Черный Город

95

Мы шли почти в одну шеренгу, пользуясь большой шириной этой странной галереи с пятиугольным сечением и чувствуя облегчение (по крайней мере его чувствовал я) — облегчение оттого, что мы наконец-таки покинем это подземелье, пусть даже в нем и было полно всяких диковинок и чудес. Впрочем, фиаско, которое мы потерпели, пытаясь вытащить череп из саркофага, привело нас всех в такое уныние, что мы ни о чем друг с другом не разговаривали и лишь молча шагали, освещая себе дорогу фонариками.

Наше психическое состояние претерпело за последние несколько минут резкие трансформации: сначала нас охватило волнение, вызванное нашей удивительной находкой, затем его сменил безудержный восторг по поводу огромного значения этой находки, но в конце концов мы оказались повергнуты в глубочайшее уныние, потому что поняли, что не сможем взять с собой ни одного доказательства нашего величайшего открытия.

Мы вполне наглядно убедились в том, что не сумеем забрать сейчас отсюда ни одного фрагмента мумий инопланетян, и нам было, конечно же, понятно, что, даже если бы мы постарались поплотнее закрыть крышки саркофагов, эти мумии вряд ли уцелеют, когда все здесь будет затоплено водой. Все это нас очень сильно удручало, а тут еще опять сцепились в словесной перепалке Валерия и Кассандра, и, если бы мы общими усилиями их не разняли, они бы, наверное, подрались.

Мексиканка — надо признать, вполне обоснованно — упрекнула Валерию в том, что та не прислушалась к ее предупреждениям и, руководствуясь одним лишь личным интересом и стремлением к славе, попыталась унести с собой мумию, что, как все видели, привело к крайне негативным последствиям. Валерия в ответ заявила — и вполне аргументированно, — что она не могла не попытаться забрать отсюда хотя бы одну мумию, пусть даже обстоятельства этому и не благоприятствовали, потому что данная находка имеет уж очень важное значение для того, чтобы можно было попросту бросить ее здесь на произвол судьбы.

Конечно же, обе женщины были в чем-то правы, но при этом они проявили такую несговорчивость и откровенную неприязнь по отношению друг к другу, что убедить их прийти к какому-то компромиссному мнению оказалось попросту невозможно, а потому нам пришлось ограничиться тем, что после их пятиминутного разговора, в ходе которого они бросали в адрес друг друга такие обвинения, ругательства и оскорбления, от которых покраснел бы даже не отличающийся особой застенчивостью шоферюга, мы заставили их перестать орать, а потом не позволяли им подходить друг к другу близко, надеясь, что кровь у них обеих постепенно охладится, так и не достигнув точки кипения.

Когда страсти наконец понемногу улеглись, мы, посовещавшись, пришли к выводу, что делать нам в этом подземном помещении больше нечего, и уныло побрели все вместе к выходу…

Я шел, рассеянно глядя себе под ноги и размышляя над тем, какую роль могли сыграть эти инопланетяне в истории человечества. Я так глубоко задумался, что не сразу заметил, что все мои спутники резко остановились, и только после того, как кто-то схватил меня за руку и тем самым вывел из задумчивости, я вынужден был оглядеться по сторонам.

Причина, по которой мои спутники остановились как вкопанные у самого входа в «золотой зал», заключалась в том, что этот «зал», ранее представлявший собой почти пустое помещение, посреди которого находился заваленный скелетами окровавленный идол, теперь был не таким уж и пустым: в нем двигалось туда-сюда множество существ с черной кожей и острыми клыками, причем из-за царившего в этом «зале» полумрака нам было трудно даже приблизительно определить, сколько же этих существ в нем собралось, — то ли пара сотен, то ли еще больше.

Все эти морсего напряженно выжидали — выжидали так, как выжидает стая хищников, готовая стремительно наброситься на свою добычу.

Мы и морсего, представители двух разных рас, смотрели друг на друга, и мне подумалось, что единственное, что отделяет нас от гибели, — это свет фонариков и факелов, заставляющий наших противников держаться на расстоянии. Свет фонариков и факелов, которым осталось гореть совсем недолго.

— Откуда их взялось так много? — пробормотал Клаудио. — Никогда не думал, что… — Он не договорил и замолчал.

— Главный вопрос для нас сейчас — это как отсюда выбраться, — тихо сказала Валерия. — Они окружили статую и вряд ли позволят нам подойти к веревке.

— Нам придется попытаться к ней пробраться, — тоже тихо произнесла Касси. — Другого выхода у нас нет.

— Мы могли бы выбраться отсюда по тем туннелям, по которым Улисс… — предложила Валерия.

— Даже и не мечтай, — резко перебил ее я. Эти слова были сказаны чуть громче, однако этого вполне хватило для того, чтобы морсего, стоявшие к нам ближе всего, начали рычать. — Мы наверняка заблудимся, и они переловят нас одного за другим, как кроликов.

— Ну хорошо, как скажешь.

— Касси права — выход у нас только один.

— Но как мы сможем пробраться к веревке? — спросил профессор.

— Ответ на этот вопрос — очень простой, — сказал я, поворачиваясь к нему, — потому пробраться к ней мы можем только одним способом…

Я бросил факел прямо в толпу морсего, жаждущих крови, навел на них одной рукой свой автомат и, достав другой рукой из кармана бенгальскую свечу, зажег ее при помощи зажигалки. Затем, ухмыльнувшись, я поднял ее высоко над головой.

Мои спутники, тут же поняв, что бенгальские свечи — наша единственная надежда, последовали моему примеру. «Золотой зал» наполнился красноватым светом. Сбившись в плотную группу, плечо к плечу, мы начали медленно продвигаться к каменной статуе. Размахивая бенгальскими свечами, мы проложили себе дорогу через толпу злобных морсего, которые, отступая в сторону, держались от нас на расстоянии метров четырех, не больше. Они разъяренно скалили зубы и время от времени наносили удары по воздуху своими лапами с острыми как нож когтями — когтями, которые тысячи лет назад представляли собой обычные человеческие ногти.

Но даже находясь в непосредственной близости от них, я не сумел толком рассмотреть этих существ. В их внешности, безусловно, имелись человеческие черты, однако вытянутый череп, длинные и необычайно сильные конечности и выступающие вперед клыки заставляли сомневаться в том, что мы с ними произошли от одного предка.

Мы шли очень медленно, напоминая подразделение тяжеловооруженных древнеримских легионеров, через это скопище оскаленных зубов и вытаращенных глаз. Морсего, отпрянув в разные стороны перед нами, тут же снова смыкались в единую массу за нашими спинами. Они окружали нас со всех сторон подвижным кольцом, которое, как нам казалось, становилось все ýже и ýже.

— Они неудержимо подступают к нам, — прошептала Кассандра.

— Я вижу, — ответил я, стараясь говорить абсолютно спокойно и сохранять выдержку. — Не останавливайся, иди вперед.

— Я уже начинаю сомневаться, что мы сможем отсюда выбраться… — сказал слегка дрожащим голосом аргентинец.

— Нам осталось совсем немного. Ты только заставляй их держаться на расстоянии.

Когда я произносил эти слова, мы уже взбирались на груду черепов и костей, которая, словно какая-то жуткая юбка, покрывала статую до пояса, и водили при этом бенгальскими свечами из стороны в сторону — так делают дрессировщики, находящиеся в клетке с переставшими слушаться тиграми. Морсего тем временем смотрели на нас снизу с возрастающим гневом, как будто мы, святотатственно проникнув на их территорию, еще и осквернили самое священное место в забытом всеми городе. Их рычание перешло в громкий рев, они все более решительно ударяли своими лапами по воздуху, по-прежнему приближаясь к нам. Я даже заметил, как один из них, прикрыв глаза одной рукой, подался всем телом вперед и рубанул когтями по воздуху уже совсем близко от нас.

— Быстрее! — воскликнула Валерия, увидев, как когти этого морсего рассекли воздух в каких-нибудь десяти-пятнадцати сантиметрах от ее ноги. — Они постепенно перестают бояться бенгальских свечей!

— Нужно открыть по ним огонь! — крикнул в ответ Клаудио, впадая в панику.

— Не надо, подождите! — громко одернул его я, стараясь перекричать нарастающий рев морсего. — Как только мы это сделаем, они набросятся на нас, и тогда нам всем конец! Стреляйте только в самом крайнем случае!

Мы с большим трудом — спиной вперед — забрались на груду черепов и костей, перемещаясь внутри образуемого нашими бенгальскими свечами круга красного света, едва-едва сдерживающего натиск бесчисленных морсего, горящих желанием разорвать нас на мелкие кусочки. Мы были похожи на трехсот спартанцев, обреченных на гибель, но при этом решивших заставить врагов дорого заплатить за их, спартанцев, жизни, однако про наш подвиг никто не написал бы в летописи и про него никто не снял бы, как водится, все перевирающий кинофильм.

— Ну давайте, хватайтесь за веревку и лезьте наверх! Ну же! — крикнул я, напрягая легкие. — Профессор! Вы и Анжелика полезете первыми!

— Нет! — ответил профессор. — Первой полезет моя дочь!

— Перестаньте болтать глупости и лезьте побыстрее вверх! — С этими словами я зажег свою вторую — и последнюю — бенгальскую свечу, потому что первая уже догорела, однако морсего боялись излучаемого горящими бенгальскими свечами красноватого света все меньше и меньше, а потому мне стало понятно, что еще немного — и мне придется начать стрелять. — Быстрее, у нас очень мало времени! Все остальные — сразу же лезьте за Анжеликой и профессором по веревке вверх! Ну-ка, живо!

На этот раз спорить со мной никто не стал, однако, когда я оглянулся и увидел, как Анжелика хватается обеими руками за веревку, чтобы начать карабкаться по ней к вершине статуи, откуда-то сзади неожиданно появился один из морсего. Воспользовавшись секундным замешательством, которое вызвало его появление у бразильянки, он подскочил к ней и с силой резанул своими острыми как нож когтями по ее животу, вспарывая плоть.

Прежде чем я успел как-то на это отреагировать, морсего, злобно оскалившись, собирался уже наброситься на профессора, стоявшего менее чем в метре от Анжелики, но в тот же миг раздался грохот автоматной очереди, и морсего отлетел назад, как будто на него набросили сзади аркан и затем очень сильно дернули.

Из ствола автомата Валерии поднялась к потолку струйка белого дыма.

Схватка с морсего, похоже, становилась неизбежной.

На пару секунд, показавшихся мне бесконечно долгими, грохот выстрелов сменился неправдоподобной тишиной, воцарившейся во всем этом огромном подземном помещении.

Морсего, замерев как парализованные, дружно замолчали.

Никто из нас шестерых тоже ничего не говорил и не двигался. Мы боялись нарушить воцарившуюся тишину.

Это было затишье перед бурей.

Еще несколько секунд — и мы, пусть даже у нас и имелись автоматы, все будем зверски убиты.

— Экономьте патроны… — вот и все, что я додумался сказать, бросая бенгальскую свечу и хватая свой автомат обеими руками.

По толпе морсего прокатился рев гнева и ненависти, и они ринулись на нас, словно большая беснующаяся толпа.