Иванов и Йыги сидели за журнальным столиком в гостиной и пересчитывали деньги.
Йыги был горд:
— За прошлую партию с нами рассчитались щедрее.
— Что это вдруг? — хмуро спросил Иванов. — Капиталисты не очень-то любят расставаться с деньгами — просто так. Они ничего не делают просто так. У них всегда все трижды просчитано. Себя они не обманут.
Йыги кивнул:
— Они намекают на расширение сотрудничества. Они говорят, можно открыть филиал. Где-нибудь в Москве, в Новосибирске — завоевывать еще и азиатский рынок. А они с той стороны границы могут разместить приемные пункты. Со временем филиалы можно открыть в Киеве, Минске… Исключительно в больших городах, где наш бизнес легче замаскировать.
Иванов покачал головой:
— Опасно!.. У себя под носом не за всем уследишь. А уж за дочерние фирмы сможешь ли поручиться?.. Проколется одна, и потянется ниточка.
Йыги, слушая, не прекращал счет сотенных купюр:
— Восемьдесят три… Восемьдесят четыре… — пришептывал он; купюры были новенькие и приятно хрустели.
Эстонец остановился на секунду:
— Ты, Саша, скучный какой-то, гляжу?.. Восемьдесят пять… Что-нибудь не в порядке?.. Восемьдесят шесть… Ты при расчетах обычно веселее… Восемьдесят восемь… Меня тоже всегда радуют новые поступления. Это значит, дело идет!.. Восемьдесят девять…
Иванов нервно повел плечами:
— Я же говорю: у себя под носом не за всем уследишь.
— Что ты имеешь в виду?
— Книга у меня одна пропала. Важная книга. Плод упорного труда. Да и вообще…
Йыги перестал считать деньги:
— Кто-нибудь на подозрении?
— Есть один кадр. Странно себя повел… Все у него перетряхнули, но книгу не нашли. Не знаю пока, что и думать. Но ты сам понимаешь: это мои проблемы. Тебя это касаться не должно. Ты езди исправно и деньги привози…
Йыги кивнул:
— Девяносто три… Девяносто четыре… А может, еще на него наехать — на этого кадра?
— Наедем, конечно! Если он взял — вернет, никуда не денется.
— А потом?.. Девяносто пять…
Иванов как-то отечески улыбнулся:
— А потом с тобой поедет… в прекрасный город Таллинн… который с двумя «л» и двумя «н».
— Славянин?
— По паспорту — русский.
— Хорошо, — кивнул Йыги. — Русские органы нарасхват. Как впрочем и русское оружие… И девочки…
— Что-нибудь выпьешь? — Иванов оглянулся на бар.
— Немного, — согласился Йыги. — Не как в прошлый раз. Едва в машине не заснул.
Иванов сходил к бару и вернулся с непочатой бутылкой коньяка.
Йыги все еще считал деньги. Взглянул на бутылку, улыбнулся:
— О! Наш старый друг из солнечной Греции!
Наконец эстонец бросил на столик последнюю бумажку. Его правая бровь удивленно поползла вверх:
— Одну лишнюю сотню дали?
Иванов молча собрал купюры в пачку, потом ловким быстрым движением эту пачку пролистнул. Будто колоду карт, разделил ее надвое, опять сложил. Пролистнул еще раз:
— Нет, Женя, все точно!.. Просто ты не сказал: «Восемьдесят семь».
Йыги восхищенно покачал головой:
— Обалдеть! Я не представляю, как можно таким способом пересчитывать деньги. И пересчитывать точно!..
Иванов скромно улыбнулся:
— Ничего сверхъестественного в этом нет.
— Ловкость пальцев?
— Скорее чуткость. А может, даже не это! Деньги не пальцами — сердцем надо считать. Это тебе любой банкир, любой опытный кассир скажет.
— Феноменально, — Йыги опрокинул в рот рюмку коньяка.
В это время открылась дверь с улицы, и в гостиную вошли доктор Блох, Фаина и Маргарита. Причем Маргариту Фаина толкала перед собой. Руки у девушки были связаны за спиной.
Иванов от удивления замер с бутылкой в руке:
— А это что за игры в индейцев?
— Это уже не игры, Саша, — ответил Блох. — Как бы нас не спустили под горку по милости этой… — он сдержался, он обычно вел себя как джентльмен. — Если честно, то нам не стоит обольщаться: не так уж мы неуязвимы.
Иванов вопросительно посмотрел на Фаину:
— Я не понимаю, что происходит?..
Фаина подтолкнула вперед Маргариту:
— Эта сучка, — я б убила ее, — заложила нас!
— Каким образом? Кому? — Иванов с невинной улыбкой смотрел на Маргариту; он был сейчас как добрый князь возле своры свирепых псов.
Фаина хотела ущипнуть Маргариту за плечо, но та отклонилась. У Фаины от злости сморщилась верхняя губа:
— Я начала обрабатывать ее, как мы и договаривались. А она все невинной пастушкой прикидывалась. Вроде не понимала, о чем я ей говорю. А сама все отлично усекла!.. Она у нас комсомолка, наверное, в душе. Решила поиграть в отважную разведчицу… Мне ее реакция не понравилась — она будто жвачную резинку принялась тянуть. Сучка юная!..
— Успокойся, Фаиночка, — одернул Иванов. — Ты чересчур эмоциональна!..
— Пускай, пускай!.. — с заметным прибалтийским акцентом вставил Йыги. — Она еще красивее делается!..
И он был прав. Гнев тоже красил Фаину. Она была фурия сейчас — одна из богинь мщения. А кто сказал, что фурия некрасива? Нашелся ли гений, осмелившийся утверждать, что красота и зло — две вещи несовместимые?
Фаина продолжала:
— Думаю я, значит, — надо за ней присмотреть. Присматриваю… А она минутку улучила и к телефону — шасть! — Фаина посмотрела на Маргариту примерно так, как Снежная королева смотрела на несчастную Герду. — Как вы думаете, друзья, кому она принялась звонить?
— Кому же? — за всех спросил Иванов.
— Нестерову… — улыбка на лице Фаины не обещала ничего хорошего. — Или еще кого-нибудь зовут Владимиром Михайловичем? Я другого не знаю…
— Почему Нестерову? — как бы в недоумении спросил Иванов.
Фаина злобно рассмеялась; она была хороша:
— Друг он ее потому что! Соратник по партии… Или по ВЛКСМ…
— Ты звонила Нестерову? — спросил Иванов Маргариту. — Опять этот Нестеров… Отвечай! — прикрикнул он.
Рита была испугана, конечно, но не настолько, чтоб потерять достоинство. Она пошевелила руками за спиной:
— Развяжите меня. Иначе не добьетесь ни слова!..
Блох ядовито усмехнулся:
— Может, тебе еще адвоката, девочка?
— Вы все здесь заодно, я посмотрю, — в отчаянии блеснула Рита глазами.
Не надеясь дождаться от нее ответа, Иванов спросил Фаину:
— Что она хотела от Нестерова? Что говорила?
Фаина прошлась вокруг Маргариты:
— Я не все слышала из ее слов. Я была в сестринской, когда она звонила… Только общий тон… Она жаловалась на нас, испрашивала совета…
Йыги забеспокоился:
— А кто он такой — этот Нестеров? Милиционер?..
Ему ответил Иванов:
— А я вот говорил тебе — книгу у меня выкрали… Мы его подозреваем.
— Так он вор?
— Не совсем. Роль его еще не ясна. Он у нас в отделении лечился. Мы имели на него виды как на донора… А вообще-то он оказался врач…
Маргарита не могла сдержать изумления:
— Он врач?!
— А ты не знала? — в свою очередь, удивился Иванов и расхохотался. — Он и тебя обманул? Кому ты доверилась, девочка!..
— Это ее проблемы, — заметил Блох. — А нам надо решить наши.
— О чем это ты? — посерьезнел Иванов.
— Что нам делать с ней? — кивнул Блох на Маргариту.
Иванов улыбнулся:
— Не суетись, Давид. Все мы теперь здесь. И она от нас никуда не денется. Ситуация у нас занимательная, хотя я не сказал бы, что желательная. Но умные люди говорят: из всякой ситуации следует уметь извлекать пользу… и удовольствие, разумеется. По возможности. Вот давайте и начнем извлекать и то, и другое!.. Время у нас есть. И все мы здесь единомышленники.
— Я поняла! — воскликнула Фаина. — У нас есть новый кандидат в доноры, — она посмотрела на Маргариту торжествующе-надменно. — Вот видишь, подружка, как можно ошибиться в выборе пути. Окажись ты чуть умнее — и была бы с нами. Но ты не вняла голосу разума — и сразу обратилась в ничто.
Глаза Маргариты потемнели:
— Вы с ума сошли, — девушка смотрела то на Иванова, то на Блоха, то на Фаину. — Что вы задумали?
Фаина зашла Маргарите за спину:
— Извлечь из тебя пользу. До сих пор ты небо коптила. А теперь, наконец, пользу принесешь, — Фаина пальцем ткнула ей в поясницу. — Вот здесь у тебя наши почки…
Маргарита повернулась, отскочила от Фаины:
— Я не дамся! Только попробуйте еще кто-нибудь прикоснуться ко мне!..
— Ты будешь кричать? — усмехнулся Блох. — Так кричи же! Нас это только развлечет.
— Вы — подонки! — бросила ему в лицо Рита; слезы катились у нее из глаз. — Вы — убийцы! Как вы могли подумать, что я захочу быть с вами? Да ни за какие деньги!.. Вы меня хоть золотом осыпьте… Да, я буду кричать! А что мне остается?
Блох сделал к ней шаг, другой… Сказал:
— Ты — примитив, Рита. Поэтому мы тебя приговорим. Твое развитие не выходит за рамки большинства. А наше развитие — высоко. Настолько высоко, что в твоем крике ужаса мы найдем для себя наслаждение. Мы насладимся твоим страхом. Для нас это спектакль своего рода…
Рита отступала от него куда-то в угол, к бару:
— Вы — шизоиды здесь все, как один!..
Блох покачал головой:
— Не более, чем древние римляне, которые находили наслаждение в созерцании смерти гладиатора.
Иванов оживился:
— Какая свежая мысль, Давид! Если позволишь, я возьму ее на вооружение…
— Конечно, Саша, — согласился Блох. — Мы хоть и не гении, а тоже иногда мыслим интересно.
Иванов плеснул себе коньяка:
— Не скромничай. У тебя умная голова!
Рита уперлась спиной в бар.
— Вы извращенцы тут все!.. — краем глаза она увидела нож на стойке бара, на блюдечке с нарезанным лимоном; она и рада была дотянуться до этого ножа, но уж очень высокая была стойка бара, а руки крепко были связаны за спиной. — Я не так беззащитна, как вы думаете. Я смогу постоять за себя…
Блох подходил все ближе.
Брови Риты изогнулись дугой:
— Не подходи ко мне, Блох! Убери свои волосатые руки!..
Блох взял с блюдечка нож и спрятал под стойку. Потом обернулся к Иванову:
— Саша, я буду оперировать ее.
Иванов кивнул:
— А Йыги сразу и отвезет.
Блох гипнотизирующими черными глазами смотрел на Маргариту:
— Мы возьмем у нее все. Зачем добру пропадать?
Рита в отчаянии озиралась вокруг себя, но не видела пути к спасению. Она была зажата в углу, а Блох — упитанная холеная рожа с брюшком — загораживал единственный выход.
Рита, оттолкнувшись спиной от стойки и нагнувшись, бросилась к Блоху, намереваясь ударить его в живот головой. В детдоме, защищая свои интересы, Рита проделывала и не такие штуки… Но доктор Блох оказался ловок. Он отступил шаг в сторону и, перехватив Риту за плечи, прижал к себе боком:
— Не улетишь, птичка!
Рита пыталась ударить его коленом, но не могла повернуться — Блох крепко держал ее. Тогда она наступила ему на ногу — топнула изо всех сил.
Блох вскрикнул и оттолкнул ее. Рита сломанной птицей полетела на пол, на ковер, к самым ногам доктора Иванова.
Иванов поджал ноги:
— Женя, помоги Давиду.
Йыги отставил рюмку, встал с дивана и, собираясь поднять Риту, взял ее за плечи. Рита извернулась и укусила Йыги за руку. Сильно укусила — до крови. Йыги вскрикнул.
— Твою мать!.. — выругался он, потом выдал целую тираду по-эстонски.
Фаина взвизгнула:
— Ну, что же вы! А еще мужиками зоветесь!.. С одной сучкой справиться не можете!
Йыги и Блох посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, одновременно бросились к Маргарите.
Девушка, понимая безвыходность своего положения, не ожидая ниоткуда помощи, билась с отчаянностью обреченного. Она молчала, крепко сжав зубы, не желала доставлять удовольствие этой компании. Она пиналась, что было силы, рвалась из цепких сильных рук Йыги и Блоха, кусалась. Рита оказалась удивительно сильна и проворна. А Йыги и Блох не всегда действовали согласованно. Да они и не ожидали столь активного сопротивления от тоненькой хрупкой девушки.
Во время возни еще ослабли узлы на веревке, стягивающей руки Риты, и Рита освободилась, что тоже было не очень приятным сюрпризом для ее противников. Рита, недолго думая, ударила Блоха кулаком в лицо. У того хлынула носом кровь, и он, выматерившись, выбыл на время из борьбы.
Видя такое дело, на помощь Йыги бросились Иванов и Фаина. Не хватало еще, чтоб эта девчонка сбежала!.. Совместными усилиями Риту скрутили все же — связали и руки, и ноги. Но девушка продолжала извиваться и дергаться на ковре, норовя опять же ударить кого-нибудь ногами.
— Вот стерва! — не выдержала Фаина и, схватив бутылку со стола, ударила ею Риту по голове.
Коньяк в бутылке булькнул, бутылка не разбилась. Но Рита затихла. Кровь из разбитого темени брызнула на ковер.
Все четверо тяжело дышали, стоя над Ритой.
Фаина сделала глоток из горла, улыбнулась с видом явного превосходства:
— А она — ничего! Жаль, что не с нами!.. Правда, Блох?
Тот все еще зажимал платком нос:
— Отпрыгалась кобылка! Я отыграюсь на ней.
Они подняли Риту с ковра и потащили ее в операционную. Разложили на столе, развязали веревки. Руки, ноги, шею накрепко пристегнули к столу. Блох, засучив рукава, уже мыл руки до локтей — в двух водах, с мылом и щеткой — по методу Спасокукоцкого-Кочергина. Фаина скинула шерстяную кофту, надела стерильный халат, готовила для Блоха тампон со спиртом. Блох взял у нее тампон, протер себе руки. Фаина уже подавала ему хирургические перчатки…
В это время Рита начала приходить в себя. Приоткрыв веки, она с минуту смотрела в потолок, как видно не понимая, где находится, и не помня, что с ней произошло. Потом, наверное, вспомнила, хотела подняться… Но ремни держали ее крепко. Рита дернулась изо всех сил — безрезультатно. Гримаса боли появилась на лице. Рита повернула голову и увидела приготовления Блоха и Фаины. Глаза у Риты расширились: до нее со всей ясностью сейчас дошло, что ее ожидает, к чему готовятся эти люди… эти нелюди…
Пытаясь освободиться, Рита напрягла все мышцы. Ремни впивались ей в плечи и бедра. От напряжения лицо Риты стало серым. Усилия девушки не увенчались успехом.
Фаина усмехнулась, в глазах ее сверкнул дьявольский огонь:
— Расслабься, дорогая. С тобой все кончено, и ты должна принять свою судьбу…
Рита, насколько могла, приподняла голову, оглядела себя.
Юбка на ней была разорвана, бедра оголены, поперек бедер чернели ремни… Рита застонала от отчаяния и стыда, закусила губу:
— Это вам не простится, — тихо сказала девушка; к кому еще она могла воззвать, как не к Небесам; и Рита воззвала к ним: — Господи! Покарай их!..
У Иванова всегда была приятная улыбка. Во всяком случае Рите так казалось. Но не сейчас… Сейчас на губах его играла улыбка паука, в паутину которого попалась очередная жертва. Одно воспоминание мелькнуло в голове у Риты: несколько лет назад, когда она еще училась в медучилище и осваивала азы лабораторной диагностики, надумала из любопытства рассмотреть под микроскопом мертвого паука — небольшого совсем — засохшего, которого обнаружила в обрывках паутины под подоконником класса; положила его на предметное стекло, затаив дыхание, прильнула к окуляру, навела резкость и… о! Господи!.. Такого монстра, что представился Рите, не встретишь ни в одном триллере. Потом Рита рассматривала еще муравьев, комаров, мошек… Под большим увеличением все они были ужасны. Но паук, все-таки, — ужаснее всех!..
Именно на того паука был похож сейчас доктор Иванов. Его необычно длинные пальцы, казалось, так и начнут сейчас плести паутину.
Иванов, оскалив в улыбке зубы, заглянул в лицо Маргарите:
— А она у нас девочка с юмором. Бога в союзники призывает, — глаза его возбужденно блестели. — А мы-то, несчастные, про Бога забыли! Скольких уж овечек порезали! И ничего!.. Нет никакой кары… Только все больше процветаем с каждым днем… — он оглянулся на Блоха. — Давид, я готовлю растворы…