Черный Город

96

— Быстрее карабкайтесь наверх! — крикнул я, прежде чем начать палить из автомата прямо перед собой.

Переключатель режима стрельбы моего автомата был установлен на ведение огня очередями, а потому, надавив указательным пальцем на спусковой крючок, я за какие-нибудь несколько секунд выпустил все имевшиеся в магазине патроны и при этом, возможно, не попал ни в одного морсего. Я стрелял не целясь, потому что стремился не столько убить кого-нибудь из них, сколько напугать их всех, однако одним лишь грохотом автоматной очереди остановить монстров, похоже, было нельзя. Если бы Касси не начала «косить» бросившихся к нам морсего из своего автомата, я, наверное, не успел бы даже вытащить из-за пояса своих штанов пистолет Соузы.

Открывая огонь из пистолета, я стал целиться в ближайших ко мне морсего, с удивительной ловкостью взбирающихся вверх по склону груды черепов и костей на четырех конечностях. Двумя меткими выстрелами я прикончил двоих из них — пули калибра девять миллиметров заставили их отлететь назад — и прицелился в третьего, подумав при этом, что патронов у меня хватит всего лишь на нескольких морсего, а их ведь на нас ополчилось не то двести, не то триста…

И тут произошло нечто очень странное.

Уже вот-вот собирающиеся разорвать нас на части своими клыками и когтями морсего вдруг дружно, словно по команде, замерли и даже перестали издавать свой оглушительный рев. Затем они медленно склонили головы и сделали несколько шагов назад, тем самым отступая от нас.

Мы тоже замерли, перестав стрелять и не зная, что и думать о такой неожиданной перемене в поведении окружающих нас жутких существ. Затем мы все переглянулись, и при свете постепенно угасающих бенгальских свечей я увидел на лице своих товарищей такое же выражение недоумения, какое они, должно быть, увидели и на моем лице. Я, заметив какой-то отблеск со стороны верхней части статуи, поднял глаза и увидел нечто удивительное.

На голове статуи стоял человек в золотой маске и желтой тунике. Он словно бы сошел с одного из изображений, украшавших «зал с рисунками», как мы окрестили помещение, в котором имелась стенная роспись. В обеих разведенных в стороны руках у него было по факелу, и он держался так величественно, что, похоже, одним своим присутствием заставил остановиться целую толпу разъяренных морсего.

— Этого не может быть… — услышал я голос профессора, тоже заметившего этого человека.

— Этого не может быть, — повторила его слова Кассандра. — Не может быть…

Стоявший на голове статуи человек начал торжественно петь монотонную песню на каком-то неизвестном мне языке, словно бы пытаясь окончательно успокоить притихших при его появлении морсего. Это ему вскоре удалось: морсего не только опустились в знак смирения на колени, но и, насколько я смог разглядеть, стали с удовольствием прислушиваться к мелодии этой странной песни.

По правде говоря, мне тоже захотелось встать перед этим человеком на колени — в знак благодарности за то, что он нас, в общем-то, спас. Взглянув на своих товарищей, я увидел на их лицах все то же выражение недоумения — у всех, кроме Валерии. Дочь профессора в этот момент почему-то загадочно улыбнулась, как будто кто-то рассказал сейчас анекдот, смысл которого поняла только она одна.

Затем Валерия повернулась ко всем нам и, выводя нас из оцепенения, сказала:

— Чего вы ждете? Быстрее лезьте по веревке вверх.

Наконец-таки сообразив, что происшедшее на наших глазах чудо дает нам возможность спастись, мы, цепляясь за веревку, один за другим вскарабкались на статую и затем полезли вверх по вертикальному туннелю. Первыми полезли профессор, Валерия и Клаудио (дочь профессора и аргентинец тащили оба на спине по рюкзаку, в которые мы положили таблички с клинописным текстом). Оказавшись наверху, они пару раз дернули за веревку, давая нам понять, что уже достигли вершины пирамиды. Тогда мы с Кассандрой привязали к веревке Анжелику, которая, хотя на ее животе и зияла ужасная рана, держалась довольно бодро и всячески старалась не потерять от боли сознание. Как только ее подняли наверх, один конец веревки снова был сброшен вниз, и по ней полезла Касси.

Загадочный жрец в золотой маске и желтой тунике тем временем продолжал стоять на голове статуи все в той же позе и петь все ту же песню. Касси, оказавшись рядом с ним, лишь слегка покосилась на него, а затем снова полезла по веревке вверх.

Наконец очередь дошла и до меня. Бросив последний взгляд на многочисленных морсего, молча стоявших на коленях с самым безобидным и невинным видом, я, ухватившись за веревку и взобравшись по ней на вершину статуи, оказался рядом с загадочным жрецом, явившимся сюда из глубины веков.

Прежде чем продолжить лезть вверх, в вертикальный туннель, я на секунду повернулся к этому жрецу и, прекрасно осознавая, что он меня не поймет, все же, слегка склонив перед ним голову, торжественно произнес:

— Спасибо. Вы спасли нам жизнь.

И тут мне показалось, причем довольно явственно, что жрец, взглянув на меня через отверстия в маске, слегка подмигнул.

Как только я долез до самого верха туннеля и выбрался наружу, я повернулся и, протянув вниз руку, помог вылезти наружу и загадочному жрецу, который почему-то последовал сразу за мной.

Выбравшись при тусклом вечернем свете из пасти каменного морсего, он встал спиной к нему и скрестил руки на груди.

То выражение, которое появилось при этом на лицах моих товарищей, стоило бы запечатлеть.

— Кто… — ошеломленно пробормотал профессор. — Кто вы?

Из-под золотой маски до нас донесся сдержанный смех.

— Я быть правитель в Черный Город, — сказал жрец торжественным и, как мне показалось, знакомым голосом. — Я приходить спасти вы от морсего.

Произнеся эти слова, жрец снял маску, и мы увидели настоящее лицо своего спасителя.

— Иак! — воскликнула Касси, бросаясь обнимать туземца.

— Но… но откуда тебе было известно… — пробормотал, в недоумении хлопая ресницами, профессор. — И откуда ты там взялся?

— Я ходить каждый день вслед за вы так, чтобы вы это не видеть, — стал рассказывать Иак. — Я узнать начальник в тот группа, в который люди быть одетый в униформа. Он вместе с другие люди приходить в наш деревня и говорить, чтобы мы уходить. Когда я видеть, как вы все вместе входить в пирамида, я понимать, что вы наверняка нуждаться в помощь. Я входить в этот утро в зал, где на стена есть рисунки, и видеть, как правитель, который быть у «древние люди», приказывать морсего в такой одежда. — Иак показал на свое одеяние. — И тогда я думать, что надо взять золотой маска и желтый плащ, спуститься по веревка и обмануть морсего. Я думать, что морсего не быть очень умные…

— А что за песню ты пел? — поинтересовался профессор.

— На этот вопрос могу ответить я, — вмешалась в разговор Валерия. — Это была обычная колыбельная песня индейцев кайапо.

— Колыбельная песня? — переспросил профессор, недоверчиво вытаращив глаза на туземца, который в ответ с невинным видом пожал плечами. — Ты пел этим морсего колыбельную песню?

— Благодаря этой песне я сразу поняла, что он вовсе не жрец, явившийся к нам из глубины веков. Тем не менее твой замысел сработал, да, Иак?

— Вы друг с другом знакомы? — удивленно спросил я.

— Ну конечно же, мы друг с другом знакомы. Кто же еще, по-твоему, навел меня на это место, показав дневник своего дедушки?

— А-а, ну да, конечно, — вспомнил я. — В таком случае представлять вас друг другу не надо.

— Извините, что перебиваю, — вдруг сказал Клаудио, наклонившись над бразильянкой, которая в этот момент, лежа неподалеку от нас, истекала кровью, хотя ее туловище уже успели туго перебинтовать, чтобы попытаться остановить кровотечение. — У Анжелики сильное кровотечение, и ей нужно чем-то помочь. А еще нам необходимо немедленно вернуться в храм, прежде чем наступит ночь и у нас действительно начнутся серьезные проблемы.

Прислушавшись к более чем уместному замечанию аргентинца, мы — после того как Иак, Валерия и Клаудио все же обменялись короткими любезностями — смастерили примитивные носилки из своих истрепанных рубашек и четырех тонких стволов, которые срубили при помощи мачете на второй сверху террасе пирамиды, и осторожно уложили на них Анжелику. Затем мы, зарядив пустые магазины еще остававшимися у нас патронами, спустились с пирамиды и пошли в сторону храма, в котором имелся «зал с рисунками», то есть в сторону единственного места, где мы могли быть в безопасности после того, как день подойдет к концу и все вокруг погрузится в темноту.

Кассандра и Валерия шли первыми, выставив вперед свои автоматы, мы вдвоем с профессором несли носилки, а Иак и Клаудио тащились в арьергарде (аргентинец был вооружен автоматом, а туземец — своим луком со стрелами, которые он теперь держал наготове, то и дело оглядываясь, чтобы проверить, а не крадется ли кто-нибудь сзади нас). У меня за пояс был засунут пистолет Соузы, а профессор вообще отказался брать какое-либо оружие, заявив, что если начнет стрелять такой «снайпер», как он, то это будет представлять для всех нас даже бóльшую опасность, чем нападение морсего.

Дорога, которая днем раньше показалась мне едва ли не проспектом, теперь была похожа на проселочную дорогу где-нибудь в американской глубинке, покрытую глубокими лужами и вязкой грязью. Ночь приближалась очень быстро: лучи заходящего солнца чем-то напомнили мне последние из крупинок песочных часов, пересыпающихся из верхней части в нижнюю. Когда эти «крупинки» закончатся, морсего выйдут из «чрева» пирамиды, и, если мы к тому моменту еще не будем находиться в безопасном месте, наши шансы спастись от них на открытой местности будут попросту равны нулю.

Поэтому мы шли так быстро, как только могли, — а особенно после того, как из темных зарослей сельвы до нас с разных сторон стал доноситься гневный рев.

Прислушиваясь к нему, я невольно подумал, что эти выродки, предки которых когда-то были людьми, выбрались из подземелья отнюдь не для того, чтобы просто поохотиться.

То, что оставалось в них от психологии людей, требовало крови. Нашей крови.

Оно требовало отмщения.