Черный Город

103

Это чудовищное существо, подняв руки вверх, как будто бы желая убедить нас в своих мирных намерениях, вынырнуло из облака дыма и, сделав несколько осторожных шагов вперед, остановилось у нас у всех на виду.

Его специфическое черное голое тело было довольно худощавым, но на нем тем не менее прорисовывались хорошо развитые мускулы. Он был бы похож на высококлассного спортсмена, занимающегося прыжками в высоту, если бы не пара ужасных деталей. Во-первых, на пальцах его длинных и сильных рук виднелись огромные и очень острые когти (мне даже показалось, что они были специально отточены, чтобы ими можно было очень сильно поранить или даже отрезать какую-нибудь часть тела). Во-вторых, от того, что известно нам как homo sapiens, это существо отличалось тем, что имело голову какой-то ужасно уродливой формы. Его череп был очень сильно вытянут, изо рта торчали мощные желтоватые клыки, а черные глаза, которые, казалось, хотели своим взглядом нам что-то сказать, были несоразмерно огромными.

Никто из нас даже не пошевелился. Мы, словно загипнотизированные, пребывали в напряженном молчании, теряясь в догадках, что же сейчас начнет происходить. Перед нами стояло существо, явившееся сюда из какой-то другой эпохи. У нас появилось ощущение, что мы оказались лицом к лицу с инопланетянином, с которым у нас нет ничего общего, хотя в действительности и это существо, и мы принадлежали к одной и той же ветви эволюции. Морсего, правда, являлся также и плодом искусственной эволюции и генетических изысканий, давным-давно осуществленных цивилизацией, ныне уже исчезнувшей. У меня мелькнула мысль, что это жуткое чудовище является единственным связующим звеном между таинственными «древними людьми» и нами.

Мы завороженно таращились на морсего, а он тем временем внимательно смотрел на нас, причем смотрел не с бессмысленной животной яростью, а с выражением горделивого высокомерия — как пес, который, удовлетворившись тем, что напугал своим лаем чужака, подошедшего к крыльцу дома, садится у этого крыльца с надменным видом и вздыбившейся шерстью.

Я знал, что это существо при первой же возможности бросится на любого из нас и без малейших колебаний перережет горло, но мне, однако, было понятно, что именно для этого данные существа и были созданы. Поэтому у меня мелькнула мысль, что осуждать морсего за его свирепость — это все равно что осуждать ретивого быка за то, что тот бросается на мельтешащий перед ним кусок красной ткани.

Поэтому я не выстрелил.

Наши пристальные взгляды пересеклись на несколько бесконечно долгих секунд, и, как мне показалось, он, так же как и я, попытался понять, что за странное существо находится перед ним, и, возможно, решить, можно ли и нужно ли оставлять это существо в живых (конечно, если моральные ценности и интеллект морсего позволяли ему задаваться подобными вопросами).

Я, со своей стороны, осознал, что мы наверняка кажемся им не менее уродливыми, чем они кажутся нам, и что они всего лишь защищают свою территорию, кроме которой ни на что не претендуют и с которой неразрывно связаны с тех самых пор, когда появились первые морсего. Мне показалось — наверное, всего лишь показалось, — что я увидел в этих огромных глазах, привыкших к темноте, чуточку чего-то человеческого, чего-то такого, что позволяло нам с ними в той или иной форме общаться, а уж если и не общаться, то, по крайней мере, устроить хотя бы кратковременное перемирие.

И тут морсего неожиданно открыл свою пасть, и из нее раздались какие-то странные звуки, похожие на те, что издает ребенок, пытающийся произнести первые в своей жизни слова, или же те, что произносит немой, желая что-то объяснить.

Эта череда гласных и согласных звуков была для нас, конечно же, абсолютно непонятной, однако я не сомневался, что данное существо пытается нам что-то сказать, — вполне вероятно, фразами из языка, забытого еще тысячи лет назад.

Это взаимное изучение вскоре подошло к концу. Морсего, вероятно поняв раньше меня, что навести мосты взаимопонимания между нами и ними не удастся, с разочарованным видом прищурился и громко фыркнул, что, скорее всего, являлось проявлением презрения и враждебности. Затем он, уже не обращая на нас ни малейшего внимания, повернулся, схватил двух из трех своих убитых собратьев за руку и потащил их вверх по лестнице.

Мы в течение более чем минуты продолжали стоять как остолбеневшие, в абсолютной тишине, ожидая, что морсего вот-вот появятся снова. Однако этого не произошло. Мы всего лишь увидели, как из темноты появились черные руки, которые утащили третьего из убитых морсего за ноги вверх по лестнице, оставляя после него на ступеньках след из темной крови.

— Что… что это было? — первым нарушил молчание профессор.

— Мы едва не вступили с ними в контакт, — взволнованно прошептала Валерия.

— Ну да, — хмыкнула Кассандра. — Контакт между их зубами и нашими шеями.

— Это было… нечто невероятное, — продолжала шептать взбудораженная Валерия, на которую подобное появление морсего, судя по всему, произвело очень сильное впечатление. — Вы видели его глаза? В его взгляде чувствовался интеллект. Если подобрать подходящую методику и запастись терпением, то, думаю, можно наладить с ними контакт.

— О чем ты говоришь? — сердито перебил ее я. — Ты что, ничего не поняла? Как совершенно правильно сказал Иак, мы пробрались в их дом без разрешения и убили нескольких из них, а они ведь хотят только одного — чтобы их оставили в покое. Они знают, что если мы выберемся отсюда живыми, то вслед за нами сюда нагрянут и другие люди, а потому они будут всячески пытаться нас убить — ради того, чтобы выжить самим.

— Но они ведь, несмотря на всю их странность, все же люди… Они — уникальная раса, и одному только Богу известно, что мы могли бы от них узнать. Мы можем… нет, мы должны найти способ пообщаться с ними. Хоть какой-нибудь способ.

— Нет, дочь, — вмешался в разговор профессор. — Мне вполне понятны твои мотивы, но в данном случае Улисс прав. Единственное, что нам сейчас крайне необходимо, — это как можно скорее отсюда выбраться.

— Да нет же!.. — стала возражать Валерия с таким выражением лица, как будто мы закрывали глаза на очевидное. — Этот последний морсего не проявлял ни малейшей агрессивности. Можно с уверенностью сказать, что мы стали свидетелями их первой попытки сближения с нами.

Иак, к всеобщему удивлению, встал перед Валерией и посмотрел на нее суровым взглядом.

— Ты видеть только то, что ты хотеть видеть… — сказал он. — Морсего рождаться, чтобы убивать люди, вырывать их сердце! — Произнося эти слова, он изобразил пальцами, как когти морсего разрезают грудь и вырывают сердце. — И затем есть это сердце! — Туземец поднес воображаемое вырванное сердце к своему рту. — Если ты думать, что ты мочь говорить с они, ты ошибаться, ты умирать. Морсего вернутся. — Иак окинул взглядом всех нас. — Возможно, не сегодня, возможно, завтра, но они вернутся… и убить все.

И тут, словно бы в подтверждение слов Иака, со стороны лестницы донесся жуткий крик, в котором чувствовалась огромная неугасимая ненависть.

Мы окончательно осознали, что морсего снова придут по наши души и, если нам не удастся удрать из этого проклятого города, мы умрем — как умирали все те, кого заносило сюда сотни и тысячи лет назад.