонько цвела.

А Нестеров продолжал:

— Эта медсестра… старушка… так мучит нас всех своими уколами! Мы лежим и вспоминаем вашу легкую руку…

— Только в связи с уколами вы думали обо мне? — как будто огорчилась Маргарита.

— Не только. А точнее в связи с этим — совсем мало. Я думал о другом: что вы милая…

Маргарита взглянула на него как бы с укоризной:

— Скоро вылечим вас, и вы выпишитесь. И забудете про уколы и сестру Милую, так поразившую ваше воображение.

Нестеров хотел было возразить, но Маргарита не дала ему это сделать. Перевела разговор на другую тему:

— Мы все огорчены результатами вашего анализа.

— Какого анализа? — Нестеров сделал вид, что не понял.

— Альбуминурия у вас, Володя, — сказала с сочувствием Маргарита. — Это не очень хорошая штука, скажу я вам. Белок в моче…

Нестеров был беспечен. Откуда архитектору знать, что белок в моче — весьма нехорошая штука?

Нестеров улыбнулся легкомысленно:

— Чего огорчаться! Сегодня белок есть, завтра — нет. Пройдут болезни, вся жизнь — впереди…

Маргарита несколько удрученно покачала головой:

— Особенно огорчен Александр Александрович.

— Иванов? — Владимир порадовался в душе, что разговор подвинулся к интересующей его теме.

— Да. Ведь он ваш лечащий врач. И заведующий.

Нестеров принял это близко к сердцу:

— Надо же! Как переживает за больных!..

— Да, у нас хороший заведующий! — согласилась Маргарита. — Мы за ним как за каменной стеной.

— И молодой. За жизнь еще горы свернет. Много успеет, коли так хорошо начинает.

— Он и наукой занимается, — похвалила Маргарита. — Печатает в журналах статьи.

— Статьи? — Нестеров сделал такие глаза, будто для него статьи в журналах — предел мечтаний. — А о чем?

Маргарита улыбнулась:

— Блох говорит, это очень умные статьи. Даже не всякий медик их поймет!.. А тема самая современная — пересадка внутренних органов. Ну вы слышали, наверное, пересаживают еще кожу. Но про кожу Александр Александрович не интересуется — этим в ожоговых отделениях заняты врачи. А Иванов пишет про почки, сердце…

— Почки? — задумался Нестеров.

— Да, — Маргарита тронула его пальчиком за руку. — Вы когда-нибудь читали про искусственную почку? Не читали? — в глазах ее появился восторженный блеск. — Когда я еще была в медучилище, нам показывали искусственную почку. Представляете, это столько аппаратуры, что занимает целую комнату!.. А в природе — такая маленькая. Получается: мал золотник, да дорог!

Не может человек создать почку подходящих размеров. Вот и возникает проблема пересадки…

— Вы лирик, Рита, — обронил Нестеров задумчиво.

— Может, и лирик, — пожала она плечами. — Но дело-то серьезное. Вот вам, например, вдруг придется удалять почку… А Иванов — раз… и поставит новую!..

— Новую? Это было бы великолепно!.. — Восторженность Маргариты начала убеждать Нестерова в том, что она как бы не в курсе, не в числе посвященных; но он решил пустить пробный шар. — Я заметил, однако, что не все так очарованы Ивановым, как мы с вами, как Виталий Сергеевич…

Тень мелькнула в лице Маргариты — в хорошеньком лице:

— Я знаю, о ком вы говорите. Это, наверное, Соловьев — тот, что лежал возле вас. Его недавно выписали… Нелюдимый такой. Молчун. Все думает, думает, а о чем думает, непонятно, — Маргарита засмеялась. — Мне кажется, он всем был недоволен! А когда человек всем недоволен, ему даже уколы делать непросто. Во всяком случае я волновалась, когда делала уколы Соловьеву. Какое-то противодействие ощущала… Это трудно объяснить… Неприятное какое-то, отрицательные биотоки…

— Нет, не только он, — Нестеров посерьезнел, впитывал информацию. — Я же обследовался — по всей больнице прошел. Слухами полнится больница: будто творятся в нашем отделении некие закулисные дела, есть какие-то тайны. Больные говорят, санитарки… Даже, заметил, дичатся как-то тех, кто отсюда…

Опять промелькнула тень по лицу Маргариты:

— Не думаю, что стоит всерьез обращать на это внимание. Наш Иванов не сам метит в главврачи. Его выдвигают, как наиболее достойного. Есть, конечно, завистники. Вот они-то и распускают слухи…

— А вы что думаете?

— Я? — Маргарита задумалась на секунду. — Я же не так давно тут. Фаина могла бы сказать. А я… Существуют разные уровни профессионализма. Иванов, Блох и Фаина — на одном; доктор Пашкевич и я — на другом. Мне кажется иногда, что есть в отделении некая закулисная жизнь. Но думаю, это более высокий профессиональный уровень, на который нас с Пашкевичем еще не пускают. Вот наберемся опыта — посвятят и нас… — Маргарита оптимистично улыбнулась. — А что касается больных, вы их меньше слушайте. Невежественные, далекие от медицины люди могут такого наговорить — будете медиков обходить за версту!

— Всякую чушь? — Нестеров пытался вернуть разговор в непринужденное русло — с розовыми берегами.

Но Рите, оказалось, было что рассказать:

— Когда я была на практике в детском отделении, часто, случалось, поступали «тяжелые» дети. Родители сами виноваты. Не хотят в больницу, держат ребенка дома до последнего — когда он уже начинает умирать… Но кто ж из родителей скажет, что он виноват — родитель. В смерти ребенка врачи виноваты!.. Вот и бьются врачи над умирающими детьми, пытаются спасти. Однако не всегда это удается… И самый последний шанс реанимировать ребенка — это внутрисердечный укол. Второе межреберье слева… В шприц набирается норадреналин, хлористый кальций и бикарбонат натрия… Уж если не подействовало, — значит, все. И понятное дело, не всегда срабатывает… А некоторые родители потом, обнаружив место укола иглы на груди умершего ребенка, говорят, будто убийцы-врачи намеренно укололи ребенка в сердце, чтобы убить… Вот невежество…

Игорь Горюнов — молодой красивый парень, спортсмен-легкоатлет, вернулся после тренировки домой, заглянул на кухню. Жена его Маша ставила на плиту кастрюлю с водой — собиралась варить на завтра борщ. Игорь любил украинский борщ — такой густой, чтобы в нем ложка стояла. Именно такой борщ и собиралась варить Маша.

Молодая жена — а прожили они вместе всего полгода, — положила в кастрюлю увесистый кусок говядины и подрегулировала газ.

Игорь Горюнов после тренировки весьма проголодался. И поскольку до ужина было еще далеко, Марина положила ему в тарелку винегрета — червячка заморить.

Игорь поел с удовольствием — молодая жена, несмотря на нежный возраст, неплохо готовила. И утомленный, прилег на диване поспать. Часок-другой намеревался поспать — не более. Восстановить силы после тренировки…

Заснул он быстро. И быстро у Маши вскипела в кастрюле вода. Маша слегка убавила газ, сняла поваренной ложкой накипь, прикрыла крышку и спустилась в магазин, что был в их же доме, на первом этаже, — за солью.

Как это часто бывает, встретила в магазине Маша подругу. Вместе в школе учились…

В это время вода в кастрюле закипела так сильно, что даже сбросила крышку. И побежала на плиту — прямо на конфорку…

Крышка покатилась по полу, громко звякнув, вода шипела на раскаленной конфорке… но Игорь спал и ничего этого не слышал. Да и далековато он находился — в соседней комнате. А Маша еще дальше — в магазине, в который спустилась всего на минутку, на секундочку всего… Да вот встретила подругу, с коей не встречалась «сто лет», то бишь не делю-другую…

… А огонь на плите потух. Вода в кастрюле успокоилась. Газ чуть слышно шумел… Спокойно спал Игорь.

Подруга у Маши интересная была. Много всего знала — что из ряда вон. Могла такое рассказать, что кровь в жилах застынет, а могла наоборот — разгорячить кровь. Сегодня она выбрала первое. Очень говорливая была, все держала за рукав Машу, не отпускала. Да та и не рвалась. Слушала и слушала. Пачка соли сиротливо лежала в авоське.

— Ты не поверишь, Машка! Ужас что творится! Раньше хоть милиции боялись, а теперь никого не боятся. Полнейший беспредел!..

— А что такое? — замирало сердце у Маши.

— Люди пропадают в городе…

— Опять людоед?

— Нет. Людоед хоть что-то оставлял: то голову, то кисть руки в мусорных баках находили… А тут вообще ничего. Пропал человек — и с концами.

— Да? — поражалась Маша. — Бедный Питер! Вечно какая-то напасть на него!..

— Одна женщина недавно с мужем поссорилась, — продолжала подруга, сделав «страшные» глаза. — В ночь ушла… И с тех пор не вернулась…

Маша качала головой:

— Может, она не в ночь, а от мужа совсем ушла?

— Куда? — со знанием дела возражала подруга. — Документы все на месте, деньги на месте. Куда без денег-то сейчас уйдешь? Разве сейчас встретишь милосердного человека? Времена-то такие!.. Всюду беспредел: воруют, убивают…

Долго разговаривала Маша с подругой. Интересная подруга была: еще пять случаев рассказала про пропавших, людей…

…А газ в квартире шумел, шумел… пел тихонько свою песню…

Ближе к вечеру Владимир заглянул в палату к Алексею Перевезенцеву. Тот лежал и с тоской смотрел в окно. Он, конечно же, думал о том, как круто с ним обошлась судьба: это ранение надолго выбило его из седла. Месяца на два-три, говорил врач, если не будет осложнений.

Алексей обрадовался Нестерову, кивнул на табурет возле себя:

— Поговорим о чем-нибудь, Володя. Тоска лежать так.

Нестеров сел:

— О чем поговорить? — он не спешил включать первую передачу, делая вид, будто зашел к Алексею просто так.

Но Алексей сам умел неплохо поворачивать руль и включать передачи:

— А ты о том поговори, о чем с Маргаритой беседовал… некоторое время назад.

Нестеров оглянулся на приоткрытую дверь. Пост дежурной сестры бал совсем рядом.

— Значит, слышал?

Перевезенцев улыбнулся:

— Слышал, каюсь… Но я же не виноват: вы разговаривали достаточно громко.

— Я думал, ты спишь.

— Какое там! Уже отоспался… И чувствую, я в этой больнице на всю жизнь отосплюсь…

— Ну, и что скажешь?

— Ты о разговоре с Маргаритой? — глаза Нестерова лукаво блеснули.

— Да.

— Грубоватая работа, Володя. Ты не обижайся, конечно. Но намеки твои… Я имею в виду — как ты выводил ее на тему — ни в какие ворота. Это только простодушная влюбленная Маргарита не могла понять, что ты подкатил к ней не просто так — не соскучившись… э-э… по общению.

Нестеров почувствовал себя неловко:

— Ну, почему? Мне, действительно, симпатична Маргарита.

— Хорошо, если так! — кивнул Перевезенцев. — Я бы к ней тоже не прочь подкатить. Да вот корабль мой надолго на приколе. Мне теперь месяца два без девушек милых…

— А что тема? Если уж ты в курсе…

— Тема занятная, — Перевезенцев посмотрел на Нестерова с явно профессиональным интересом. — У тебя есть что-то конкретное? Есть компромат на кого-нибудь?

Нестеров покачал головой:

— В том то и дело, что никаких фактов у меня нет. Сомнения одни, догадки, подозрения. Этого — целый букет…

— Любопытно.

— Значит, выслушаешь?

— Почему бы и нет? — улыбнулся Алексей. — Времени у меня больше чем достаточно. Поговорим. Все лучше, нежели без толку дремать…

И тогда Владимир рассказал Перевезенцеву обо всем, что мучило его. И о своих подозрениях, и о предупреждении соседа по палате — Соловьева, и о слухах, которые его тревожили, — не забыл. Перевезенцев слушал не перебивая, не переспрашивая. Владимир все поглядывал на него — уж не заснул ли тот. Но Перевезенцев был само внимание.

Рассказал Владимир и о смене своей тактики: каким образом он перешел от обороны к активным действиям. Эпизод с выпиванием в туалете пятнадцати яиц произвел на Алексея неизгладимое впечатление. Алексей согласился, что для сего подвига необходимо было немалое мужество… А эффект — некоторое замешательство Иванова — заставил его задуматься.

Когда Владимир замолчал, Перевезенцев сделал вывод:

— Конечно — не густо. Однако больше, чем ничего. Во всяком случае есть над чем поразмыслить, — он побарабанил пальцами себе по груди. — А откуда такие знания из медицины, Володя? Владеешь терминами…

— Интересовался, — по инерции маскировался Нестеров.

— Интересовался… — задумчиво повторил Алексей (говорили они тихо, чтобы не быть услышанными посторонними, почти что шептались, как заговорщики). — Ну, что я могу добавить к этому? Пока на руках нет фактов, зацепиться не за что. Но гипотезу твою, или, если хочешь, — версию — проверить можно. Нескучно время проведем, да? — в глазах его заплясали веселые искорки. — Жаль только, что я такой — неходячий. А то бы дело быстрей продвинули… Но уж как есть! Будем работать по принципу: наши головы, твои ноги… — он задумался на минуту. — Некоторые слухи, Володя, доходили и до меня. До нашей конторы. Мои коллеги имеют немало сведений о пропаже людей. Причины пропаж?.. Самые разные. Не обязательно всегда смерть… На бытовой почве, например. Поссорился подросток с родителями, ушел из дома. Один — сразу вернулся, как проголодался, как замерз, а другой — покрепче, уехал в другой город, устроился как-нибудь. Знаешь, сколько подростков ежедневно уходит из дома в таком большом городе, как Питер?.. Или другая побуждаемая причина: нашкодил где-то умник и показалось ему, что за ним установлена слежка, — оригиналов, а то и просто шизо хватает. Что делать? В бега… На любовной почве: обещал жениться, переспал и — в кусты. Ищи-свищи!.. Следующий уехал на заработки, никому не сказавшись… А тот просто бомжует… А набожная бабушка пустилась в паломничество… И так далее… Причины могут быть самые неожиданные.

— А девушек похищают для публичных домов… — напомнил Нестеров.

Перевезенцев слегка поморщился:

— Это случается много реже, чем представляется. Один раз произойдет — десять раз расскажут. Такая формула!..

— Ну, а собственно пропаж?

— Тоже случается, — кивнул Алексей. — Когда концы в воду… Иногда в прямом смысле: из воды вылавливаем трупы. Бывает — расчлененные; бывает — и органов не хватает, и целых частей тела. Тут гипотезы разные: от каннибализма до уничтожения особых примет — например, родинка на плече, или татуировка, старый рубец…

— А с нашей проблемой как?

— Наша проблема, если ее выделить из всей массы криминала и если она существует в действительности, — недавняя. И я скажу тебе: уже выделили… Есть особая папочка у нашего генерала, тоненькая, правда. Но главное, что уже есть…

— И в ней — факты?

— Не скажу определенно. Не заглядывал. Но кое-что мне известно. Например, есть свидетели, которые видели, как машина «скорой помощи» сбила человека.

— Что же тут такого! — удивился Нестеров. — Всякое случается на дорогах.

— Тут совсем другое!.. Эта «скорая» прямо-таки гонялась за человеком… Сбила, подобрала и увезла в неизвестном направлении.

— И что?

— А ничего! — развел руками Перевезенцев. — Нет ни номера машины, ни того человека, ни улик. Один свидетель. И место…

— Ты говорил о свидетелях…

— Зафиксирован еще один случай. Тоже ночью… «Скорая»… «РАФ». Переехала человека, подобрала и скрылась в неизвестном направлении. Все очень быстро, но деловито, без суеты. Два свидетеля — влюбленная парочка. Стояли в тени подъезда. Все видели издалека. Однако лиц не разглядели: белые халаты, колпаки — униформа всегда как бы обезличивает. Номер машины тоже неизвестен…

Нестеров задумался:

— Ты думаешь, это связано с похищением органов?

— Не исключено, — с уверенностью сказал Перевезенцев. — Даже — скорее всего. Посуди сам: слесарь какой-нибудь или землекоп, или журналист, к примеру, будет ли похищать органы?.. Ну если он не каннибал, конечно, — не для приема в пищу, а для продажи… Нет, не будет! Этим должны заниматься профессионалы. Люди в белых халатах, так сказать. У других не купят. Это же нужно вырезать грамотно, использовать какой-то консервант… Да и знать надо, у кого вырезать; почку от селезенки отличить…

— А потом?

— Надо наладить контакты. С людьми в белых халатах — с другой стороны. А это целая организация должна быть. Человек пятнадцать-двадцать, как минимум. Ну и деньги, разумеется, большие. Они-то все дело и двигают.

Владимир добавил свой штрих:

— Они ведь не в «скорой» органы изымают. Для этого нужна хорошая операционная. А где операционная, там коллектив…

— Хочешь сказать, ненужные свидетели?

— Или коллектив с убийцами за одно, или нужно искать подпольную операционную.

Перевезенцев задумался над этой мыслью.

Владимир спросил:

— А та папка, что у генерала… В ней эти случаи как поданы?

— Пока вроде никак. Нераскрытые преступления с неясной мотивацией. Думать можно все, что угодно. Папка пока лежит в сейфе. Пройдет время, появятся новые факты. Когда фактов будет больше, их можно будет систематизировать, классифицировать само преступление, увидеть закономерность, а затем уже предпринять какие-то шаги.

— А не пробовали «скорую» искать?

— Пробовали, конечно! Но знаешь, сколько по городу этих «скорых» и сколько травмированных они привозят? Знаешь, сколько в Питере операционных? — Перевезенцев вздохнул. — Плюс ко всему нет уверенности, что эта таинственная «скорая» вообще в каком-нибудь парке учтена, и привозит ли она пострадавшего в больницу, а не куда-то в подпольную операционную, как ты говоришь. Может, это «летучий голландец», а не «скорая». Может, это миф? А тем свидетелям все показалось? В ночи чего не привидится! Дорога, к примеру, была скользкая, машину повело, а свидетелю показалось, что она гоняется за пешеходом. Фактов не хватает, Володя. Поэтому и лежит эта папочка на дне генеральского сейфа…

— Можно, конечно, операционную поискать, — предположил Нестеров. — Операционную — подпольную, наверное, проще найти, чем полумифический автомобиль.

Алексей с сомнением пожал плечами:

— Вряд ли. Если принять во внимание, что операционной может служить любая комната…

— Но аппаратура!..

— А что аппаратура? — возразил Перевезенцев. — Много ли ее нужно, чтобы похитить интересующий тебя орган? Преступнику же не надо потом выхаживать этого человека, из которого он кое-что достал. Зашил беднягу в мешок — и в реку!..

— Пожалуй, ты прав! — не мог не согласиться Нестеров. — При желании можно оперировать и на кухонном столе.

— Так. Обсудили, — подвел черту Перевезенцев. — Теперь мы должны ответить на вопрос: может Маргарита права?

— В чем?

— Она же сказала — слухи, домыслы невежественных людей. И проблема не стоит выеденного яйца? — тут Алексей улыбнулся и поправился: — пятнадцати выеденных яиц…

Но Владимир не отреагировал на шутку:

— Какие твои предложения? Если, конечно, ты воспринимаешь ситуацию всерьез.

— Всерьез — не сомневайся, — заверил Алексей. — Фактов маловато… А сделать кое-что можно. Я могу позвонить своим ребятам… или ты позвонишь, чтобы пришли. Вдруг появится что-нибудь новенькое. Можно справки навести про некоторых врачей. Чем живут, так сказать… А больше — вряд ли получится.

Владимир был упрям:

— А если поискать все же операционную? И начать с нашей — с нашего отделения…

— Можно попробовать, — как-то вяло согласился Перевезенцев. — Разумеется, на свой страх и риск. Надо ведь знать, что искать. Какие будем искать улики? А вернее — ты. Какие улики будешь искать? Похищенные органы на тарелочке — посыпанные петрушкой? Или зашифрованный список жертв? Что именно?..

— Труп.

— Труп? В операционной? Без органов? — весьма удивился Алексей. — Это было бы неплохо. Но маловероятно, что преступник оставит за собой такую улику. И где! На своем рабочем месте!

— Ну, почему на рабочем месте? Почему в операционной? — вздохнул Нестеров. — В подвале есть морг.

— Действительно, — оживился Алексей. — Это уже интересно! Что ты предлагаешь?

Владимиру пришлось по душе оживление Перевезенцева — зацепило-таки следователя. И Владимир продолжил:

— Ты говоришь, нужны факты, компромат… Я добуду тебе компромат. И уже почти не сомневаюсь в этом.

— Каким образом?

— Может быть помнишь — Маргарита тебе говорила — почти сразу после тебя в отделение поступила девушка. Марина Сенькова. Я заглянул в ее историю. Она танцовщица. Поступила со множественными травмами.

— Что-то припоминаю. Кажется, суицид?..

— Вот-вот! — кивнул Нестеров. — Она скончалась во время операции. Официальная версия — большая кровопотеря, ничего не успели сделать… А если проверить — что делали?

— Так это же патологоанатомов работа!..

— Все равно! Они могут быть подкуплены. Могут быть в деле. Могут быть халатны, с похмелья… Какая разница! Суть не в этом. Посмотреть надо пристрастным взором.

— Ты хочешь… — начал Алексей изумленно.

— Да. Проникнуть в морг и осмотреться там — что к чему. Особенно что касается Марины Сеньковой. Если она, конечно, там еще! Быть может, даже провести повторное вскрытие. Это могло бы дать нам необходимую информацию.

— Вполне возможно. Если, конечно, твои построения верны, — лицо Перевезенцева опять приняло скептическое выражение. — Однако, Володя, есть одно «но».

— Что за «но»?

— Ты кто вообще-то? Ты врач? Ты уверен, что заглянув в чрево Марины Сеньковой, разберешься что там к чему? Отличишь тонкую кишку от толстой, а правую почку от желчного пузыря?

Это были вполне резонные вопросы. И Владимир ответил на них соответственным образом:

— Вообще-то я врач. Ты угадал…

Перевезенцев, повернул голову, посмотрел на Владимира с недоверием:

— А почему же молчал?

Владимир и сам уже не знал точно, что ответить. Желание протестировать медицину, испытать ее на вшивость казалось ему сейчас более чем наивным — вроде детской игры. Он пожал плечами:

— Не хотел светиться. Считай, из скромности.

Перевезенцев поразмыслил с минуту, потом сказал:

— Что ж тебе и карты в руки… Почему бы нам, действительно, не попробовать. Если не найдем ничего компрометирующего, — не беда. Никому ведь не навредим. А если найдем… Большое дело сделаем.

— Найдем, — убежденно сказал Владимир.

Алексей посмотрел на него с улыбкой:

— Ты должен приготовить какую-нибудь легенду на случай провала. Ну — если тебя там застукают… Ты же, естественно, ночью пойдешь?

— Ночью… Днем там людей полно. Живых. Не только мертвецов…

— Вот, вот! И что скажешь, если увяжется за тобой какой-нибудь сторож? Что скучно стало? Решил нервы себе пощекотать? Или скажешь, что заблудился?

Владимир тоже усмехнулся:

— Я подумаю над этим, хотя мне кажется, что на этот счет невозможно придумать нечто убедительное. Лучше просто не попадаться. Или… Разве что прикинуться пьяным? Сильно пьяным… Бывает — вышел из своего отделения и не туда забрел…

— Сойдет с большой натяжкой, — Алексей засмеялся бы, если бы ему было не больно смеяться. — Пьяницы всякое могут учудить. Почему бы, действительно, в морг не забраться?

— Проблема в другом, — посерьезнев, заметил Нестеров. — Как проникнуть туда. Там ведь, наверняка, все заперто. Но Алексей успокоил:

— В этом как раз нет никакой проблемы… Ты, Володя, пользовался когда-нибудь отмычками?

— Нет. Я даже не видел их ни разу. Хотя вру — в кино видел…

Перевезенцев совсем не огорчился:

— Ничего сложного в отмычках нет. Считай, что у тебя в руках связка ключей, а ты забыл, какой именно тебе нужен, — склероз у тебя. Вот и пробуй один, второй, третий…

Нестеров протянул к нему руки ладонями вверх:

— Да где отмычки-то?

Перевезенцев покосился на дверь:

— Отмычки в кармане моего пиджака. А пиджак — не знаю где. Если ты врач, тебе виднее: куда девают одежду поступивших в отделение подстреленных ментов.

— Есть какой-то гардероб тут неподалеку, — припомнил Нестеров. — Наверное, там. Но он заперт… Попросить, что ли, у Маргариты ключ? Сказать, что ручка там нужна или какая другая мелочь?..

— Нежелательно, — покачал головой Алексей Перевезенцев. — Она пойдет с тобой или пошлет санитарку. Не будешь же ты при них шастать по всем подряд карманам?.. Незаметно надо как-то.

— Я попробую, — Владимир поднялся. — Хотя и не ручаюсь за успех. В делах взлома у меня нет опыта.

— Дерзай! — улыбнулся Перевезенцев. — А я пока отвлеку Маргариту и санитарку…

Владимир удалился в свою палату, которая находилась почти рядом. Прилег на койку… Он слышал, как запищал на посту дежурной сестры сигнал вызова. Маргарита вышла из сестринской и направилась в палату к Перевезенцеву.

Владимир прислушивался.

— Что случилось? — спросила Маргарита.

Перевезенцев заговорил встревоженным голосом:

— Мне показалось, что-то подтекает…

— Где подтекает?

— На спине… А если открылось кровотечение?

Риту некоторое время не было слышно. Наверное, она осматривала повязку. Наконец сказала:

— Вы сами не могли бы чуть-чуть повернуться. Я не справлюсь — вы такой большой.

— Нет, милая, — прокряхтел Перевезенцев. — И рад бы, да еще слаб.

— Хорошо. Подождите минутку, я позову санитарку…

Владимир понял, что настал его выход. Выглянул в дверь.

Маргарита и санитарка как раз входили в палату к Перевезенцеву. Санитарка была — та самая медведица. Такая прижмет в углу — мокрого места не останется…