Черный Город

108

— Тот конец дирижабля привязан крепко? — громко спросил я.

Касси, стоя у противоположного конца дирижабля, подняла руку и сложила большой и указательный пальцы колечком, тем самым сделав используемый аквалангистами знак, что все в порядке.

Я мысленно проанализировал все наши последние действия, понимая, что есть большая — даже очень большая! — вероятность того, что в самый последний момент все наши усилия могут закончиться полным провалом из-за какой-нибудь неучтенной мелочи. Поэтому, хотя вечер постепенно трансформировался в ночь, не сулящую нам ничего хорошего, я не отваживался перейти к последнему пункту своего плана до тех пор, пока мне не станет ясно, что я не упустил из виду абсолютно ничего.

Концы четырех из тех строп, которые профессор с Кассандрой и Валерией умышленно не стали отрезать от краев куполов, чтобы к дирижаблю можно было привязать подвесные системы, — а также привязать к чему-нибудь и сам дирижабль, дабы он не «удрал» от нас в небо, — теперь были прикреплены при помощи лиан к большим камням и растущим поблизости деревьям. Пять из отрезанных от парашютов подвесных систем мы привязали к некоторым из не задействованных для удержания дирижабля и находящихся в его нижней части строп, а все ранее отрезанные, но не использованные при сшивании куполов стропы, теперь сплетенные в виде сетки с большими ячейками, закрепили на верхней части полотна, что, по моему мнению, должно было придать всей конструкции надлежащую прочность.

«Ну что ж, хорошо, — мысленно сказал я сам себе, уже в который раз перебрав в уме все, что нужно было сделать. A, alea jacta est[80]».

— Проф! Валерия! — крикнул я. — Открывайте клапаны!

Профессор и его дочь тут же начали открывать клапаны первых двух баллонов, которые мы еще заранее с большим трудом установили в вертикальное положение.

Газ начал очень быстро выходить из баллонов, заставляя полотно, сшитое из куполов парашютов, сильно дергаться — как будто внутри этого огромного разноцветного кокона находилась такая же огромная бабочка, вдруг решившая разорвать его и выбраться наружу.

Как только водород в первых двух баллонах закончился, профессор и Валерия стали открывать клапаны на следующих двух. Они делали это медленно, иначе чрезмерно сильный напор газа мог разорвать материю. Затем очередь дошла до третьей пары баллонов, до четвертой, до пятой… Постепенно то, что минуту-другую назад представляло собой всего лишь валяющееся на земле огромное полотно, начало приобретать округлую форму — поначалу довольно неказистую и непропорциональную, а затем уже более-менее правильную, пока наконец не поднялось в воздух и не стало похожей на гигантскую толстую сигару.

Мне, правда, эта «сигара» также казалась похожей на огромную гусеницу, которая по какой-то не известной никому причине и вопреки всякому здравому смыслу умеет летать.

— Получилось! — воскликнул профессор голосом, в котором чувствовалось больше удивления, чем радости.

— Не могу поверить своим глазам, — недоверчиво покачала головой Валерия, поднимая взгляд и смотря на то, как самодельный дирижабль, наполненный немецким водородом, хранившимся в баллонах в течение нескольких десятков лет, приподнялся над землей и, заставив натянуться стропы, которыми он был привязан, застыл на высоте около трех метров.

Гораздо больше энтузиазма по данному поводу проявила Кассандра: она, не произнеся ни слова, восторженно бросилась мне на шею и, к моему удивлению, поцеловала меня в щеку.

Как только «дирижабль», если так можно было назвать эту конструкцию, у которой не имелось ни руля, ни вообще чего-либо такого, чем ею можно было бы управлять, уже был надут до максимума (причем мы израсходовали водород не изо всех баллонов, вследствие чего мне пришлось почувствовать на себе укоризненные взгляды своих друзей, осознавших, что им пришлось выполнить лишнюю работу) и стал вяло покачиваться в воздухе над нашими головами, мы ввели Анжелике последнюю остававшуюся у нас дозу морфия и привязали к дирижаблю носилки, к которым была привязана она сама. Затем мы помогли профессору получше усесться в предназначенной для него подвесной системе (мой старый друг, побледнев от страха перед предстоящим полетом на подобном летательном аппарате, тут же вцепился мертвой хваткой в стропы и закрыл глаза). Вслед за профессором уселись в своих подвесных системах Кассандра и Валерия. Когда очередь дошла до Иака, тот посмотрел на меня каким-то странным взглядом.

— Ты хотеть, чтобы я лететь вот на это? — спросил он, показывая на дирижабль с таким видом, как будто это была какая-то неудачная шутка.

— Ну да, — ответил я. — Мы ведь его для этого и сконструировали, разве не так? Или ты думаешь, что мы возились с ним просто для того, чтобы как-то провести время?

Туземец отрицательно покачал головой.

— Нет. Этот… штука быть только для вы. Я уходить отсюда пешком, через сельва.

— Ты что, забыл про морсего? Они будут гнаться за тобой даже после того, как ты покинешь этот город.

— Это не быть проблема. Я убегать от морсего по сельва, я быть более умный.

— Ну конечно, ты намного умнее их, но для тебя будет безопаснее улететь отсюда вместе с нами. В воздухе морсего до нас уж точно не доберутся.

Иак, подняв глаза, окинул взглядом самодельный летательный аппарат, который, казалось, хотел рвануть отсюда куда-нибудь в направлении Луны, а потому аж до предела натягивал путы, не позволяющие ему этого сделать.

— Нет, — сказал, усмехнувшись, Иак. — Я не лететь.

— Пусть тебя не смущает его неказистый вид, — в последний раз попытался я убедить туземца, хотя уже понял, что сделать это мне не удастся. — Согласно статистическим данным, лететь на самолете — намного безопаснее, чем ехать на велосипеде.

Иак пристально посмотрел на меня и сказал:

— Я быть туземец, а не быть идиот.

Показывая на дирижабль, он добавил:

— Это даже не быть похожий на самолет. Я уж лучше бороться с сорок морсего, чем лететь на этот штука.

— Ну хорошо… — сдался я. — Обещаю тебе, что, как только мы вернемся в цивилизованный мир, мы расскажем обо всем, что нам здесь довелось увидеть, добьемся отмены затопления этого района и тем самым спасем твою деревню. Все это, кстати, произойдет благодаря тебе, и… — я, расчувствовавшись, крепко обнял Иака, — и когда мы встретимся снова, ты уже наверняка будешь великим вождем своего племени.

Хотя наступили сумерки, мне показалось, что по щеке туземца потекла слеза. Мы с ним снова крепко обнялись.

— Muito obrigado[81], — сказал Иак, делая шаг назад и окидывая взглядом моих друзей, которые наблюдали за нами, слегка покачиваясь в своих подвесных системах.

Затем наш проводник помахал рукой и, не говоря больше ни слова, исчез в зарослях, неся с собой лук, стрелы и сумку — незатейливое имущество, с которым он собирался провести полную опасностей ночь в джунглях.

— Muito obrigado, — сказал я в ответ шепотом, которого туземец услышать, конечно же, не мог, и мысленно помолился о том, чтобы все, о чем я ему только что сказал, и в самом деле сбылось.

Обернувшись затем, я увидел, как на меня вопросительно смотрят три пары глаз.

— Я не смог его убедить, — сообщил я, отрицательно покачав головой.

Избегая их взглядов, я подошел к предназначенной для меня подвесной системе, свисающей с дирижабля в его хвостовой части (хотя, пожалуй, одному только Богу было известно, хвостовая ли это часть или же носовая) и, аккуратно в ней усевшись, взял правой рукой нож и поднял его вверх, а левой рукой схватил самую ближнюю из четырех строп, соединявших дирижабль с землей.

— Готовы? — крикнул я.

— Я готова!

— И я готова!

— Я не готов! Я вообще не полечу!

— На счет «три» перерезаем стропы! — крикнул я, видя, что все остальные — даже уже было начавший впадать в панику профессор — последовали моему примеру и приготовились перерезать оставшиеся три стропы, каждый свою.

Солнце уже почти зашло за линию горизонта, а потому больше медлить мы не могли.

Я сделал глубокий вдох и, мысленно попрощавшись с пирамидами, храмами и разорванными на части человеческими телами, стал считать:

— Раз!.. Два!.. Три!

Мы все четверо одновременно перерезали четыре стропы, соединявшие наш самодельный летательный аппарат с землей, и наполненный водородом дирижабль, освободившись от пут, резко рванулся вверх и поднялся на пару десятков метров. Несколько секунд спустя он, однако, вдруг начал медленно опускаться, пока снова не оказался почти у самой земли.

Улетели мы, получалось, совсем недалеко.