Черный лис. Том 1

Глава 13

Вверх, вверх по серпантину. Двигатель ревёт, эхо отражается от серых скал и валится в пропасть. Под толстую кожаную куртку проникает промозглый холод.

Острые запахи леса проникают под шлем и кружат голову.

Развалины храма встают впереди неожиданно. Покосившиеся ворота, когда-то выкрашенные красной краской, теперь облупились, внутренний двор густо порос шиповником и плющом.

Сакура притормаживает на мгновение, и снова дает газу.

Теперь мы едем по узкой тропинке. Она извивается среди исполинских валунов, пересекает горные ручьи и канавы.

На мой взгляд, здесь и пешком-то можно ноги переломать. Но девчонка управляет байком уверенно, и мы мчимся, почти не притормаживая.

В какой-то момент я ловлю себя на том, что судорожно обнимаю её талию, прижимаюсь к спине, и стараюсь лишний раз не глядеть по сторонам.

Постарался расслабиться.

А потом наступил миг, когда мотоцикл вырвался из леса, и перед нами раскинулось пустое, залитое предзакатным солнцем, море травы…

И мы едем дальше, пересекаем желтое волнующееся море, рядом с колёсами то и дело вспархивают коноплянки, и большие сине-зелёные стрекозы.

Сакура останавливается на небольшой площадке, усыпанной плотным серо-коричневым щебнем. Пахнет нагретыми солнцем камнями и хвоей.

Вид с площадки потрясающий: холмы, долина с яркими пятнами деревушек, и дальше — бескрайняя голубая синь.

— Правда, красиво? — Сакура сняла шлем, светлые завитки волос прилипли ко лбу. — Мы называем это Сёто Найкай, — она повела рукой вокруг.

— А что там за белые круги? — море было покрыто словно воронками из белой пены. С такого расстояния я не мог понять: это игра света на волнах, или обман зрения.

— Водовороты Наруто, — Сакура не отрывала взгляда от горизонта. — Приливы и отливы создают такую разницу в высоте воды, что закручиваются воронки.

Стоя здесь, на открытой всем ветрам крошечной площадке, я вдруг почувствовал, как в груди расправляется какая-то пружина. Тяжесть, которую я ощущал все эти дни, вдруг исчезла, растворилась в окружающей красоте.

Я вдохнул полной грудью и улыбнулся — сам не знаю, чему.

— Эй, Курои-кун, — Сакура толкнула меня локтем в бок. Даже сквозь плотную куртку локоток у неё был твёрдый и очень острый. — Наш мир не так уж просто сбросить с орбиты, а? Твоему Шиве придётся очень постараться.

Повинуясь порыву, я обнял Сакуру за плечи и легонько притянул к себе.

— Я тоже начинаю так думать.

И это была чистая правда. Чувствовалась в Тикю какая-то особая незыблемость. Что-то, что внушало надежду: для того, чтобы опрокинуть этот мир, одного рычага не хватит.

Налюбовавшись видом, Сакура отвела мотоцикл к густым зарослям жимолости и закатила под них, в уютную пещерку, образованную ветками с длинными листьями и крупными, подёрнутыми сизым налётом, ягодами.

— Когда приезжаю к дедушке, всегда оставляю машину здесь, — пояснила она.

Я ничего не мог понять. Какой дедушка? Где?.. Вокруг — только горы и ущелья, на дне которых грохочут бурные потоки.

— Идём, — позвала Сакура. — Нас ждёт долгий путь.

И она раздвинула ветки…

Издалека казалось, что белёсый шрам, прочертивший гору сверху донизу — природного происхождения. Оползень, или промоина, оставленная весенним паводком.

Но теперь, подойдя вплотную, я убедился, что это — ступени. Лестница была древняя, как сама земля. Серая, поросшая вьюнком и белыми зонтиками болиголова, она тянулась к вершине горы, стоявшей как бы наособицу, отдельно от других.

— Нам туда? — задрав голову, на всякий случай уточнил я.

— Ага, — Сакура уже начала подниматься. — Не отставай.

Ступени были высокими, что заставляло непривычно задирать ноги. Через пару минут такого подъёма мышцы заныли. Ещё через пять — сбилось дыхание.

А конца лестницы даже видно не было. Она рисовалась, как серая нить, уходящая в бесконечность.

Примечательно: Сакура скакала по ступеням, как молоденькая козочка. Дыхание в норме, ни малейших признаков пота…

— Говорят, эту лестницу построили старые люди, — вдруг сказала девчонка.

Я был рад отвлечься, и с радостью поддержал разговор.

— Старые?

— Ну, не в смысле — старики. Просто древние.

— А зачем?

— Увидишь, когда доберёмся.

— А долго ещё?

Сакура бросила на меня короткий взгляд.

— Когда-то я ненавидела эту лестницу, — сообщила она.

— Почему?

— Это ты тоже узнаешь позже.

— Не слишком ли много загадок?

— Просто так всего не объяснить, — она взяла меня за руку и потянула за собой. — Проще увидеть. Правда. Не останавливайся, Курои-кун. Будет хуже.

Это я понимал: мышцы от непривычной работы забьются, и вообще откажутся сотрудничать.

В какой-то миг я решил, что сейчас упаду. В глазах потемнело. Ступни жгло, как огнём, а грудь словно сдавил железный обруч.

Но как-то я перетерпел.

Выказывать слабость перед девчонкой не хотелось, и где-то внутри разгоралась искра упрямства: если может она — могу и я.

— Она называется лестницей в небеса, — сказала Сакура.

— Знаешь, я почему-то так и подумал.

— Нет, ты не понял… — она ещё и смеялась. — Смотри!

Сделав широкий-преширокий шаг, Сакура прыгнула сразу на пять метров. Затем — ещё раз и ещё… Носки её ботинок едва касались ступеней, тело сделалось лёгким, как у бабочки.

— Увидимся наверху… — и она упорхнула.

А я продолжил поднимать ноги — сначала одну, затем другую.

Солнце сдвинулось заметно левее, когда я наконец увидел вершину. Куртку я снял, майкой повязал голову — лысую макушку нещадно припекало.

Пот тёк по спине, по груди, во рту была пустынная сушь, а ног я уже не чувствовал. Просто какие-то распухшие болванки, которые зачем-то прикрепили к моему туловищу…

С трудом вскарабкавшись на последнюю ступеньку, пару минут я ничего не видел. Уперев руки в колени, опустил голову, и чувствуя, как с кончика носа в на траву капает пот, ждал, чтобы исчезли цветные круги перед глазами.

Потом выпрямился, майкой обтёр лицо, бока, и надел куртку на голое тело — ветер был довольно пронзительным.

Здесь, наверху, было гораздо больше неба. Оно изгибалось зеленоватой нефритовой чашкой, словно отделяя гору от всего остального мира.

Тишина буквально пригибала к земле. Высоко над головой парил орёл.

И здесь было пусто. Никто и ничто не шевелилось на этой голой, как лысая черепушка, вершине.

Я завертел головой. Что-то не сходится. Здесь должна быть хотя бы Сакура — ведь она убежала вперёд. А ещё этот мифический дедушка…

Краем глаза я вдруг ухватил движение. Словно дымка: вот она здесь — а вот уже и рассеялась… Это как если бы смотреться в зеркало, но стоять к нему боком. Причём, в зеркале этом отражается всё, кроме тебя самого.

Что-то здесь не так, — интуиция посланника встала на дыбы. — Что-то происходит прямо сейчас, а я не могу уловить — что.

Вытянув руки, ощупывая пальцами воздух перед собой, я пошел вперёд. Словно слепой, оставшийся без поводыря. Передо мной не было ничего: ни тропинки, никакого доказательства того, что здесь что-то есть. Только несколько валунов и скорченные между ними заросли можжевельника.

Голую площадку, которой являлась вершина горы, я преодолел в несколько шагов, и замер на другой стороне. Обрыв. На дне — неслышный отсюда ручей.

Но когда я повернул голову, перед глазами мелькнул образ. Домики с загнутыми углами крыш, бамбуковые фонтанчики, посыпанные белым песком дорожки…

И всё это было прямо здесь, на горе — никакого обрыва!

Как во сне, промелькнули кадры недавнего прошлого: колибри над ладонью оператора, громадный дракон за окном офиса, призрачный сгусток энергии в моей ладони…

Задержав дыхание, я шагнул в пропасть.

Конечно же, это испытание. Испокон веков одни люди испытывают других: на вшивость, на прочность, на сообразительность… На веру.

Думаю здесь, на Тикю, испытания имеют особый смысл: слабый телом и духом не сможет управлять эфиром.

И так как Сакура везла меня именно к сэнсэю, узнать, чего я стою ещё до начала учёбы, очень предусмотрительно.

Как и следовало ожидать, я не упал.

Нет, не так: к счастью, я не ошибся, и не рухнул в пропасть. Хотя и испытал головокружительный, захватывающий миг ужаса: в том месте, где начинался иллюзорный обрыв, была довольно крутая ступенька, и шагнув с неё, я в буквальном смысле успел увидеть всё своё прошлое.

Домики, фонтаны и посыпанные белым песком дорожки — всё было правдой. На веранде главного дома, под красным черепичным навесом — плошки с карликовыми деревцами. Они создавали мини-сад, с круглым озерком в деревянной кадушке.

По чёрной воде

Одинокая белая лилия

Плывёт.

— А вот и Курои-кун, дедушка, — звонкий голос вывел меня из созерцания.

Сакура успела переодеться: традиционное кимоно оттенка увядших лепестков сливы, широкий пояс в цвет глаз, в волосах — гроздь белых камелий, губы тронуты помадой. Я её не узнал. Думал, это искусно сделанная статуя, произведение искусства. Чудесное, недоступное.

Рядом стоял тип в белом халате. Приземистый, широкий в кости, с крупными чертами лица — я бы ни за что не назвал его стариком. Несмотря на белые, с оттенком серебра волосы, выглядел тип лет на тридцать пять — сорок.

— Здравствуйте, — почему-то я решил протянуть ему руку вместо того, чтобы кланяться. — Меня зовут Курои.

— Сергей Ильич, — тип ответил на рукопожатие и улыбнулся. — А внучка не ошиблась: вы очень интересный образчик, Курои.

Рассматривал он меня так, словно я был доселе неизвестным и очень забавным видом кролика.

— Так что, деда, возьмёшься? — спросила девчонка. Она доверчиво и нежно держала "старика" за руку.

— Можно, — кивнул Сергей Ильич. — Коли не испугается.

— Он прошел Завесу, — напомнила Сакура.

— Это было нетрудно, — отмахнулся дед. Говорили они так, словно меня рядом не было. — Симпатичный же малый, — продолжил Сергей Ильич. — Жалко будет, если пропадёт.

— Я не пропаду, — я применил Голос. Подстроил тембр, громкость, напор — так, чтобы слова мои звучали непререкаемо. — Вы должны обучить меня.

Было видно, что деда мой тон зацепил. Он вскинул кустистые брови, на тёмном лице похожие на два куска ваты. Сверкнул яркими, небесно-голубыми глазами…

— Что и кому я должен, молодой человек, вас не касается, — негромко сказал он. — Так что прекратите пробовать на мне ваши жалкие умения.

Жалкие?..

— Отныне у нас очень простые отношения: я — учитель, ты — ученик. Моё слово для тебя — закон. Я говорю — ты делаешь. И рот открываешь только тогда, когда я скажу. Ну, и чтобы поесть, конечно. От худобы надо избавиться в первую очередь.

Резко развернувшись на пятках, дед пошел прочь — прямой, как палка. Со спины было видно, какие широкие у него плечи.

Обиделся. Зря я поторопился…

— Не робей, Курои-кун, ты ему понравился, — подмигнула Сакура.

— А видно, что я боюсь?

— Аж поджилки трясутся, — расхохоталась девчонка. — Не расстраивайся: дедушка на всех производит такое впечатление.

— Я не расстраиваюсь.

Внезапно я и вправду ощутил себя ребёнком. Маленьким, напуганным и одиноким. Передо мной раскинулся огромный незнакомый мир, и как он ко мне отнесётся — зависит только от меня.

Удивительно, но эта мысль приободрила. Посмотреть на свою жизнь глазами ребёнка — не каждому выпадает такой шанс.

Цени то, что тебе даётся, Чёрный Лис. Иногда этого достаточно.

— Пойдём, я тебе всё покажу, — схватив меня за руку, девчонка побежала по дорожке, разбрасывая песок. В узком кимоно она двигалась, как танцовщица. Столько было достоинства, изящества в развороте плеч, в том, как она придерживала длинный подол…

Неужели ей всего пятнадцать? — на мгновение в ней мелькнула тень той женщины, которую я видел у трейлера.

Если Фудзи её не замечает — то он дурак.

…Пройдя сквозь выкрашенную красным лаком пагоду, мы оказались во внутреннем дворике. Довольно обширном, надо сказать.

Я замер, как вкопанный.

— Мы так не договаривались, — слова сорвались прежде, чем я успел подумать.

На светлых плитах, опушенных по краям тёмным мхом, сидело около дюжины девчонок и мальчишек. Некоторые читали какие-то свитки. Другие, закрыв глаза, делали что-то руками — словно складывали невидимые головоломки. Третьи вообще не шевелились: казалось, они спят. Но когда я подошел ближе, увидел бешеную работу мелких мускулов. Детей словно всё время били разряды тока. Лица их были бледными, губы — синими. Сквозь мелкие трещинки проступала кровь…

— Что тебе не нравится? — Сакура говорила тихо. Казалось, она боится нарушить сосредоточенность учеников.

— Это же просто школа! Я что, должен заниматься вместе с детьми?

— Это не школа, — строго поправила Сакура. — Мы называем это место Храмом Тысячи Ветров. И кроме того: ты сказал, что согласен учиться ходить, — Сакуру моё недовольство не обидело. Но в глазах девчонки я увидел что-то… Что неуловимо понижало меня в её личной табели о рангах. — Не нравится — можем прямо сейчас спуститься с горы, и я отвезу тебя к Фудзи. Выбор должен сделать ты, и никто другой.

Я отвернулся и стал смотреть на деревья. С этой стороны никакого забора не было, и лес начинался прямо за площадкой, на которой занимались дети.

Лес был старый. Стволы буков, клёнов и дубов были куда толще, чем те, что попадались нам по дороге. Подлесок был таким густым, что казался сплошной чащей. Из которой на меня кто-то смотрел…

— Я не отказываюсь учиться, — повернувшись к Сакуре, я взял её за руку. И удивился: какая твёрдая, с жесткими мозолями у неё ладошка… — Извини, я просто растерялся. Не ожидал, что здесь будет кто-то ещё.

— Дедушка — очень необычный сэнсэй, — ответила Сакура. Руку она осторожно отняла, и спрятала в рукав кимоно. — Методика обучения, которую он разработал, в десятки раз сокращает процесс обучения. К сожалению, процент отсева тоже очень высок, — девчонка говорила фразы, словно давно заученные наизусть. Но это нисколько не умаляло их значимости. — И есть люди. Такие, как ты, например. Готовые рискнуть.

— Потому что не хотят тратить годы на обучение в обычной школе?

— Скорее те, — она говорила медленно, подбирая каждое слово. — Кого в "обычные школы" не берут. Понимаешь… — она помолчала. — Вы с Фудзи — даймё. Для вас открыты двери любых вузов в мире — стоит только захотеть. Но ещё есть такие, как я. И как они, — Сакура посмотрела на учеников. — Никто не примет их в государственную школу Начал. А в частную им поступить попросту не по карману.

— Аристократы и бедняки? — спросил я. — Одним всё, другим — ничего? Знакомая картина.

— Не всё так плохо, — улыбнулась Сакура. — Любой ребёнок в Ямато может получить обычное образование. Самое лучшее, которое позволят его ум и терпение. И даже стать умэем — использовать эфир без инициации. Вот, например, повара: почти все они — умэи шестого дана. Многие считают, что хорошая кухня без влияния эфира вообще невозможна.

— Но сэнсэем может стать только аристократ, — кивнул я. — Хорошо, я понял. Твой дед — революционер. Тайно обучает пролетариат, чтобы когда-нибудь тот смог сбросить иго аристократии.

— Ничего ты не понял, — выдохнула Сакура. — Но это не страшно. Поймёшь потом. Если выживешь.

А я вдруг вспомнил, как она применила "крик баньши" — тот противный звук, от которого из ушей идёт кровь. Сакура сказала, этому её научил дед…

— Скажи-ка, а ты тоже училась… здесь? — я повёл рукой над площадкой.

И тут заметил, что один парнишка — рыжий, с волосами, связанными в тощую косичку, начал заваливаться на бок.

Не думая, я бросился к нему, упал на колени и успел подхватить его голову в тот миг, когда она должна была удариться о плиты.

Глаза пацана закатились, на губах выступила пена. Его с ног до головы потряхивало, тело было покрыто липкой плёнкой холодного пота.

— Что происходит?

Сакура тоже оказалась рядом. Опустившись на колени, она положила руку мальчишке на лоб и прикрыла глаза.

— У него кризис.

— Что это значит?

— Сейчас в его теле борются несколько стихий. Он не справился, хапнул слишком много. И они овладели его душой. Если он сумеет взять себя в руки, прекратит панику и сосредоточится — выживет.

— А если нет?..

Сакура молча пожала плечами.

— Стихии — очень серьёзный противник, — наконец сказала она. — А как говорит мой дедушка, слабый герой не вывезет большую пьесу.

— Хочешь сказать, помогать ему нет смысла?

— Стихии не оставят его в покое. Он или победит их, или они его уничтожат. Сейчас, или в другой раз — не важно.

— Жестокая философия, я бы сказал.

— Он знал, на что идёт. Каждый из здесь присутствующих сделал свой выбор: всё, или ничего.