Черный Гиппократ

Глава двадцать шестая

На утреннем обходе Иванов посмотрел на Нестерова с иронией:

— Наслышан, наслышан, Владимир Михайлович, о ваших подвигах. Можно даже сказать, не ожидал, — не заглянув в историю болезни, он отдал ее Маргарите. Такой дисциплинированный человек. Впечатление оставляете самое благоприятное… И вдруг странное приключение…

Нестеров скромно улыбнулся, поняв, что Иванов намерен спустить инцидент на тормозах. Покосился на Блоха.

«Настучал-таки!..»

Блох со скучающим видом смотрел в окно.

Фаина вставила свои пять копеек:

— Нехорошо, Владимир Михайлович. Нарушение режима!..

Она было необычайно свежа с утра. И нарядна. Вероятнее всего, она досадовала сейчас, что медикам приходится надевать на рабочем месте белые халаты. А из-за них нарядов не видно. Не исключено, что именно поэтому Фаина избрала сегодня облегченный вариант халата: подол — не ниже середины бедра, рукавчики — короткие, глубокий вырез на груди да еще верхняя пуговка расстегнута… а посему и юбка видна и нетрудно разглядеть дорогую кофточку. На ней был даже не халат, а халатик. Для хирургического отделения — явное нарушение режима. Однако Иванов, по-видимому, смотрел сквозь пальцы на это ее нарушение: «Ну что с ней поделаешь! Красивая женщина! С этим, как со стихийным бедствием, приходится мириться».

«Ага! Значит, вот кто меня заложил!»

Нестеров пожал плечами:

— Лишь немного коньяка. Говорят, при почках это полезно. В качестве мочегонного…

Иванов скептически улыбался:

— Если самую малость… А вообще постарайтесь впредь воздерживаться от возлияний…

Нестеров был само послушание:

«Он не помнит меня… Когда бы помнил, — не улыбался бы так. Боялся бы… И Блох боялся бы, если б знал, что перед ними врач, — не глядел бы от скуки за окно, не позевывал… — Владимир перевел взгляд на Блоха. — А если узнали? Да вида не показывают? В кошки-мышки решили поиграть?.. Вряд ли! Чтоб такая выдержка?! Они бы постарались отделаться от меня давно… Значит, есть у меня преимущество, и я использую его…»

Иванов продолжал с улыбочкой:

— Бахус в вашем положении, Нестеров, — не лучшая компания, — он повернулся к Маргарите. — На повторную ренографию запишите его, Рита. На сегодня… Посмотрим результаты и будем с Нестеровым решать…

Через час Владимир был в уже знакомом кабинете ренографии.

Врач-радиолог припомнил Владимира:

— Кажется, вы у меня были.

Нестеров поймал его взгляд:

— Да, доктор, вы еще сказали, что у меня с почками все в порядке, а оказалось — не совсем.

Радиолог несколько смутился, засуетился, спрятал глаза:

— Ну, дорогой друг… Не всегда и не все следует рассказывать больным. Иногда и поберечь психику приходится… А у вас к тому же случай непростой — вот, повторно прислали… Как самочувствие?

— Уже лучше, — Нестеров, как ни пытался, не мог уже поймать его глаза.

— Располагайтесь, — указал радиолог на стол…

Когда уже исследование подходило к концу, в кабинете зазвонил телефон. Врач не спешил поднять трубку; сначала закончил с Нестеровым. Отключил аппаратуру.

— Одевайтесь.

И только затем подошел к телефону. Нестеров слышал его ответы, пока одевался:

— Да. Это я, Сан Саныч… У меня… Все в порядке… В смысле — нужно оперировать… Как вам будет угодно… Да… Спасибо, конечно…

Он положил трубку.

Нестеров все же поймал глаза доктора:

— Что скажете? Как мои дела?

Радиолог развел руками; в глазах у него была растерянность:

— Сложный случай. Решение остается за хирургом. Я бы сказал, можно так, а можно иначе. Думаю, лечащий врач вам все объяснит…

Это был весьма обтекаемый ответ. Или вообще уход от ответа.

Нестеров взял свою историю болезни из рук врача. Причем не столько взял, сколько вытянул из крепко сжатых пальцев (врача как бы мучили сомнения: отдавать — не отдавать). И повторил его слова:

— Можно так, а можно и иначе… — глаза Нестерова обрели насмешливое выражение. — Пожалуй, отдам предпочтение третьему варианту…

— Что вы имеете в виду? — не понял врач.

На это Нестеров не ответил. Он тихо засмеялся и вышел из кабинета…

Старшая сестра отделения — пожилая полная крашеная блондинка — наводила после врачебного обхода шмон. Скорее всего это был плановый шмон. Но старшая сестра, которую все за глаза звали Коровой, имела обыкновение свои плановые шмоны связывать с чем-нибудь. Сегодня она говорила, что в городе участились случаи дифтерии; по больницам ходят комиссии — могут нагрянуть и к ним в отделение со дня на день.

И вот санитарки с ожесточением драили коридор, санпропускник, умывальную, засыпали хлоркой туалет; постовые медсестры вытряхивали все из тумбочек больных; Маргарита наводила порядок в процедурном кабинете. А старшая сестра тем временем преспокойно распивала чай у своей подруги в соседнем отделении…

Маргарита была сноровистая девушка. Обычно все горело у нее в руках. Но сегодня у нее с утра болела голова. И таблетки не помогали. Сегодня Рита была медлительней обычного и даже уронила на пол коробку со списанным инструментарием. Картонная коробка развалилась, и по кафельному полу в разные стороны разлетелись битые шприцы, сломанные зажимы, тупые ножницы, сточенные скальпели, потресканные резиновые трубки, какие-то пузырьки и тому подобное… Теперь надо было все это собирать. А голова болела…

Рита взяла новую коробку, опустилась на корточки. Боль так и пульсировала в голове. Девушка огляделась… Много чего из списанных инструментов закатилось под кушетку. И Рита решила начать оттуда. Взяла веник, вымела из-под кушетки осколки стекла. Старый скальпель лежал возле самой стены и никак не хотел «выметаться»… Тогда Рита вздохнула и, превозмогая головную боль, полезла под кушетку.

В это время в процедурный кабинет вошли Иванов и Блох. Битое стекло заскрипело у них под ногами.

— А это что за хаос? — раздраженно воскликнул Иванов.

Блох усмехнулся:

— Корова шмон наводит…

Риту они не заметили. А ей стало очень неловко — выползать сейчас из-под кушетки. Засмеют ведь врачи. И сидеть под кушеткой тоже было неловко. Обнаружат — опять же засмеют… Рита замерла в растерянности и все не могла решить вопрос — как же ей поступить.

Иванов пнул разбитый шприц и подошел к окну:

— Я звонил сейчас этому придурку из ренографии…

— Насчет Нестерова? — Блох тоже подошел к окну.

Рита из-под кушетки видела только их ноги.

В голосе Иванова зазвучали нотки презрения:

— За сотенную бумажку мать родную продаст.

— Радиолог? Ты дал ему сто?

— В прошлый раз. И еще сто пообещал сегодня…

— И что он говорит? — любопытствовал Блох.

— У Нестерова отличные почки…

У Риты в полумраке под кушеткой округлились от удивления глаза.

А Иванов продолжал:

— И в прошлый раз были — не придраться. То, что нужно. Я не могу понять, откуда взялась альбуминурия… Быть может, ты прав, Давид. Он водит нас за нос — этот Нестеров. Не исключено, что он понимает значительно больше, чем мы думаем.

— Хочешь сказать: владеет ситуацией он, а не мы?

— Я не могу не принять во внимание эту мысль, — согласился Иванов. — Хотя он вроде не отказывается от операции…

Маргарита, слыша этот разговор, не знала, что и думать. Во всяком случае вылезать из-под кушетки она уже не хотела. Наоборот, девушка неслышно подвинулась ближе к стене… И наступила коленкой на мелкий осколок стекла. Осколок так и впился в кожу. Рита чуть не вскрикнула. Зажала рот рукой… Перенесла тяжесть тела на другое колено.

Блох спросил:

— Как ты относишься к интуиции?

— Разве я могу пощупать ее руками? — должно быть, Иванов не очень хорошо относился к интуиции Блоха.

Блох сказал слегка обиженным голосом:

— Если б ты послушался меня пару дней назад, выписали бы мы Нестерова к такой-то матери и жили спокойно.

— Мы и сейчас живем спокойно.

— Я бы не сказал, Саша. Далась тебе его почка!.. Что, других доноров не найдем? Я прямо-таки чувствую, что на этом Нестерове мы срежемся…

— Не срежемся!.. Заберем почку и — хрен с ним! Для спокойствия твоей души устроим ему летальный исход…

— А может, все-таки выпишем?

— Нет, — Иванов был упрям. — И тянуть не будем. Назначим операцию на завтра… Ты скажешь сестрам, чтоб начинали его готовить…

Под их ногами опять заскрипело битое стекло. Иванов и Блох направлялись к выходу.

— Тут шприцы разбили, что, ли? — досадовал Иванов. Он пнул стальной поршень и тот, стуча о кафель покатился под кушетку.

— Это списанные опрокинули, — догадался Блох.

Маргарита сидела под кушеткой ни жива, ни мертва. Боль пульсировала в голове, боль пронзала колено. Отчего-то болела и рука… Девушка поймала себя на том, что кусает свой кулак. Если ее застукают здесь сейчас… А что тогда сделают? Убьют?..

Маргарита не верила тому, что слышала. Может, это розыгрыш какой-нибудь? Или галлюцинация — от головной боли? Или таблетку какую-нибудь не ту приняла?

Девушка потрогала пальцем поршень от шприца, замерший возле плинтуса. Зрительной галлюцинацией его трудно было назвать. Совершенно реальным представлялся этот поршень.

Наверное, не почудился разговор…

И слухи, что ходили среди пациентов, значит, имели под собой реальную основу… В это не хотелось верить. И не верилось. Бред какой-то!..

Иванов и Блох ушли, а Рита еще минуты две боялась пошевелиться. Кусала себе кулак…

Или все правда? Она невольно подслушала такой разговор…

Рита, насмерть перепуганная, выползла из-под кушетки. И тут заметила, что левое колено у нее в крови. Девушка вытащила из ранки осколок стекла…

Она подумала, что Нестерова надо предупредить.

— Бред какой-то!.. — Рита была девушка детдомовская, не из трусливых — хлебнула в жизни всякого; однако страх оказался сильнее ее — коленки так и дрожали.

Рита смочила спиртом марлевый тампон и вытерла кровь с колена. Но кровь все сочилась из ранки — как видно, глубокой. Девушка зажала ранку тампоном.

Здесь в процедурный кабинет вошла Фаина. И схватилась за голову:

— Что тут случилось?

Рита прикусила губу:

— Коробку вот уронила…

— У тебя кровь? — заметила Фаина. — Может, перевязать?

— Нет, уже остановилась, — Маргарита выбросила тампон в мусорку в углу, принялась подметать пол.

Фаина взглянула на девушку пристально и испытующе как-то. Некая мысль мелькнула у Фаины в голове. Красавица-медсестра собиралась уж выходить из процедурного кабинета — у нее был свой фронт работ, — но приостановилась в дверях, опять испытующе посмотрела на Маргариту.

Потом сказала:

— Я все хотела тебя спросить, девочка… Ты, правда, воспитывалась в детдоме?

— Правда, — кивнула Рита.

Фаина, оставшись в кабинете, плотнее прикрыла дверь:

— Трудненько, наверное, пришлось?.. С детских лет всего самой приходилось добиваться…

Рита пожала плечами. Она не понимала, к чему Фаина завела такой разговор. Да и не особенно-то внимательно ее слушала. Рита все еще находилась под впечатлением от разговора врачей.

Девушка выбирала из кучи мусора отработавшие свое инструменты и металлические части от шприцев. А Фаина продолжала:

— И, конечно же, хотелось другой жизни: чтоб копейки не считать от зарплаты до зарплаты, чтоб приодеться да на танцы пойти — а не сидеть вечерами под слепой общежитской лампой и не штопать рваные колготки… Да и общежитие уж, верно, в печенках сидит! Своего угла хочется… Правда?

— Правда, — опять кивнула Рита.

— Заработка не хватает. Приходится дополнительные дежурства просить. А денег все равно мало — хоть и крутишься, будто белка в колесе. А мальчики любят девочек нарядных, уверенных. И получается — замуж трудно выйти…

— Я не понимаю, Фаина, к чему ты это…

Фаина, грациозно выпятив грудь, прошлась вокруг Маргариты:

— А ты сама погляди на себя, милочка. Ты же девушка — ничего! Видная!.. Приподними халатик, дорогуша… Что за белье на тебе? Разве такое белье должно быть на молодой девушке?.. Грудка у тебя хороша, не спорю. Такая нежная белая кожа — самое место золото носить!.. А туфли твои в гардеробе стоят — обцарапанные, как у пенсионерки, каблуки — стоптанные. А одежда — старье…

Рита посмотрела на Фаину с укором:

— Но мне же не помогает никто. Что сама заработаю, то и имею. Сестринская зарплата, сама знаешь, какая…

— Сестринская зарплата… — хмыкнула Фаина. — Плевать тебе на нее! Это крошки для воробья.

— А как! — Рита выпрямилась и непонимающе уставилась на Фаину.

— А так! Головушкой думать надо… — Фаина оглянулась на дверь. — Если хочешь, могу подсказать…

— Воровать, что ли? — у Риты были тревожные глаза. — Но я же не старшая сестра. Это у нашей блондинки все козыри на руках: хочу — продаю, хочу — списываю…

— Забудь про эту Корову, — сверкнула глазами Фаина. — Со мной подружишься, я тебя поближе с врачами сведу. Они к тебе давно уже приглядываются… Ты для нас девочка подходящая!

— В каком смысле? — Рита сделала вид, что не понимает, а на самом деле кое о чем начала догадываться.

— Да в любом смысле. Во-первых, не болтливая. Сколько мы работаем вместе, а я о твоих проблемах только догадываюсь. Во-вторых, знаешь, почем фунт лиха — не сладко в жизни пришлось… В-третьих, у тебя много нерешенных вопросов. Денежки, ох, как нужны!.. В-четвертых, руки у тебя быстрые — любое дело спорится. Как такое не оценить!..

— Вообще-то да! — задумчиво ответила Маргарита.

Фаина оживилась:

— Вот и прикидывай, как свои возможности половчее пристроить.

— А как?

Фаина смотрела на нее внимательно. Если б кто взглянул на них сейчас со стороны, он мог бы подумать, что Фаина Маргариту гипнотизирует.

Фаина улыбнулась:

— Ну я тебе этого сейчас не могу сказать. Не уполномочена и вообще… Однако намекну: есть неплохой бизнес. И он растет. Мы на подъеме сейчас. Новые сотрудники нужны. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Рита. — Слышала что-то краем уха.

— Слышала? — неприятно удивилась Фаина.

— Ну… фантазии всякие… — оговорилась девушка. — Далекие от медицины люди чего только не наговорят!..

— Впрочем это не важно, — махнула рукой Фаина. — Всегда ходят какие-то слухи. Иногда очень неправдоподобные… А ты подумай!.. Долго тебе еще в обносках ходить? Или старой девой хочешь остаться?.. Подумай, дорогая. Ты нравишься нам…

Фаина уже взялась за ручку двери.

— Подожди, Фая, — остановила ее Рита. — А тот доктор… Пашкевич… Он тоже?..

Фаина усмехнулась:

— У Пашкевича только диссертация на уме. Поверь, он никогда не будет ездить на «мерседесе»…

Фаина вышла, а Маргарита села на кушетку. Схватилась руками за виски. Почти нестерпимо болела голова:

— Господи Боже мой! — прошептала Рита. — Неужели все это мне не снится?.. И за кого они меня принимают вообще?.. Или я выгляжу такой стервой?..

Владимир возвращался к себе в палату, когда его окликнул Перевезенцев:

— Зайди, браток, разговор есть.

Владимир посмотрел, нет ли в коридоре кого из врачей и проскользнул в палату к Алексею.

— Ерунда, можешь не прятаться, — успокоил Перевезенцев. — Они к комиссии какой-то готовятся, что ли. Им не до нас сегодня.

Нестеров сел на стул:

— Есть какие-нибудь новости?

— А как же! — глаза Алексея так и сияли. — Моя фирма работает исправно… Приходил Саша Акулов. И вот что ему удалось узнать… — тут Алексей перешел на шепот. — Лейтенантик мой с Москвой созвонился — есть у нас в первопрестольной друзья…

Нестеров склонился к Алексею, чтобы лучше слышать. А тот все шептал:

— Факс прислали. Иванов и Блох вместе учились. В одной даже группе. Иванов — старостой был. Блох — комсоргом; до известных событий. Кстати у Иванова в первом медицинском отец преподает…

— Да, да. Я уже вспомнил.

— На всякий случай весь список группы прислали — достали из архива. Так вот, в группе, кроме Иванова и Блоха, еще учились некто Башкиров Виктор Леонтьевич и Самойлов Антон Петрович… Остальные — девушки… ну… или женщины — я не знаю! — Алексей улыбнулся. — Мои ребята закинули удочку туда-сюда. Хорошие у меня — смекалистые инициативные ребята. Коллеги московские в учебной части института пошустрили, наши, питерские — в горсправке, в отделе здравоохранения… И что ты думаешь!.. Оказывается, и Башкиров, и Самойлов ныне жители Петербурга. Башкиров на «скорой помощи» работает. Усекаешь?..

— Очень даже!..

— А Самойлов. Где б ты думал?

Владимир пожал плечами:

— Трудно угадать. Где-нибудь поблизости? Вращается вокруг Иванова?

— Ага! В самую точку, — улыбался Алексей. — На кафедре судебной медицины — вот где! Улавливаешь связь?.. Он же деятельность ихнюю прикрывает. И они ему, разумеется, отстегивают… Ассистентом он на кафедре… Вот и вырисовывается целая бригада! Помнишь, в прошлый раз говорили?

— Она и должна была быть — бригада, — согласился Нестеров. — В одиночку похищение органов не потянешь…

Дальше следователь Перевезенцев вдруг принялся выражать благодарность Нестерову за проявленные бдительность и смекалку. Делал он это как-то механически — сыпал казенными фразами, — будто папку с прочитанным делом закрывал да еще тесемочки завязывал.

Такой поворот в разговоре насторожил Нестерова:

— Что-то ты, Леша, как-то официально заговорил?

Перевезенцев сделал строгое лицо:

— Я, действительно, говорю официально — как человек ответственный. Я говорю: Володя, стоп!

— Какой такой «стоп»? Ты о чем?

— Об этом деле я, Володя. Дальше идти в одиночку опасно. Поиграли в героев — и достаточно!..

Нестеров никак не мог согласиться:

— Ты думаешь, о чем говоришь? Они оперировать меня собираются. За счет почки моей строить себе комфорт. А я должен отойти в сторону? Или должен лечь на стол?

Алексей упрямо покачал головой:

— До сих пор мы только собирали информацию. А теперь надо действовать. Но как ты будешь действовать, если их — бригада? А ты один. Да я — полчеловека…

— У нас есть фора. Мы их видим, а они нас — нет. Они спокойны, уверены в своей безнаказанности. Они даже не особо прячутся. И совершают ошибку за ошибкой. Самое время что-нибудь предпринять…

— Здесь ты прав, Володя. Настала пора действовать. Но действовать должны профессионалы. Ты — молодец, конечно! Однако ты — всего лишь стартер. Ты выполнил свою функцию. Двигатель завелся… Все! Теперь машина пойдет. Машина будет ломать кому-то кости. А ты отойди в сторону… Против бригады мы должны выставить другую бригаду. Преступников надо взять сначала под микроскоп, собрать улики, прощупать связи — чтобы уж потом повыдергивать их всех, с последними корешками.

— Это значит — время тянуть, — злился Владимир. — А Иванов не упускает это время. Компания его продолжает охоту. И каждый потерянный нами день может стоить кому-то жизни. Ты хоть понимаешь это? Пока твой Акулов возится «с микроскопом», они со скальпелем не бездействуют. Поверь, нужно торопиться!

— Не волнуйся, Володя, — успокоил Перевезенцев. — С сегодняшнего дня Саша Акулов работает целые сутки… Он парень хваткий. Но наши позиции еще не достаточно сильны. Одной уверенности в своей правоте мало, чтобы взять Иванова и компанию. Нужны еще веские основания. Иначе никакой прокурор не выдаст нам ордер на арест…

— А изъятые органы?

Алексей развел руками:

— Где они? Иванов скажет: не брал. Скажет: кто-то пришел ночью в морг и украл. Маньяк, скажет, — не иначе. Или ты думаешь, что специально для тебя, для следствия Иванов хранит эти органы в баночке? В холодильнике?

— Может быть и так. Не для меня, конечно… Но, думается, они сейчас беспечны. Есть смысл заглянуть и к ним в холодильник. И я сделаю это — коли улик недостаточно…

— Что ты сделаешь? — не понял Перевезенцев.

— Заберусь к Иванову в дом…

— Почему не в квартиру? — кажется, Алексей начал иронизировать.

Но Нестеров не замечал, а вернее — не хотел замечать его иронии:

— Квартира в городе, на виду. Соседи могут быть сверхлюбопытные. Опять же — подсобных помещений маловато. Не развернешься. А главное — тело не привезешь…

Алексей кивнул:

— Правильно мыслишь, Володя. Лишний тебе плюс!.. Однако дальше предположений не иди. Как ответственное лицо я тебе запрещаю. Это слишком опасно.

Нестеров промолчал.

Однако Перезвенцева это не устраивало:

— Почему молчишь? Мне ответ нужен.

— Я подумаю, — обещал Нестеров.

Когда Владимир выходил от Перезвенцева, он встретил в коридоре Маргариту. Владимиру даже показалось, что Маргарита специально его поджидала.

Глаза Риты, обычно спокойные, были полны тревоги. Тревогу можно было ложкой черпать из ее глаз.

Нестеров спросил:

— Что-нибудь случилось?

Рита отвела глаза и потянула его за пуговицу пижамы:

— На укол идемте, Нестеров.

Она отвела его в процедурный кабинет, в котором все сияло чистотой.

Владимир присел на кушетку, осмотрелся, сказал насмешливо:

— Меня теперь будут водить на экзекуцию в отдельный кабинет? Да, Рита?

Она не ответила. С каким-то потемневшим лицом насаживала на шприц иглу, встряхивала ампулу.

Владимир продолжал с улыбкой:

— Я согласен уединяться с вами. Но только не с той старушкой…

Маргарита набрала в шприц розовый раствор, поменяла иглу.

Владимир выразительно скривился:

— Витамин бэ двенадцать… Боже мой! За что такой болючий? Что я натворил?..

Рита подошла к нему со шприцем и сказала тихим голосом:

— Владимир Михайлович… Володя… Я хочу поговорить с вами… Укол — всего лишь предлог. Я вам сделаю укол, если кто-то войдет…

— Да Бога ради! — засмеялся Нестеров. — Я же шучу! Колите сколько угодно…

— Нет. У меня серьезный разговор. Не смейтесь, — Маргарита так и стояла перед ним со шприцем в поднятой руке. — Дело в том… Я даже не знаю, как начать…

Нестеров перестал смеяться. В голове у него мелькнула шальная мысль: уж не в любви ли Маргарита собралась объясняться? И он опять не смог удержаться от улыбки: объяснение в любви под угрозой шприца…

Нестерову нравилась Маргарита. И в эту минуту он поймал себя на том, что был бы не прочь поговорить с ней о любви.

Но Рита о другом заговорила:

— Вам надо бежать из больницы, Володя.

Будто ушат воды на него вылили:

— Вот так дела! Как это бежать?

Она стояла с поднятым шприцем и серьезно смотрела на Нестерова. Она была бледна.

— Бежать. И как можно скорее…

Лицо у Владимира вытянулось:

— Не уходить — а именно бежать? Как из вражеского лагеря?..

— Как из вражеского лагеря, — кивнула Маргарита.

— Почему?

Казалось, Рите было трудно смотреть ему в глаза:

— Я так поняла, что у вас здоровые почки… Но у вас заберут их! А вас зарежут… прямо на операционном столе…

— Кто — они?

— Иванов и Блох.

Владимир не знал, что и ответить.

Рита продолжала:

— Вы, наверное, думаете, что у меня крыша поехала, что меня пора в психушку забирать?.. Но поверьте, ваша жизнь в опасности. Я сама слышала их разговор. Случайно.

— Вы, Рита, хотите сказать, что Иванов и Блох преступники?

— Операция намечается на завтра, — шприц сверкал, на глазах девушки навернулись слезы. — А преступники не только Иванов и Блох, Фаина наша с ними… Она сегодня подкатывала ко мне, вербовала…

Нестеров был серьезен — серьезнее некуда:

— В преступники вербовала?

— Почву прощупывала, что ли!.. Заработки какие-то обещала, намекала, что я им подхожу и нравлюсь. Велела подумать… Я догадываюсь, что она имела в виду. А она понимает, что я догадываюсь…

— Опустите же свой шприц, Рита. Он меня гипнотизирует.

— Не могу, — она покачала головой. — Это маскировка.

— Ну хорошо, — Владимир посмотрел на девушку благодарно. Я и сам кое о чем догадывался. Поэтому ваше откровение для меня не совсем откровение… А в руки я им не дамся: я еще подумаю, как поступить. Давайте сейчас о вас поговорим, Рита. Как вам быть? Уж если с вами об этом заговорили…

— Я обещала Фаине подумать.

— А она? Она не выразила как-нибудь недовольства?

— Нет. По-моему, она уверена, что я соглашусь…

Нестеров поглядывал на шприц:

— А вы, значит, уже подумали и решили спасти мне жизнь?

Губы Риты вздрогнули:

— Я же нормальный человек.

— А что собираетесь делать дальше?

Она пожала плечами:

— Об этом у меня еще не было времени подумать. А что делать в таких случаях? В милицию заявлять? А если меня примут там за сумасшедшую? Я не знаю…

— Хорошо, Рита! В таком случае выслушайте меня — уж коли мне доверились… — Во-первых, не говорите Фаине «нет». Иначе подпишете себе смертный приговор и вместо моих почек вырежут ваши. Во-вторых, обо всем можете рассказать Перевезенцеву, он в курсе некоторых… закулисных дел в вашем отделении. А в-третьих, в моей истории записан телефон, — если нужно, звоните мне в любое время суток… И спасибо вам за предупреждение!..

Нестерову все же не удалось избежать укола.

В кабинет заглянула старшая сестра:

— Рита?!

— Одну минуточку!..

Игла грозно сверкнула в воздухе…