Наверное, Фаина видела, как Маргарита вошла в отделение. Фаина появилась в сестринской сразу вслед за Ритой — девушка не успела даже скинуть плащ.
Фаина, как всегда, была хороша. Будто с обложки популярного журнала. Или наоборот — будто собралась на обложку…
Рита быстро, но внимательно взглянула на Фаину и отвела глаза. Рита представила: на последней странице журнала — Джейн Фонда, 1976 г., Клаудиа Шиффер, 1990 г., Синди Кроуфорд, 1995 г., а на первой странице журнала — Фаина Куртизанова, 1996 г.
Рита иронически сжала губы:
«Хороша-то, конечно, хороша, но для девяносто шестого года старовата!.. В компании с Джейн Фонда ей, пожалуй, самое место!»
Фаина с грацией пантеры прошлась по сестринской. Ах, какие на Фаине были изумительные чулки! Какой теплый цвет! Загар под Салониками… Какие все-таки у нее великолепные молодые ноги! Ни жиринки лишней нет… Сколько километров пробегает она по утрам?..
Рита вздохнула и повесила плащ в шкаф.
— Как дела, дорогая? — вкрадчивым голосом обратилась Фаина.
Скидывая юбку, кофточку, Рита спряталась от Фаины за дверцей шкафа:
— Какие у меня дела! — Рита насторожилась, догадываясь, о чем сейчас пойдет разговор; Рите показалось, что у нее под мышками проступил пот; она промокнула под мышками салфеткой и воспользовалась дезодорантом; волнение — нормальная реакция.
Пантера, хищно улыбаясь, прохаживаясь по комнате, помахивала хвостом. Так и играли туго обтянутые на голенях и коленях чулки.
— Ты подумала о нашем… — сделала она акцент, — нашем предложении?
Рита пожала плечами:
— Я подумала, конечно… Хотя собственно никакого предложения не было.
Фаина стояла за спиной у Риты; Фаина улыбнулась, вытянула из шкафа рукав плаща:
— Хороший плащик! Простенький, но надежный. Под стать хозяйке… Сколько такой стоил прежде? Рублей восемнадцать?..
— У меня не было мужа-писателя, — передернула плечами Рита.
Пантера замурлыкала:
— Ну не сердись! Мне, и правда, многое нравится в тебе, в твоей одежде. Есть какая-то подкупающая простота.
— Секрет прост. Это детдомовская простота.
Фаина оглядела ее оценивающе:
— А у тебя хорошая фигурка. Ты прямо жемчужинка… без оправы…
— Без оправы, — повторила Рита, поспешно надевая халат.
Фаина мягко прохаживалась у нее за спиной:
— Так я, значит, о предложении говорю… Видишь ли, милая, предложения бывают разные. Я думаю, ты согласишься со мной — наверное, имеешь уже достаточно опыта, — что иные предложения не следует спешить произносить вслух. О них догадываться надо… Потому что, если произнесешь, обратного пути уже не будет. Раз в жизни бывают такие предложения.
Рита нашла в себе силы улыбнуться:
— Над такими серьезными предложениями принято думать не спеша.
Фаина фыркнула:
— Ну, что тут думать? Ты же не замуж выходишь!.. Это над замужем двадцать раз надо подумать. А если представляется возможность деньгу зашибить, — так и зашибай! Чего долго думать? Ты должна сказать, дорогая, с нами ты или не с нами, — Фаина, кажется, начинала потихоньку терять терпение. — Ты должна выбрать между своим восемнадцатирублевым плащом и элегантным пальто, шитым лучшим мастером Питера, выбрать между койкой в общаге, пропахшей клопами, и вполне респектабельным домом.
Рита улыбнулась каким-то своим мыслям.
— Чего улыбаешься? — осеклась Фаина.
— Это муж-писатель тебя научил так красиво говорить?
Фаина раздраженно махнула рукой:
— Это единственное, что он умел. Порой на кухню невозможно было зайти: сидит у окна и все говорит, ворчит, ругает всех и вся, начиная от машинистки в издательстве, кончая президентом… Послушайся моего совета, Ритка, если мужик тебе встретится говорливый, беги от него без оглядки, не то пройдет время, и он тебя заест… — Фаина заглянула Рите в лицо. — Так ты с нами?..
Рита вскинула брови:
— А разве я не с вами была до сих пор? Не с отделением? Разве я здесь не ко двору?
В глазах Фаины мелькнуло сомнение. Она отошла к окну, без интереса посмотрела во двор больницы. Сделала вид, что зевнула. У пантеры изогнулся змейкой красный язычок:
— Ну, ну… подумай еще немного. Все равно к нам придешь. Жизнь такая настала. Сама заталкивает: порох — в гильзу, а мясо — в мясорубку…
Прошло уже несколько дней, как Нестеров ушел из больницы, как похитил записи доктора Иванова. Налетчики в белых халатах больше не появлялись (Нестеров, однако, не забывал о них: топор, которым взламывали его дверь, теперь всегда лежал у него под диваном, можно сказать, — под рукой. Вопрос в том, смог бы Нестеров или не смог пустить его в ход?), а Владимир, согласившись с доводами Алексея Перевезенцева, в отношении врачей-убийц никакой инициативы не проявлял. Его думами сейчас полностью владела книга в зеленом переплете.
В «принципиуме», то бишь в основах научного труда Иванова Владимир уже разобрался. Иванову удалось составить своеобразную «живительную» смесь. В своих записях Иванов так и называл ее — «живая вода». Будто в сказке… Много компонентов (взаимосочетающихся и взаимоусиливающих) было в этой смеси. Часть компонентов оказалась зашифрованной. Их незашифрованных по меньшей мере три Владимиру были неизвестны: вещества белковой природы, по характеристикам своим близкие к гемоглобину. Как и гемоглобин, эти вещества могли вступать в нестойкие соединения с кислородом и углекислым газом. Вероятно, эта их способность и использовалась Ивановым в его опытах.
А в остальном — все понятно. Перфузия растворов… Оживление органов, частей тела, всего организма — как мечта человечества с древнейших времен!..
Интересная была, конечно, книжечка. И доктор Иванов в ней высказывал интересные мысли из области патофизиологии. Излагал он и свои мысли из области морали. Вот одна из них:
«Гений и злодейство — две вещи несовместные», — утверждает Пушкин. Но прежде, чем утверждать это, следовало бы поэту оговорить, что он понимает под злодейством. Что такое зло? И что такое добро? Маленькое зло во имя большого добра — не добро ли? Маленькое добро (псевдомилосердие), обратившись большим злом, — не само ли зло?.. Вот вопросы, которые должен задать себе гений. Но вопросы задавать не сложно. Гораздо сложнее, ибо нужно иметь мужество, — на некоторые вопросы ответить. На них отвечает гений Сальери: отсечь болящий член… во благо всего организма. Это ведь так просто: провести опыты над десятком-другим особей во благо всей популяции!..»
А вот и еще мысль:
«Это фашизм? Да… Но он обязан жить, если приносит человечеству пользу!..»
В прихожей зазвонил телефон. Нестеров ни от кого не ожидал звонка, поэтому не спешил в прихожую, полагая, что должна поспешить Ирина Андреевна (вот проблема: было бы благо или зло — сказать этой убитой горем женщине, что сердце Вики бьется и бьется рядом с сердцем Артура?). Но соседка, как видно, еще меньше была настроена общаться с кем-либо.
Пришлось Нестерову оторваться от опуса доктора Иванова и выйти из комнаты на звонок.
Нестеров удивился, услышав голос Риты:
— Вот приятный сюрприз!..
Голос Риты был грустный, а может (показалось), тревожный. Пожалуй, больше грустный, чем тревожный:
— Владимир Михайлович… Володя… — она помолчала несколько секунд. — Можно я буду вас так называть?
Нестерову было, действительно, приятно:
— Если предполагается дальнейшее общение, то даже нужно.
Да, грустный у нее был голос:
— Как ваше самочувствие?
Он улыбнулся:
— Вы только поэтому звоните? Узнать, вполне ли я здоров?
— Не совсем. Мне посоветоваться нужно.
Нестеров нахмурился слегка:
— Понятно, продолжают вербовать…
— Вербовать? — Маргарита словно пробовала на вкус услышанное. — Пожалуй, это именно то слово, которое должно прозвучать. Да, Володя. Она продолжает вербовать меня — Фаина. Она прямо-таки наседает. Я уже не знаю, куда от нее деваться.
— А что говорит?
— Да разное. Прямо, конечно, не говорит. Все больше намеками. То ласкова, то вдруг прибегает к угрозам. Но понятно, что она уже не отступится: или затянет на свою сторону, или… Я боюсь, Володя!
Нестеров сел на стул возле телефона, задумался:
— А с Перевезенцевым ты не говорила?
— Нет. Не получается как-то.
— Странно. Он ведь очень контактный.
— Пожалуй, чересчур. Шутит, балагурит. Другой бы в его положении… Нет, Володя, я не могу навесить на него еще свои проблемы.
Нестеров собрался с мыслями:
— Ну хорошо, давай договоримся так, Рита, милая. Не хочешь тревожить Алексея — не тревожь. Но Фаине ни в коем случае не говори «нет». Это опасно. За ней целая банда. Да, да — именно банда! Пусть в белых халатах, но все-таки банда. И разобрать тебя на запчасти им — раз плюнуть… Поэтому, Рита, девочка, тяни резину… Тебе надо выиграть время. Совсем немного времени — быть может, день-два. За ними уже установлено наблюдение, их вот-вот начнут брать…
— Скорее бы.
— Рита, если они совсем тебя обложили, скажи им «да». Разве это к чему-то обязывает?.. Но не выдай себя! Будь немного артисткой. Пожалуйся на жизнь, скажи, что хочется денег побольше. Скажи, все надоело в этой жизни — сплошная «чернуха». Никакого просвета…
— А так и есть! — вставила Рита.
Нестеров улыбнулся:
— Я вижу, они тебя почти уговорили…
Но Рита обиделась:
— Как можно так подумать!
— Вот что, Рита, — предложил Нестеров, — у меня тут идея интересная созрела: приходи-ка ты ко мне завтра после дежурства. Посмотришь, как я живу, на шкаф мой замечательный полюбуешься…
По голосу Риты было понятно: у нее отлегло от сердца:
— Ты хочешь спрятать меня в шкафу?
— А почему бы и нет? Он вместительный… А вообще, я серьезно. Мы общаемся с тобой как-то через барьер. Ты — в белом халате, я — в больничной пижаме. Словно по разные стороны баррикады. А теперь вот — по телефону… Приходи завтра. Я тебя чаем угощу. И даже больше того: приготовлю завтрак…
Она засмеялась:
— Завтраком, Володя — именно завтраком — ты купил меня. Мне так любопытно посмотреть, что у тебя получится на завтрак, поэтому нет сил отказаться… Завтра, сразу после пятиминутки я — у тебя…
На этом они попрощались.
Владимир положил трубку и несколько минут еще сидел в неподвижности, обдумывая информацию.
Определенно, ему нравилась Рита.
Но Маргарита назавтра утром не пришла. Завтрак, приготовленный Нестеровым давно остыл. И чайник Нестеров ставил на огонь несколько раз. Тот закипал, свистел призывно…
Ирина Андреевна выразила удивление:
— Вы ждете кого-то?..
Он позавтракал в одиночестве, раздумывая над тем, не обидел ли вчера Маргариту как-нибудь… А может, она перепутала адрес? Но у нее есть телефон, и она могла бы позвонить.
Время медленно тянулось…
Каждые полчаса Владимир подходил к окну и смотрел на улицу. Ждал Риту, пытался узнать ее фигурку среди прохожих, как если бы знал наверняка, что она среди них… Совсем недавно вот так же ожидала у этого окна Вика. А Артур глядел на нее из окна дома напротив.
Риты все не было.
Впрочем она не давала твердого обещания. У нее могли появиться какие-нибудь неотложные дела… А он ее ждет, сидит дома, как привязанный. Взрослый человек…
Владимир подсознательно начинал волноваться. Тревога, которая росла в нем, напоминала ему дрожжевое тесто, поднимающееся в кастрюле. Он уходил к себе в комнату, ложился на диван, гнал от себя дурные мысли. Потом садился за стол, раскрывал записи Иванова, однако не мог сосредоточиться на том, что читал. Дрожжевое тесто, подняв крышку, начинало переваливаться через край…
Она, вообще-то, могла бы уже сто раз позвонить.
Или в отделении что-нибудь случилось? Кто-нибудь заболел и попросили Маргариту подменить?
Ближе к полудню Нестеров решил позвонить сам.
Набрав номер телефона дежурной сестры, долго ждал. Он уже почти не сомневался, что сейчас услышит голос Маргариты.
Но ответил совсем другой — старческий голос:
— Хирургия слушает…
Это была та мымра… Нестеров не знал даже, как ее зовут. Зато одно известное место не теле Нестерова (и не только его) помнило тяжелую руку этой женщины, а точнее — тяжелый шприц в руке этой женщины.
— Извините! Маргариту нельзя ли пригласить к телефону?..
Нестеров скривился от собственной любезности.
— А кто это?
Ну, зараза! Так уж ей важно знать — кто!
— Знакомый… Друг — довольно давний.
— Друг… — усомнилась мымра. — Что-то не слышно было тебя раньше… Нет ее.
— А где?
— Уехала с сотрудниками куда-то. Я не знаю…
У Нестерова похолодело на сердце:
— С сотрудниками?.. — он лихорадочно соображал, что бы это значило. — Дело в том, что я знаю некоторых ваших сотрудников. И если бы вы сказали — с кем, — я бы мог туда перезвонить…
Старушка на том конце провода подавила зевок, бросила равнодушно:
— Ну… с Блохом на машине… С Фаиночкой… Знаете таких?
Предательская дрожь появилась в руках Нестерова:
— Скажите, они давно уехали?
— Считай что часа два…
— Спасибо… — Нестеров положил трубку.
И тут же поднял ее. Набрал другой номер. На этот раз ответили сразу — со второго гудка:
— Капитан Перевезенцев слушает.
— Алексей! Это я!
— О, привет, дорогой! Не удивляйся, если не буду называть тебя по имени. Конспирация, кхе-кхе!.. — это он закашлялся. — Кашлять больно… Да… ты, конечно, по делу! А мне доложили: у тебя были гости. С чего бы это?
— Да. Двое. В мое отсутствие. Соседку — пожилую женщину — едва не убили…
— Не беспокойся. У нас все схвачено. Ситуация под контролем… Только шторы у себя не задергивайте, пожалуйста… сам понимаешь, настали солнечные деньки. Быть может, последние погожие деньки осени… Интересно, что им надо было?
— Я не по этому поводу звоню, Алексей, — покачал головой Нестеров. — Ты знаешь, что Блох с Фаиной куда-то Маргариту увезли?
После секундной заминки Перевезенцев ответил:
— Я видел, как они проходили по коридору…
— Алеша! Ситуация опасная… Фаина Маргариту вербовала несколько дней и вот… куда-то увезли теперь.
— Успокойся, — хмыкнул недовольно Алексей. — Они все в поле зрения.
— В поле зрения кого? Акулова?
— Он хороший парень.
Нестеров кусал в раздражении губы:
— Почему же тогда их не берет?
— Еще не все артисты на сцене… Какой уж тут спектакль, сам посуди!
— Слушай, капитан! — злился Нестеров. — Вам все шуточки! Артисты и спектакль!.. Эти артисты твои ее нешуточно, а вполне всерьез на запчасти разберут. Это ты понимаешь?.. Они все хорошо умеют скальпель держать. Они профессионалы…
— Вот именно! — голос капитана стал строже. — Профессионалами должны заниматься профессионалы. А случайным людям, не привыкшим к земле, нечего делать возле дач. От неумения да незнания, знаешь, сколько можно дров наломать?
— Что ты хочешь сказать? У вас и это схвачено?
Ответом было молчание. Можно даже сказать — насупленное молчание.
— Тогда слушай меня, конспиратор! — Нестеров начинал терять контроль над собой. — Я хотел послушаться твоего совета и сидеть тихо. Видит Бог, мне это нелегко! Кое-какие улики так руки мне и жгут…
— Какие-такие улики?
Нестеров пропустил мимо ушей его вопрос:
— Но я сидел тихо, пока дело касалось только меня… Теперь же дело коснулось Маргариты! Девчонка в большой опасности… И поскольку я не уверен, что все шторы у них будут открыты, на месте сидеть не буду.
— Что ты собираешься предпринять? — не на шутку встревожился Перевезенцев. — Постой, не бросай трубку!..
— Я и не бросаю… Ты говоришь, что у вас все схвачено?
— Конечно.
Нестеров жестко засмеялся:
— Значит, Акулов тебе и доложит обо всем, что я предприму. И доложит уже скоро…
— Нет. Я запрещаю! И даже более того — ты будешь нести ответственность… В этом спектакле не ты играешь главную роль!
— Я не хочу, чтобы главную роль сыграла Маргарита.
— Что? — не понял Алексей.
— А теперь я, действительно, бросаю трубку!.. — и Владимир бросил трубку на рычаги.
Он догадывался… нет — знал наверняка, куда Блох и Фаина повезли Маргариту. Конечно же, в особняк к Иванову.
Нужно было торопиться. Владимир еще не знал, что предпримет. Он полагал — придумает по дороге. Время подгоняло его…